Не оставалось сомнений, что военнопленный Виноградский является тем лицом, о котором говорил Павлович. «Однако этапировать его в Алма-Ату пока не следует, — подумал Зайцев. — Возможно, у него есть соучастники по преступлениям».
Подозрения Зайцева основывались на том, что среди военнопленных находились штабс-капитан Снегирев Петр Иванович и подпоручик Лухманов, убежавшие за кордон в составе частей Анненкова. Снегирев и Лухманов являлись соучастниками Виноградского по антисоветской повстанческой организации в Павлодаре, но назвались уроженцами и жителями Семипалатинского уезда, а не Павлодарского, где, как позже выяснилось, родились и выросли.
На этот раз помогла групповая фотография, изъятая у Снегирева. И Лухманова и Снегирева опознали старожилы Павлодара. Когда эти документы пришли из Павлодара, Снегирев, не ожидавший такого оборота дела, растерялся и на допросе признал, что хотел скрыть свою принадлежность к антисоветской повстанческой офицерской организации, участие в контрреволюционном мятеже офицеров и зажиточного казачества в Павлодаре.
Так чекисты Зайцев и Беляев уличили Виноградского, Снегирева и Лухманова. В группе военнопленных ими были выявлены также и некоторые соучастники Виноградского по контрреволюционному мятежу в Усть-Каменогорске. Среди них оказались подъесаул Львов Андрей Константинович, сын священника, позже служивший у Анненкова, подпоручик Лукьянов Иван Григорьевич, служивший в полку и бригаде полковника Виноградского.
Виноградский прибыл в Алма-Ату 16 июля, то есть спустя три с лишним месяца со дня ареста в Чугучаке. В сознании еще теплилась надежда как-то обойти острые углы в своей контрреволюционной деятельности. На первых допросах Виноградский рассказывал Андреевичу, которому было поручено следствие, всякие небылицы. На вопрос, как он попал в Павлодар, Виноградский ответил, что приехал туда из Омска в ноябре 1917 года по распоряжению штаба Сибирского казачьего войска и был там некоторое время помощником атамана, а затем, 1 марта 1918 года, уехал в Усть-Каменогорск.
— Что это вы так поспешно покинули Павлодар? — спросил Андреевич. — А воинским начальником где же были?
— В Павлодаре.
— Когда и кто освободил вас от этой должности?
— Это случилось восьмого марта 1918 года, когда в Павлодаре власть перешла к большевистскому Совету.
— Чем занимались после этого?
— Я уехал в Усть-Каменогорск.
— Вы снова лжете, — сказал Андреевич.
Не вставая со стула, он резко наклонился вправо, достал из нижнего ящика стола газету «Свободная степь» и, повернув ее первой страницей к Виноградскому так, чтобы было видно название, спросил:
— А это что?
Виноградский безучастно ответил:
— Газета.
Он еще не понимал, чего хочет следователь, и продолжал спокойно сидеть. Но вот Андреевич встал, развернул газету и поднес ее к глазам Виноградского. Тот, недоумевая, робко взял газету в руки, посмотрел на дату, скользнул по заголовкам и в самом низу последней страницы, под небольшой статьей, нашел свою фамилию. На первый взгляд статья казалась обычным объявлением, извещавшим об организации «Союза», призванного решать вопросы трудоустройства и экономического обеспечения офицеров. Однако она настолько ошеломила Виноградского, что он, вспомнив все, связанное с этим объявлением в газете, долго не находил слов для ответа. Из шокового состояния его вывел следователь. Андреевич все это время наблюдал за Виноградским. Заметно осунувшееся и постаревшее лицо арестованного вначале побледнело, затем покрылось мелкими бисеринками пота. Виноградский пытался смахнуть их рукой, но они появлялись вновь.
Андреевич взял у арестованного газету, спросил:
— Так когда же вы убыли из Павлодара?
— Точно… не помню. Где-то в конце марта или в начале апреля 1918 года, по старому стилю, — глухо ответил Виноградский.
Попросил воды. Казалось, наступил момент, когда Виноградский, вот уже более двух недель избегавший прямого, откровенного разговора, сдался.
Андреевич предложил:
— А теперь рассказывайте, чем вы занимались в Павлодаре до вашего отъезда?
Но Виноградский и на этот раз промолчал. Он долго смотрел то на следователя, то в окно, теребил побелевшими пальцами полу кителя. Андреевич повторил свой вопрос.
— Я все расскажу, — вздохнул Виноградский. — Но прошу дать возможность обдумать ответ.
— Нет! Говорите сейчас. У вас было достаточно времени на раздумье.
— Я в самом деле намерен рассказать все, что мне известно об антисоветском перевороте в Павлодаре, — взмолился Виноградский.
Тогда же этот вопрос был поставлен перед Снегиревым и Лухмановым. Все они признали свою причастность к созданию в Павлодаре антисоветской повстанческой организации и рассказали, что контрреволюционное подполье было создано лично ими и действовало до свержения Советской власти в Павлодарском уезде под вывеской «Союз защиты экономических интересов офицеров бывшей царской армии». Руководящее положение в «Союзе» занимали Виноградский, исполнявший обязанности председателя, прапорщик Чернов Михаил Сергеевич, впоследствии покончивший жизнь самоубийством, Снегирев и другие. Участники организации, а их насчитывалось около тридцати, первоначально собирались на заседания открыто, затем перешли на нелегальное положение.
