— Да! Как же дальше? — к столу протиснулась худенькая девушка невысокого роста. — Нет, ты скажи, Женя, — спросила она Рогова, — как нам быть дальше? Позавчера вечером иду через сквер мимо беседки, там человек десять ребят, пьют водку и под гитары орут песни. Увидели меня и зовут: «Зинуха, заходи, выпей с нами за упокой души Сереги-парикмахера, а заодно и за упокой своего приятеля — его ведь все равно расстреляют». А потом спрашивают: «Правда, что скоро дружину разгонят?»
Все зашумели. Кто-то предложил всем вместе всыпать хулиганам по первое число. Кто-то посоветовал посылать в обход дружинников не как обычно, парами, а пятерками. Одна из девушек сказала, что двое из ее группы — Лида Ермилина и Жора Старков — решили уйти из дружины.
Рогов встал.
— Пусть уходят Старков и Ермилина, пусть и другие испугавшиеся бегут из дружины — держать не будем. Был я сегодня в городском комитете партии, был и в штабе города. Там сказали, что коллектив завода доверил нам охрану общественного порядка в микрорайоне и никто нас этого доверия не лишал. — Он хотел добавить еще что-то, но заметил Дорохова и с недовольством спросил: — Что вам, товарищ?
— Вы начальник штаба? — осведомился Дорохов.
— Да.
— Я к вам.
— У вас что-нибудь срочное? Может быть, зайдете в другой раз?
Полковник достал из бумажника сложенный вчетверо листок и протянул Рогову. Тот взял его, развернул, быстро прочитал и подошел к Дорохову. Бегло взглянул на протянутое удостоверение личности, сильно пожал полковнику руку и повернулся к дружинникам.
— Ребята! Полковник милиции Дорохов приехал из Москвы, чтобы разобраться с делом Олега.
Дружинники обступили их.
Зина Мальцева тоже было хотела подойти к ним, но, заметив на столе оставленный Роговым листок, остановилась, взяла его в руки и стала читать. Это была телеграмма: «Москва. Начальнику уголовного розыска Советского Союза. Лучший дружинник комсомолец Лавров, защищаясь, убил нападавшего. Его арестовали, ему не верят. Просим затребовать дело, объективно разобраться. Секретарь комитета комсомола завода Зверев. Начальник штаба дружины Рогов». Наискосок на бланке была наложена резолюция: «Дорохову А. Д. Немедленно вылетайте. Изучите все на месте. Исполнение доложите».
Зина решительно растолкала ребят, подошла к Дорохову и с надеждой спросила:
— Олега освободят?
Он предложил:
— Давайте поговорим, ребята, только по очереди. Несколько слов скажу я, а потом — вы.
В комнате воцарилась тишина. Дорохов коротко рассказал, что ознакомился с делом, разговаривал с Олегом, был на месте происшествия, но сделать выводы еще не может и не знает, можно ли верить Лаврову.
Заговорило сразу несколько человек:
— Лаврова мы знаем давно. Некоторые даже учились с ним в школе. Вместе работаем на заводе, занимаемся спортом, ходим в институт. Вот уже три года в одной дружине. Лаврову мы верим. Если он говорит, что у парикмахера был нож, значит, нож был на самом деле.
— Тогда у меня просьба, — Дорохов окинул взглядом внимательно слушавших дружинников. — Помогите отыскать этот нож, — и обратился к Рогову: — Если у вас есть минут тридцать-сорок, проводите меня, пожалуйста.
Когда Дорохов попрощался с ребятами, к нему подошел молодой человек, который в отличие от остальных не принимал участия в общем споре, и доложил:
— Я — инспектор уголовного розыска городского отдела лейтенант Козленков. Прикреплен к заводской дружине, а сейчас работаю по делу Лаврова. Слышал о вашем приезде, но представиться не успел.
— Отлично, — Дорохов пожал инспектору руку и предложил: — Пойдемте вместе с нами, нужно поговорить.
