Билеты были двух категорий: первая, самая дешевая, без мест (публика размещалась на деревянных лавках или просто стояла на галерке), вторая, намного дороже — в ложе, где стояли мягкие диванчики и имелась возможность что-то заказать из меню. Наверное, это отдавало мещанством, да к тому же пробивало изрядную дыру в финансах молодого человека, однако Петр купил билеты в ложу, где не нужно было толкаться, чтобы успеть занять лучшие места.
Лиза подошла строго к обговоренному времени, и Елисеев обрадовался такой пунктуальности. Специально для похода в синематограф девушка принарядилась. На ней была кокетливая шапочка с вуалью и длинное струящееся платье, в руках — маленькая сумочка из крокодиловой кожи. Увидев Петра, Лиза улыбнулась и приветливо помахала рукой.
— Спасибо, что вытащили меня из дома. Если б вы знали, как приятно выйти в свет.
— Вам спасибо, Лиза, что приняли мое приглашение.
Разглядев молодого человека получше, девушка озабоченно произнесла:
— Петр, не обижайтесь на мой вопрос: у вас все хорошо? Может, поход в синематограф нужно отменить?
— А что такое? — с наигранной веселостью поинтересовался он. — Со мной все в полном порядке. Разве что устал немного: ночью брали бандитов… Вы о шайке дровосеков слышали?
— Слышала. Весь город только о них и говорит.
— Больше о них вы не услышите. Этой ночью мы их взяли. — Петр посчитал, что никакой военной тайны во вчерашнем аресте нет, и потому с легкостью поделился с девушкой этой новостью.
— Это было очень опасно? — с испугом спросила она.
— Что вы! Мы тщательно подготовили операцию, взяли бандитов тепленькими, еще в постелях. Они и пикнуть не успели.
Елисеев предусмотрительно не стал упоминать о драке с Крохиным. Зачем Лизе знать такие подробности? Достаточно того, что все позади, а банда сидит за решеткой. На службу Петр сегодня не ходил, выполняя приказ товарища Янсона. Самочувствие молодого человека улучшилось, осталось лишь легкое недомогание, так что обращаться к врачу не имело смысла. Свой организм он знал хорошо. Если с утра поднялся, значит, к вечеру расходится и все будет в норме. Вдобавок, мысль о свидании с Лизой придавала ему сил, и он ни за что на свете не согласился бы проваляться в постели этот замечательный день.
Зазвенел третий звонок, приглашающий публику в зрительный зал. Дождавшись, когда схлынет поток самых нетерпеливых, Петр степенно, под ручку, провел Лизу к купленным местам и помог сесть.
Почти сразу к молодым людям подскочил предупредительный официант во фраке с белой манишкой, галстуком-бабочкой и даже в белоснежных (!) перчатках.
— Меню, пожалуйста, — сказал он. — Если я вам потребуюсь, нажмите, пожалуйста, на эту кнопочку. Я сразу подойду.
Петр только покачал головой. Если честно, он не ожидал такого в их маленьком провинциальном городе: чтобы с помощью технического прогресса, то есть электрического звонка, можно было вызвать официанта и сделать заказ! К его удивлению, Лиза ничего заказывать не стала. Возможно, пожалела тонкий бумажник Елисеева. Петру тоже ничего не хотелось, он специально плотно поел дома.
Перед началом сеанса на небольшую сцену, сооруженную перед полотнищем экрана, вышел парнишка в черной куртке мастерового. В кулаке он яростно сжимал картуз.
— Что это значит? — шепнула Лиза.
— Сейчас узнаем.
Парнишка принял горделивую позу, вскинул руку вперед.
— Демьян Бедный. «Наша двойка»[4], — торжественно объявил он и принялся декламировать.
Стихотворение было не новым, посвящалось вождям революции Ленину и Троцкому, рассказывало о том, как били Деникина и его прихвостней, однако декламировать парнишка умел. Закончил он под грохот аплодисментов.
— Если честно, мне больше нравится Есенин, — призналась Лиза.
Петр Есенина не читал, потому не стал спорить. Наверное, какой-то мелкобуржуазный поэт, отрыжка проклятого прошлого. Не настолько он разбирался в поэтах, чтобы доказывать обратное. А Демьян Бедный — молодец, подобрал правильные слова. Или чтец постарался довести его мысли до масс, и это у чтеца получилось на твердую пятерку.
— А теперь «живая газета»! — торжественно объявил декламатор.
На сцене появились другие юноши и девушки, развернули самодельные плакаты и принялись в остроумной форме рассказывать о международной политике, о зубовном скрежете врагов Советской власти и о новых успехах трудового народа России. Публика хлопала им не хуже, чем декламатору.
В конце выступления агитбригада разыграла короткую сценку о том, как парочка пробравшихся в страну Советов буржуинов пытается морально разложить нашу молодежь, но у них ничего не получается. В итоге буржуины были посрамлены и с позором выдворены обратно в свои буржуйские земли. А юноши и девушки стройными рядами вступили в комсомол.
Только после этого погас свет, и началась фильма. Как и обещала афиша, зрителям показали американское приключенческое кино. Шло оно под звук граммофона, на котором с шипением и треском вертелась пластинка с записью вальсов. Почему-то владелец синематографа посчитал, что именно такое музыкальное оформление лучше всего подойдет для этой фильмы, а может, у него просто не было других пластинок. Пианино в зрительном зале не наблюдалось.