— По вопросам «Союза» меня вызывали в совдеп, — рассказывал Виноградский. — Заместитель председателя совдепа Теплов заявил, что мои действия, направленные на создание в Павлодаре офицерской организации, защищающей, якобы материальные и бытовые интересы офицеров, шиты белыми нитками. «Каждый из вас, — сказал он, — имеет профессию и получит работу соответственно специальности через профсоюзы, другие компетентные органы». Я учтиво раскланялся. Но в душе затаил на Теплова злобу, так как он сумел разглядеть в моих действиях больше, чем хотелось. На берегу Иртыша, неподалеку от пристани, меня ожидали единомышленники — штабс-капитан Снегирев и прапорщик Чернов. Вечером мы собрались, но уже нелегально, в доме Сорокина, сын которого, подпоручик, также принимал деятельное участие в «Союзе». После этого все заговорщики продолжали по-прежнему, но более осторожно вести антисоветскую пропаганду. Мы со Снегиревым выехали в казачьи станицы Павлодарского уезда. Подпоручик Кочубарский, проживавший в ту пору в Иртышске, помог связаться с сотником Горбуновым. Казаки, с которыми пришлось беседовать, почти все участвовали в вооруженном нападении на Павлодар, в свержении Советской власти…
После вызова П. И. Виноградского в совдеп были арестованы пять участников «Союза», в том числе подпоручик Лухманов. Остальные скрылись в Павлодаре, в ближайших казачьих станицах. В жизнь казачьих станиц, рассказывал позднее Снегирев, совдеп не вмешивался, и мы считали себя там в полной безопасности. Казаки заявляли, что их территория неприкосновенна…
Во второй половине мая по старому стилю, а по показаниям Снегирева и Лухманова 3—4 июня 1918 года, в районе села Иртышска стали собираться вооруженные казаки-мятежники. Всего набралось около ста пятидесяти человек. Возглавляемые сотником Горбуновым мятежники подошли к Павлодару. Здесь к ним присоединились Снегирев, другие участники контрреволюционной повстанческой офицерской организации. Вскоре банда завязала бой с местным красногвардейским отрядом, в котором насчитывалось человек тридцать, не более. Многие красногвардейцы были убиты, получили ранения. Остальные сложили оружие. Начался погром.
— Сразу же после переворота, — показывал позднее Снегирев, — был ликвидирован заместитель председателя совдепа Теплов: его убили во время конвоирования в тюрьму выскочившие из-за угла прапорщики Иванов Владимир и Светлов Александр.
Из материалов следствия было известно о том, что контрреволюционеры, не пользуясь сочувствием широких масс, проводили подрывную работу по формированию вооруженного подполья, при вербовках прибегали к подкупу.
— Практиковалось ли это в Павлодаре в ходе подготовки вооруженного переворота? — спросил Андреевич.
— Относительно пособий за участие в тайной организации, — ответил Виноградский, — я хлопотал, входил с ходатайством о выдаче денежной награды неимущим офицерам и казакам. Но пособия получили не все.
— Как это оформлялось?
— Для истребования денег была установлена форма, имеющая такой подтекст: «Требование на отпуск наградных денег офицерам и казакам, состоящим в тайной организации».
Когда Андреевич разобрался в контрреволюционной деятельности Виноградского, Снегирева и Лухманова в Павлодаре, он спросил:
— Вы и теперь настаиваете на том, что из Павлодара поехали в Усть-Каменогорск?
— Да, — ответил Виноградский, не поднимая головы.
— Вы торопитесь с ответом, — заметил Андреевич. — Подумайте. Нам, работникам ЧК, известны все ваши похождения.
Виноградский, до этого сосредоточенно смотревший на пол, поднял голову.
— Из Павлодара меня вызвали в Омск и уже после этого я поехал в Усть-Каменогорск.
— Кто и зачем вас вызывал в Омск?
— Я отчитывался в управлении Сибирского казачьего войска о проделанной мной работе в городе, станицах и селах Павлодарского уезда.
— Короче говоря, рассказали о том, как создали контрреволюционное офицерское подполье и вооруженный казачий отряд?
Виноградский молчал.
— Значит не хотите назвать тех, перед кем отчитывались в Омске за свою контрреволюционную деятельность в Павлодаре. Ну, да к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас расскажите, когда вы прибыли в Усть-Каменогорск?
— В город, — сказал Виноградский, — я приехал в апреле месяце 1918 года, но жил в станице Новоустькаменогорской. До свержения в уезде Советской власти я находился дома, занимался только своим хозяйством. А потом…
— Ну до этого еще далеко, — несколько повышенным тоном сказал Андреевич, обычно спокойно выслушивавший Виноградского. — Вам следует еще раз подумать.
Когда арестованного увели, Андреевич пошел к Павловичу, который был в курсе расследования преступлений Виноградского и его сообщников.