Уже выходя из комнаты, Дорохов почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд.
— Вас, кажется, зовут Зина?
— Да.
— Когда вы завтра освободитесь?
Девушка смутилась.
— Я в отпуске, часов в двенадцать буду свободна.
— Ну и прекрасно. Как освободитесь, приходите ко мне в городской отдел.
Дорохов и его спутники подошли к жилому дому, стоявшему рядом с кинотеатром.
— Может быть, товарищ полковник, вам лучше без меня зайти к Лавровым? Думаю, что нас с Киселевым им видеть не очень приятно. Я подожду вас внизу.
Дорохов согласился с Козленковым. Вдвоем с Роговым они поднялись на лифте на пятый этаж и остановились у двери, обитой черным дерматином. На маленькой медной табличке было выгравировано: «Лавровы». Рогов позвонил и, услышав за дверью женский голос, попросил:
— Калерия Викторовна, это я, Рогов. Можно к вам на минутку?
Дверь открылась. При виде Рогова и незнакомого мужчины женщина непроизвольно запахнула ворот домашнего халата.
— Есть что-нибудь новое? — ее голос дрогнул.
— Полковник Дорохов приехал из Москвы, хочет побеседовать с вами, — объяснил Рогов.
— Коля, к нам Рогов с товарищем, прими, — сказала женщина кому-то в глубину квартиры, а сама скрылась за одной из дверей.
В прихожую вышел высокий, худой мужчина. Поздоровался с Роговым, лаконично представился Дорохову и провел их в просторную комнату. Подошел к столу, заваленному бумагами, и остановился, словно не зная, занимать ли ему гостей разговором или продолжать работать. Молчание явно затягивалось, но вскоре появилась переодевшаяся хозяйка. Она непринужденно протянула Дорохову руку. «Какое хорошее лицо, — подумалось ему. — А Олег очень похож на мать».
Дорохов дал прочесть Лавровым телеграмму, посланную Роговым, и рассказал о цели своего приезда.
— Так вы хотите найти истину... — иронично протянула Калерия Викторовна. — А вот местные товарищи считают, что она у них в кармане...
Дорохов несколько изменил направление разговора:
— Расскажите мне об Олеге. Как он рос, чем увлекался. В общем, какой он?
— Олег у нас самый младший, — тихо начала она. — В детстве был болезненным, к тому же у него плохо со зрением — сильная близорукость...
Дорохов вспомнил прищуренные глаза парня. Осторожно спросил:
— А он постоянно носит очки?
— Постоянно, — вздохнула мать. — У него минус четыре. Очки он надел еще во втором классе. Дети в таком возрасте иногда бывают жестоки: «Очкарик да очкарик». Олег самолюбив. Тогда у него и появилось желание стать сильным. С тринадцати лет начал заниматься самбо. Два года его не принимали в секцию, но потом уступили его упорству.
Дорохов внимательно слушал и одновременно старался решить новую задачу. Если Олег плохо видит, то мог ли он рассмотреть нож? При плохом зрении он мог принять за него что-то другое. Не тут ли разгадка?
Калерия Викторовна рассказывала, с каким упорством сын «вырабатывал характер».
— Терпеть не мог домашнюю работу: «ни уму, ни сердцу», а делал.
Она понимала, что увлекается подробностями, но не могла остановиться и говорила о друзьях сына, о недавно возникшей привязанности. Рассказала, что Олег дружит с Зиной Мальцевой, что она часто бывает у них, а когда случилось это несчастье, взяла отпуск и почти все дни проводила здесь. Хорошая девушка: добрая, ласковая, отзывчивая.
— Лера, может быть, мы предложим нашим гостям чаю?
Дорохов сумел отговорить хозяйку:
— Уже скоро одиннадцать, нам пора идти, а хотелось бы еще поговорить... Скажите, Калерия Викторовна, какой у Олега характер — мягкий, уравновешенный, вспыльчивый?
