ина и к нему в бригаду устроили. Кудрявцев от своего подшефного первое время чуть не плакал. Ну, а потом как будто отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился. А тут встретились они с Борисом Ворониным... Оба только что экзамены в техникум сдали, на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Самое сложное было потом, когда акт стали составлять: думали мы, думали и решили все безобразия в акте не записывать. Про сопротивление не написали и про то, что Звягина они ударили.
— Это почему же?
— Кудрявцев просил. Да и мы с ним согласились. Если бы все написали как было, не видать бы Капустину техникума, ему бы за хулиганство не пятнадцать суток, а год дали.
— Пощадили, значит, филантропы...
Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, переведенный с портфеля на него.
— Знаю, знаю. Передача?
Зина кивнула.
— Можно?
— Что там?
— Книга и так, кое-что я испекла.
— Оставляй на мой страх и риск.
Девушка ушла, и Александр Дмитриевич сразу же спросил Козленкова, что он думает по поводу показаний Воронина и Капустина. Тот пожал плечами.
— Наверное, этим парням все-таки попало.
— Как попало? — удивился Дорохов.
— Как вел себя с ними Лавров, не знаю, но то, что Кудрявцев всыпал Капустину, это мне известно. Вы, товарищ полковник, поговорите сами с Кудрявцевым и Роговым, тогда лучше разберетесь.
— Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «холодка» вам удалось что-нибудь узнать?
— Нет у нас в продаже этих конфет. А вы курить хотите бросить?
— Да нет, не собираюсь. Хочу кое-что проверить. Соображение тут одно появилось.
Козленков достал блокнот, полистал его и прочел:
— «Холодки» были у нас в продаже два месяца назад. Наш торг 3 июня 1970 года получил 100 килограммов этих конфет. Передали их в два магазина, и там за два-три дня распродали.
Дорохов взглянул на часы. Шел третий час.
— Когда удобнее побывать у Афанасьева?
— Удобнее всего сейчас, — не задумываясь, ответил Козленков.
— Тогда идемте.
Дорохов и Козленков отыскали начальника уголовного розыска в саду. Ему запретили спать после обеда, и он, устроившись в беседке, сидел с пачкой газет. Афанасьев, видно, ждал их прихода. После знакомства и обмена положенными в таких случаях любезностями майор начал разговор.
— Очень рад вашему приезду, Александр Дмитриевич. Чувствую, что мои «сыщики» с этим делом запутались, а сам сделать ничего не могу. Перед ноябрьскими хотел грипп перехитрить, не обратил на простуду внимания, так с тех пор никак не выкручусь. Приду, немного поработаю — и опять то сердце, то давление. Сейчас врачи обещают, что еще дней 10-15 и выпишут, — Афанасьев в шутку поплевал через левое плечо, улыбнулся: — Не сглазить бы. Насчет Лаврова. Обоих я их знаю. Олега похуже, а Сережку Славина с детства. Раньше мы в одном бараке жили. С его отцом вместе в сорок первом ушли на фронт. В сорок четвертом вернулся я домой с белым билетом. Сережке уже три года исполнилось, а отец погиб, даже не узнав, что у него сын родился. Когда рос этот пацан, беды с ним Степановна натерпелась вдосталь. Да и мне досталось. После демобилизации я в уголовный розыск пошел. Сбежит Сергей из дома, соседка в слезы — и ко мне. И мы его ищем. То из Ленинграда его привезут, то из Белоруссии. Поначалу все ездил отца искать, а потом воровать стал. Дважды в колонии побывал. Мать извелась с ним вся, поседела. Уговорил я нашего военкома, и за полгода до срока взяли Сергея в армию. Домой вернулся он совсем другим человеком. Посерьезнел. Стричь, брить научился. Стал приличным мастером. Я его несколько раз проверял, думаю, как у него со старыми делами? Но нигде ничего. Выпивать иногда выпивал, в картишки поигрывал по мелочи. Года два назад мы с ним откровенно поговорили. Видно, передали ему дружки, что я им интересовался. Так он подошел ко мне на улице и говорит: «Вы, дядя Боря, не беспокойтесь, я больше в тюрьму не сяду, то все по молодости было». Степановна, мать Сережки, как встретит меня, все сына нахваливает: то он ей одно купил, то другое. Зарплату и там приработки какие, все до копейки отдавал. Что тут произошло, никак в толк не возьму.