Фильма была снята с присущей американцам изобретательностью. Ковбой с афиши оказался шерифом, то есть кем-то вроде коллеги Елисеева. В перерывах между пальбой он сурово вращал глазами и курил толстую гаванскую сигару. Красивые девушки пачками падали к его ногам, а расследование состояло из череды драк и перестрелок.
Публика заворожено пялилась на экран. Особо впечатлительные подскакивали с мест и одобрительными возгласами поддерживали главного героя. Елисеев, которому поначалу было немного смешно от некоторых событий картины, тоже поддался магии синематографа. Он не раз и не два сжимал ладони Лизы, не замечая ее удивленного взгляда.
Перед тем как фильма закончилась, по экрану пробежали строки, что это была первая часть и продолжение ожидается на будущей неделе.
— Даже жаль, что время пролетело так быстро, — вздохнула Лиза. — Как вам картина, Петр?
— Чепуховая, конечно, но снято ничего — захватывает.
— А у вас по службе тоже так много приходится стрелять?
— У нас, к счастью, не Дикий запад с его нравами. Хотя револьвером пользоваться все же приходится. — Петр вспомнил, как буквально этой ночью прострелил ногу бандиту с кочергой. — Однако брать бандитов мы, в отличие от шерифа, предпочитаем живыми, а не мертвыми. Сами понимаете, какой с покойника спрос… А ведь он мог бы вывести нас на своих сообщников.
Он немного поколебался, прежде чем предложить:
— Лиза, а вы на продолжение со мной сходите? На будущей неделе обещают показать вторую часть.
Девушка кивнула.
— С удовольствием. К тому же раз мы начали смотреть фильму вместе, то просто обязаны довести это до конца. Не в моих правилах бросать дело на середине.
— Отлично! — обрадовался сыщик. — Тогда заметано: на будущей неделе мы снова идем в синематограф. Только вот что… — он вздохнул. — Вы не станете возражать, если сейчас мы с вами зайдем по кое-каким делам?
— Вы совмещаете работу и отдых? — удивилась Лиза.
— Приходится. Такая служба.
— И куда мы с вами направимся?
— Для начала зайдем к владельцу синематографа. У меня есть к нему парочка вопросов.
— Он что — какой-то преступник?
— Нет, конечно. Но с его помощью мы хотим разыскать шайку хитрых воров.
— Вечер становится интересным.
— Ну… еще не вечер, — хмыкнул Петр. — Так как — составите компанию?
— Чтобы я отказалась принять участие в настоящем расследовании? Да никогда в жизни! Вы будете Шерлоком Холмсом, а я вашим преданным доктором Уотсоном, — засмеялась Лиза.
— Тогда идемте… доктор!
Они спросили у пожилой уборщицы, вытиравшей в фойе натоптанный после зрителей пол, где находится кабинет директора. Та, не отрываясь от работы, махнула рукой в сторону неглубокой ниши. В ней виднелась дверь с кожаной обивкой и жестяной табличкой.
Елисеев постучал и, не дожидаясь ответа, зашел внутрь. Лиза проскользнула за ним.
Директор «Рояль-вио» — тонкий, как струна, еврей с морщинистым лицом — сидел за столом в глубоком кресле и, словно недавно увиденный в фильме шериф, только что закончил курить толстую гаванскую сигару. Он стряхнул пепел в сделанную из артиллерийской гильзы пепельницу и затушил окурок. Ему было хорошо за пятьдесят, однако бросалось в глаза, что его кипучей энергии хватило бы на нескольких ровесников Елисеева.
— Чем могу помочь, молодые люди? — вопросительно поднял седую бровь директор.
— Уголовный розыск. — Петр показал удостоверение.
«…Погас свет, и началась фильма».
— Даже так? — еще сильнее удивился директор. — Вы первый из этого весьма важного органа власти, кто пришел в мой кабинет. Итак, чем может оказаться полезен уголовному розыску простой еврей Яков Хейфец?
— Прежде всего вы могли бы ответить на несколько простых вопросов.
— Тогда прошу вас, присаживайтесь. В ногах, как вы знаете, правды нет. Да и невежливо с моей стороны держать таких уважаемых людей стоя! — Хейфец широким, почти барским жестом пригласил их занять стулья с мягкой спинкой, которые стояли у стены. — Если пожелаете, могу приказать, чтобы нам принесли чаю. Ваша спутница — она ведь тоже из уголовного розыска? — вряд ли откажется от чашечки чая с печеньем. Я прав?
Лиза кивнула, и Петр не нашел в себе сил отказаться.
— Прекрасно!
На столе директора имелась такая же кнопка, как и в ложе зрительного зала. Хейфец надавил на нее, и в кабинете появился уже знакомый официант во фраке.
— Голубчик, — мягко попросил директор, — распорядись, пожалуйста, насчет чайку для трех персон и угощения. Особенно для очаровательной барышни.
— Будет исполнено, — официант по-военному крутанулся на каблуках и вышел из кабинета.
Елисеев осознавал, что вроде должен относиться к этому новому хозяйчику с классовой ненавистью, но ловил себя на мысли, что не испытывает никаких отрицательных чувств. Более того, ему даже нравился этот Хейфец. Петр находил его обаятельным и умным. Но это, наверное, исключение из правил, решил для себя сыщик. Просто у Хейфеца работа связана с искусством, тут поневоле нахватаешься положительных элементов и переменишься как личность.