а они отвечают, как в знаменитом анекдоте: «Я принимал, но не до еды, а после, и не три раза в день, а один, и не лекарства, а ванну».
Если в случае с врачами мы понимаем всю абсурдность ситуации, то, когда речь заходит о педагогах, я очень часто сталкиваюсь с аналогичным отношением, которое никого не смущает.
Не подумайте, я полностью поддерживаю желание вникнуть в процесс, порой поспорить, чтобы найти истину, и не призываю к тому, чтобы ученики беспрекословно выполняли требования учителей. И тем не менее очень важно, чтобы после выбора ребенку педагога вы доверяли ему, как и в случае с врачом.
Когда я училась в последних классах школы, однажды пару месяцев мне пришлось ходить одновременно к трем педагогам. Руководила всем моя главная учительница, которая, будучи уже очень пожилой, не могла взять на себя весь процесс работы. Так вот, все они были прекрасными учителями, но я запомнила эти месяцы как время, когда мне в основном приходилось заниматься тем, что придумывать, как никого не подставить, отвечая на (риторический на самом деле) вопрос: «Как тебе только в голову пришло выбрать такие дрянные пальцы?» Да, моя учительница любила сильные выражения. А еще она любила выбирать аппликатуру самостоятельно, но как я могла сказать ей, что эти пальцы выбирала вовсе не я? Более того, на этой неделе мне уже поменяли их парочку раз.
Когда в конце года я отправилась на мастер-класс к четвертому педагогу… скажу так, никогда больше я не чувствовала так глубоко смысл выражения «У семи нянек дитя без глаза».
Вывод, к которому я тогда пришла, достаточно прост: у нас есть иллюзия, что чем больше педагогов и информации из разных источников, тем лучше. С одной стороны, это так, но важно понимать, что магистральную линию должен вести кто-то один. Вот этому одному педагогу важно доверять. Под этим я подразумеваю в том числе и совместное обсуждение занятий с возможностью уточнить, зачем мы делаем то или это, какое у педагога мнение о такой и такой концепции и т. д., а не ситуацию, когда, не давая преподавателю ни малейшего шанса, родитель или сам ученик решают выполнять рекомендации избирательно: «Мы решили не играть этот этюд».
Уже во взрослом возрасте я поняла, что даже профессиональным музыкантам, которые ходят на разные мастер-классы, порой бывает непросто сформулировать, что они хотят взять от каждого из педагогов. Ребенку же сориентироваться в этом многообразии мнений и найти точку опоры в разы сложнее.
В своей педагогической работе я достаточно часто сталкиваюсь с ситуациями, когда, желая лучшего ребенку, родитель не может до конца довериться ни одному из учителей. Следствием всегда является замедление его развития.
Я разделяю переживания родителей: выбор преподавателя – это действительно непростая задача; не будучи родителем, это не получится прочувствовать до конца. Но как учитель и ученик, я сформулировала для себя два простых правила:
1. Постарайтесь дать возможность педагогу проявиться в работе. Для этого хотя бы временно, в качестве эксперимента, выполняйте то, что он советует, и дождитесь первых результатов.
2. Запомните: вы не обязаны учиться у педагога, который вам не нравится. Если по каким-то причинам вам некомфортно, очень важно признаться себе в этом, никакие формальности не стоят того, чтобы заниматься не у «своего» учителя.
Я знаю очень много случаев, когда люди годами учатся у педагогов, которые используют травматичные для психики способы работы, да и просто у тех, чей подход по любым причинам им не близок, только потому, что неловко уйти. Продолжают учиться и у тех, от кого боятся уходить, тем самым не только не давая себе возможности развиваться, но и приобретая те самые травмы.
Как педагог могу сказать, что в этом проявляется в том числе неуважение к самому преподавателю, который зачастую вкладывается в ребенка, или в вас, если ученик – вы. Так что вряд ли правильно оставаться у учителя, методы которого не близки, впрочем, как и одновременно ходить заниматься к другим педагогам.
К сожалению, подобные ситуации – достаточно частое явление, что наносит вред всем участникам событий: педагог испытывает неприятные эмоции, ученик не понимает, почему его оставляют с тем, кому не доверяют.
Поэтому еще раз повторю: уходить от учителей не зазорно, часто это вовсе не характеризует педагога, но может быть связано с индивидуальными особенностями. Кроме того, бывают ситуации, когда замечательные детские преподаватели ведут ребенка до какого-то этапа, а затем со спокойной душой сами передают его коллегам. Подобное отношение всегда вызывает большое уважение. Но бывает и наоборот, когда педагог сознательно не берет детей заниматься.
Таким образом, вовсе не обязательно, чтобы переход от одного педагога к другому был сопряжен с каким-то травматичным опытом. Иногда можно уйти от прекрасного учителя просто потому, что с кем-то другим по неведомым вам причинам контакт сложился лучше. По-настоящему уверенный в своем профессионализме и любящий свое дело педагог никогда не будет порицать вас за переход к коллеге, поэтому избегать этого из боязни открытого конфликта – в корне неверно. Ведь роль педагога очень велика, вне зависимости от того, станет ли ребенок музыкантом и занимаетесь вы для себя или с профессиональными целями.
