Спирт вскочил на ноги.
— Ты рот закрой, мудила. Ты понимаешь, что плетешь?
Череп кинул военный билет политрука Карпенко в костер.
— За базаром следи, псих. Сдохли они все тут! Сдохли!
Борман одобрительно похлопал его по плечу.
— Правильно. И водки пить меньше надо.
На небе облако обнажило полную луну. Вокруг стало светлее, только лес стеной окружал поляну. Черные следопыты облегченно вздохнули и тут же вздрогнули от сухого кашля — за спиной Бормана стоял коротко стриженный парень в белом форменном нижнем белье. Его босые ноги нервно переминались на сыром песке, выдавая страх и внутреннее напряжение. Как он подошел, следопыты не заметили. Чуха попятился, едва не упав. Череп зашарил руками за спиной, ища черенок лопаты. Спирт судорожно сглотнул и провел языком по сухим губам.
Парень, не замечая испуга следопытов, подошел к ним ближе.
— Ребята, слава богу, хоть вас нашел. Вы тут наших не видели? Нигде найти не могу. Ой, пропал я… — Парень с ужасом стал вглядываться в лица следопытов, потом безнадежно махнул рукой и обреченно промолвил: — И старшины нигде нет. Все, пропал. Амба.
Борман взяв себя в руки и, стараясь выглядеть бодрым, встал и подошел к незнакомцу поближе.
— Олух царя небесного… Тебе чего тут надо?
Парень неожиданно согнулся и плаксиво запричитал:
— Он убьет меня. Убьет… Он тут все может. Все. Ну помогите, ну! Вы же знаете, где он. Знаете? Молю, скажите, где он?
Череп встал, держа лопату наперевес.
— Слышь, ты, козлина, тебе чего дома не сидится?
Парень оглянулся по сторонам и, увидев расстрелянные черепа, резко сорвался с места.
— Вы убили его! Убили!
Следопыты не двигались, пока парень не исчез в темноте. Череп с размаху вогнал в песок лопату так, что она полностью вошла в него по самый черенок.
— Страсти-мордасти. Спилась русская деревня.
Борман, вспомнив о нагане, достал его, вглядываясь в темноту.
— Догнать бы гада да навешать кренделей.
Сцену довершил Чуха, сорвавшись в истерику. Вскочив на ноги, он стал бегать взад-вперед, едва не наступая на костер, истошно крича:
— Кого догнать? Вы что, не понимаете? Кому навешать? Это же они, они, из могил! Призраки! — И, схватив за грудки Бормана, лязгая зубами от ненависти, прошипел: — Это ты во всем виноват. Я чувствовал, не надо было с вами связываться.
Борман с трудом оттолкнул от себя обезумевшего Чуху.
— Заткнись, гнида.
Чуха упал перед костром на колени.
— Да пошли вы все.
Череп, стоящий в стороне, пнул его ногой.
— Ты кого послал, падла? Ты на кого пасть разинул?
— Пацаны, угомонитесь вы. Чего орете, сейчас еще сбегутся. Ноги нужно делать. — Спирт оттащил начавшего заводиться приятеля от Чухи.
Борман посмотрел на луну и как можно спокойнее произнес:
— Ночь уже. Давайте так, по утру протрезвеем и решим, что к чему. А пока валим на озеро. Холодный душ таким придуркам, как вы, не помешает.
Предложение было поддержано единогласно. Спирт и Череп, подхватив обмякшего Чуху, зашагали в сторону озера.
— Ксивы-то возьмите, товарищи красноармейцы, раритет все-таки, — пошутил Борман, пряча свой военный билет в карман.
Поверхность озера казалась зеркальной. На берегу было прохладно и как-то удивительно спокойно. Все как-то разом успокоились; разрытый блиндаж, расстрелянные черепа, странные незнакомцы остались где-то там, далеко позади. На песок полетела одежда, и вскоре ночную тишину наполнили вопли восторга и радости. Соревнуясь, следопыты поплыли к середине озера.
Неожиданно в небе вспыхнула красным огнем осветительная ракета. С противным свистом она неохотно заскользила вниз, окрасив волны в кровавый цвет. Следопыты задрали головы, с удивлением наблюдая за ее падением.
— Наверное, команда Геринга добычу отмечает. Подфартило конкурентам. А вы домой к мамаше захотели, малахольные? — высказал свое предположение Борман.
Вдруг на берегу, там, где они разделись, вспыхнуло и послышался взрыв. В воду полетели камни, комья земли и пыль. Чуха оторопело посмотрел на следопытов.
— А-а-а, мамочка! Что это?
— Что за хрень? — едва успел сказать Борман — раздались второй и тут же третий взрывы. Застрекотали пулеметы, засвистели пули. Буквально в одно мгновение тихое озеро превратилось в ад. В ужасе, ничего не понимая, следопыты рванули на противоположный берег и, спасаясь, устремились в заросли леса.
Следопыты бежали что есть духу, не обращая внимания на ветки, которые беспощадно секли их. Вспышки на мгновение освещали бледные, перекошенные от страха лица. Пули сбивали ветки и листву, и казалось, что это никогда не кончится.