— Трудно определить человека однозначно. Добрый? Да. Когда нужно быть добрым, но не без разбора, не слюнтяй. Честный? Я уверена, что да.
— Он действительно никогда нам не лгал, — подтвердил отец Олега.
— У меня еще вопрос. Часто ли Олег возвращался домой поздно? И всегда ли трезвым?
— Олег не пьет. Один окулист сказал ему, что от алкоголя ухудшается зрение. Потом самбо — спорт не любит пьяниц.
— Ясно. Вы, конечно, понимаете, что сказать что-нибудь о деле я просто еще не в состоянии, но истину мы все-таки отыщем, — Дорохов улыбнулся. — Вы мне обязательно звоните.
Дорохов знал, что вещи иногда могут рассказать о своем хозяине очень много. Прежде чем уйти, он попросил разрешения взглянуть на комнату Олега.
Узкая комната показалась Дорохову почти пустой. Здесь не было ни картин, ни дорогих портьер, как в других комнатах. Небольшая тахта, письменный стол, над ним — книжные полки. Рядом с дверью — секция шведской стенки, на деревянной платформе — боксерская груша, на полу — несколько пар гантелей разного веса. На столе лежало несколько общих тетрадей, технический справочник, две авторучки. Казалось, хозяин комнаты только что вышел, скоро вернется и снова сядет за конспекты. Дорохов посмотрел книги: «Философия», учебник по сопротивлению материалов, англо-русский словарь. На другой полке выстроились книги по спорту: учебник по дзю-до, выпущенный в тридцатых годах, толстый современный учебник по самбо, книги по боксу, гимнастике и даже по стендовой стрельбе. Художественной литературы не было. Калерия Викторовна, наблюдавшая за Дороховым, объяснила:
— Здесь у Олега только учебники и книги по спорту. Вся наша библиотека помещается в коридоре. Он много читал, но говорил, что хорошая книга на полке мешает ему заниматься, отвлекает.
«Серьезный парень», — подумал Дорохов об Олеге, выходя из квартиры Лавровых.
— Обратили внимание, Александр Дмитриевич, что Лавров немного прихрамывает? — спросил Рогов.
— Да, заметил.
— У Николая Федоровича нет левой ступни. Его ранили под Берлином, за несколько дней до конца войны. Хороший он человек, и она славная. В прошлом году ей заслуженного врача РСФСР присвоили. Тяжко им, тяжко потому, что уж очень верят сыну.
— Да, верят, — согласился Дорохов. — Слушайте, Женя, я отнял у вас целый вечер, а мне хочется побывать на месте происшествия. Понадобится еще час. Мы с Козленковым на службе, а вот вы — другое дело. Вы не торопитесь?
— Да что вы, — обиделся Рогов, — но, может быть, я лишний?
— Нет, конечно, пойдемте, — улыбнулся Дорохов.
Втроем они направились к дому, где был убит Славин. Козленков и Рогов вели полковника проходными дворами, и поэтому пришли быстро. Дорохов взглянул на часы. Двадцать три часа тридцать минут. Почти то же самое время. Арка была ярко освещена, во дворе горели люминесцентные лампы. Дорохов припомнил, что в тот вечер шел дождь. Сегодня дождя не было. Они прошлись по двору, подошли к подъезду, где жил Степан Крючков, а потом направились к арке. Дорохов попросил Козленкова снова вернуться к подъезду, немного постоять там, а потом идти к Рогову. Рогова он послал в арку. Сам отстал, вошел в беседку, потом направился к клумбе. Зачем-то пробрался в кусты жасмина, росшие в центре двора, подождал, пока Козленков подошел к Рогову, и, крадучись, приблизился к ним. Под аркой спросил Рогова, видел ли тот, где он шел. Рогов не понял и извиняющимся тоном ответил, что наблюдал за Козленковым, а Дорохова не заметил. Полковник еще раз вернулся в центр двора, что-то поискал на земле, но потом, безнадежно махнув рукой, возвратился к своим спутникам.