Наказание – это не единственный способ заставить кого-то хорошо себя вести[8].
Чтобы подступиться к такой невероятно важной и сложной теме, хочу сразу обозначить важный момент: я не психолог, поэтому, говоря на подобные темы, всегда чувствую, как громко вздыхают родители со стажем: «Все это кажется таким ясным до тех пор, пока у вас нет детей. Вот будут они у вас, и узнаете!» Да, я действительно не детский психолог, и мне не кажется «ясной» ни одна тема, связанная с детьми. Тем не менее я хочу поделиться своими мыслями. А заодно настоятельно рекомендую к прочтению книгу Людмилы Петрановской «Тайная опора», как и другие труды этого замечательного специалиста, транслирующие очень здравое отношение к воспитанию детей вообще и к темам, связанным с обучением в школе, в частности.
В одной из глав Л. Петрановская рассказывает о роли наставника в жизни ребенка и о том, как важно его вообще встретить. По ее мнению, он обладает двумя главными качествами: доминирование и забота. Если основная функция родителя – заботиться, то наставник может создавать препятствия, требующие силы воли для их преодоления. Он ведь не родитель, ему можно быть требовательнее. Но также настоящий наставник – это человек, обладающий чувством собственного достоинства, смелый и готовый рискнуть ради нового знания (можно вспомнить примеры из литературы), горящий своим делом, вдохновляющий, проявляющий доминантную заботу. Именно эти качества способны сформировать у учеников поведение следования.
Но бывает так, что у педагога имеет место перекос либо в сторону доминирования (в сфере музыки чаще всего я сталкиваюсь именно с этим), либо заботы. Во втором случае он не справляется с ролью наставника, отдает ее родителю, и получается, что ребенку недостает педагога-наставник, настоящего Дамблдора, и родителя у него тоже «отнимают».
Первый случай встречается гораздо чаще. Педагог не справляется со своими задачами и видит выходом чрезмерное доминирование. Тогда и возникают те самые травмы музыкальных школ, о которых мы сейчас поговорим.
Для начала подчеркну: бьет не значит любит, орет и унижает не значит заинтересован в результатах. Не так много вещей, в которых я придерживаюсь категоричной позиции, но эта одна из таких.
Как бы меня ни убеждали, я никогда не соглашусь с тем, что педагог, который унижает своих учеников и использует психологическое или физическое насилие, делает это во благо, для достижения лучшего результата, чем можно было бы оправдать подобное поведение. Но давайте уточним, что я имею в виду. Ведь часто на такое утверждение есть возражения: «Ну а как иначе научить, если не быть строгим и требовательным?» В этой точке мы имеем спор о понятиях и терминологии.
Быть строгим, требовательным, стремиться к результатам – эти качества не относятся к психологическому насилию.
А вот делать обобщения о личности ученика – «потому что ты такой-то», говорить не о конкретном эпизоде, а вообще – не «это сейчас было сыграно неритмично», а «ты вообще не умеешь ритмично играть, глухой инвалид», и, конечно, оскорблять, делать выводы о будущем или припоминать прошлое – «потому что, если бы ты не занимался, как полная свинья, результаты были бы другие» или «можешь забыть про консерваторию, там едва ли смогут учиться такие убожества» – все это и есть психологическое насилие. Его не перепутаешь ни с чем. Подобные слова вызывают горькие слезы обиды и чувство унижения. К сожалению, мне тоже не удалось избежать такого отношения; думаю, мало кто из учившихся в постсоветской системе не вспомнит подобные реплики.
Вспоминая свой опыт обучения в школе, я всегда говорю, что была очень жизнерадостным и адаптивным к стрессу ребенком. Но одна история запомнилась мне на многие годы, только спустя достаточное количество времени я смогла избавиться от неприятных воспоминаний и преобразовать их в нейтральные.
Однажды я участвовала в очередном академическом концерте, и выступление явно пошло не по плану. Дело в том, что за день до этого мы с мамой ходили смотреть салют. И перед выходом на сцену, чтобы дополнительно меня вдохновить, мама сказала: «Сыграй эти пассажи, словно фейерверк, который мы видели вчера!» И хотя я еще не знала о существовании одноименной симфонической фантазии Игоря Стравинского, как и об атональной музыке, этюд Черни опус 299 в моем прочтении представлял собой что-то близкое, скорее, к этим прообразам, нежели к сочинениям ученика Бетховена.
В общем, если отбросить несущественные детали, играла я бодро, с большим чувством и невероятно грязно. Так, как играть в нашей школе было нельзя. Ну как нельзя, я все еще считаю, что в отдельные мгновения творческой биографии можно играть и так, но комиссия в зале с этим бы поспорила.