Обогнавший остальных Череп споткнулся и упал. На него налетели Борман и Спирт. Чуха успел перепрыгнуть товарищей, но на него из темноты навалился тяжелый, пахнущий потом, завернутый в брезент человек. В одно мгновение Чуха оказался лежащим на животе с заломанными за спину руками. Приподняв голову, Чуха увидел, что то же самое происходит и с его приятелями. Человек в плащ-палатке, в каске, с автоматом ППШ через плечо уже связывал ремнем руки Борману. Последний стонал и просил вязать полегче. Череп выворачивался из рук другого солдата, вопя на весь лес:
— Че это? Че за дела?!
Угрюмый солдат, сидящий на Черепе, отвесил ему затрещину и хрипло сказал:
— Кажись, свои.
Услышав родную речь от незнакомцев, Чуха было воспрял духом и заорал изо всей мочи:
— Не надо, дяденьки! Мы свои, свои…
Спирт вырвался, попытался встать, но получил удар прикладом по затылку и потерял сознание. Красноармеец для надежности пнул его сапогом.
— Ты смотри, какой прыткий.
Через минуту следопыты лежали в ряд на животах, со связанными за спиной руками. В лунном свете белели их ягодицы. Череп попытался повернуть голову и разглядеть напавших.
— Менты, чего беспредел творите? Мы не при делах, мы в лесу заблудились.
К нему нагнулся усатый солдат, вероятно старший из напавших.
— А ну цыц, пацан, разорался. Будешь шуметь, немцы и нас огнем накроют.
Второй солдат, помоложе, обратился к усатому:
— Старшина, они голые, как ангелы.
— Где портки оставили, голодранцы?
— Там, на берегу. Купались мы. Никого не трогали, — пояснил Борман.
— Ага, купались они. А потом, значит, решили побегать по лесу? А че, погода хорошая, почему бы тут не побегать?
Четверо солдат обступили связанных следопытов, с любопытством рассматривая их. Красноармеец, ударивший Спирта, пошутил:
— Да им же все равно, ангелам. Они же бессмертные. Это ты, Латынин, мин боишься, а у них по этому поводу предубеждений нет.
Латынин щелкнул предохранителем автомата.
— Так у них же, у херувимов, крылья. Взмахнул и перелетел минное поле.
Красноармеец, связавший Чуху, видно более серьезный, спросил усатого:
— Ну, что с ними делать, Емельянов?
Старшина опустил автомат, снял с себя плащ-палатку и накинул ее на Черепа, после чего скомандовал остальным:
— Плащи им дайте, стыдобу прикрыть. А ты, Елин, сходи к озеру, проверь, что там и как. Только осторожней, шуму не подымай — хватит нам этого концерта. А этих в штаб, там выяснят, откуда такие ангелы прилетели.
Латынин помог Борману подняться.
— Ну, вставайте, соколики. Расправили крылышки и полетели.
Утро следопыты встретили в окопе на передовой линии обороны, босиком, сидя по щиколотку в грязи. Из одежды на них были только плащ-палатки, тяжелые от влаги и грязи. Сквозь густой туман моросил мелкий дождь. Рядом стоял Латынин, держа пленников под прицелом автомата. Он с любопытством разглядывал следопытов, которых просто трясло от страха и холода.
— Ну и лето! Все, воспаление легких с гарантией, — заныл Чуха, шмыгая носом.
— Обстановочка! — тоскливо ответил сидевший рядом Череп.
— Спирт, ты думаешь о том же, что и я? — спросил Борман.
Спирт многозначительно кивнул:
— Если бы мне башку не расквасили, я подумал бы, что сплю. А так уж больно реальный натюрморт вырисовывается.
Череп закрутил башкой, ошалело таращась то на одного, то на другого.
— Я в толк не могу взять, где мы и что происходит?
Борман, стараясь держать себя как можно более спокойно, пояснил:
— Напрягись и постарайся понять — мы, как бы это так помягче сказать, в прошлое попали.
— В какое прошлое?
— В какое?! В наше что ни на есть прошлое, отечественное. И, судя по всему, самое героическое и боевое.
Череп затряс головой.
— Это что, как в кино, раз — и все?
— Я не знаю, как в кино, а это как в жизни. Раз — и все!
— Ой, блин… Я понял. Попали, — запричитал Чуха.
Латынин передернул затвор автомата.
— Разговорчики!
За его спиной появился старшина.
— Встали, хлопцы, и пошли за мной. Командир ждет.
Следопыты гуськом по свежевырытым окопам, хлюпая босыми ногами по холодной грязи, поплелись за старшиной. С удивлением они рассматривали новый для них мир. У пулеметных гнезд, у мест для стрельбы из окопа, у входов в землянки стояли и сидели плохо одетые бледные худые красноармейцы. Кто-то из них курил, провожая безразличным взглядом следопытов, кто-то просто спал, прислонившись спиной к стене окопа, кто-то завтракал, хлебая из котелка, — словом, текла обычная фронтовая жизнь, которую следопыты с детства видели во многочисленных фильмах о войне.
Наконец-то впереди показался знакомый блиндаж. Сейчас он был цел и невредим. Емельянов приподнял камуфляжную сетку, пропуская их внутрь. Следопыты переглянулись и не без трепета вошли. Это было действительно страшно — оказаться в том месте, куда скоро должна была прилететь смерть.
За столом сидел военный средних лет, в кожаной тужурке, бледный, небритый, с грязной бинтовой повязкой на голове. Следопыты сразу узнали политрука Карпенко. Его военный билет они рассматривали у костра.