Афанасьев помолчал, потянулся к сигаретам, что возле себя на скамейку положил Дорохов, потом отдернул руку и снова заговорил.
— У нас в уголовном розыске народу раз-два и обчелся. Я, Киселев и три инспектора. Одного из них вы знаете, — он кивнул в сторону Козленкова, — другой в отпуске, а третий уехал сдавать экзамены, в юридический поступает. Киселев у нас на розыскных делах постоянно сидит. Два других инспектора текущими делами занимаются, а мы с Николаем взяли себе работу с молодежью. Не знаю, как вы, а я считаю, важнее этой работы у нас нет. Не будет правонарушителей среди несовершеннолетних и молодежи — меньше окажется взрослых преступников. Ворами да грабителями становятся-то не сразу. Начинается с ерунды, с какой-нибудь мелочи, повзрослеют — за более крупное возьмутся. Смотришь: чуть ли не на глазах вырос преступник. Тогда его куда труднее исправить. Простите меня за прописные истины, но не все их понимают.
Афанасьев говорил с жаром, разволновался, и Дорохов пришел ему на помощь.
— Я полностью с вами согласен, Борис Васильевич.
— Это хорошо, а то есть такие, что думают иначе, говорят, нечего с ними цацкаться. В тюрьму их нужно сразу, тогда живо исправятся. А ведь среди таких парней есть много хороших, только жизнь у некоторых, бывает, не так складывается. Ну, а дружинники — основные наши помощники. Лаврова я помню. Сто́ящий, справедливый, выдержанный. Я ему несколько раз серьезные задания давал.
— Может, за эти задания с ним и хотели свести счеты? — спросил Дорохов.
— Все может быть, Александр Дмитриевич, но причем здесь Славин? Он у меня ни разу ни по одному делу, даже косвенно, не проходил. Если Сергей действительно решил расправиться с Лавровым, то для этого должны были быть веские основания. Крючкова не нашли? — обратился майор к Козленкову.
— Нет, Борис Васильевич. У него через четыре дня кончается отпуск. Приедет — поговорим.
— Знаете, Александр Дмитриевич, Степан Крючков, по-моему, должен пролить свет на это дело. Парень разбитной, общительный, но... Вам про беседку в сквере рассказывали? Так он там в первой пятерке. Любит выпить, не прочь подраться, хотя теперь ему по возрасту уже и не полагалось бы. С Лавровым они приятели, хотя, как эта дружба сложилась, не представляю. Степан судился за хулиганство, но кражами не занимался, это точно. Года три назад была тут у нас воровская группка, так его однажды приглашали на дело. Но Крючков не только отказался, а и ребят отговаривал. Мне потом об этом один из участников рассказывал. Я вызывал Крючкова, спрашивал. Он буркнул, что запамятовал, и все. Кстати, Коля говорил мне, что на месте происшествия была какая-то супружеская пара, забыл фамилию. Вы с ними не разговаривали?
— Нет.
— Может быть, следует вам самому побеседовать, может, они какие-нибудь детали припомнят?
— Поговорю обязательно.
— И еще, Александр Дмитриевич, просьба у меня к вам. Кража из магазина висит, выберите время, посмотрите... Покоя она мне не дает.
— А я уже сегодня просил Киселева дать мне это дело. Обязательно познакомлюсь.
Майор взглянул на часы и встал:
— Вы извините меня, товарищ полковник, но здесь процедурная сестра строже армейского старшины. Опоздаю на процедуру — она всем врачам нажалуется.
Дорохов и Козленков проводили Афанасьева к большому четырехэтажному больничному корпусу и, попрощавшись, ушли.
Вечером, около семи часов, к Дорохову пришли дружинники. Их привел начальник штаба. С парнями были две девушки — Зина Мальцева и другая, та, что вчера в штабе стояла в сторонке. Александр Дмитриевич про себя отметил, что большинство ребят он видел вчера, но были и незнакомые. Рогов протянул список полковнику; в нем значилось двадцать четыре фамилии.
— Штаб нашей дружины выделил вам в помощь свой актив.
Дорохов еще раз оглядел собравшихся. Все сидели чинно, настороженно, видимо, понимая, что им предстоит важное дело.
— Вот что, друзья, мне нужна ваша помощь. Нужно обойти квартиры во всех трех домах, во дворе которых все произошло, и поговорить буквально с каждым жильцом. Тех, кого не будет сегодня, придется навестить завтра. Но самое важное — не пропустить ни одного человека. Нужно отыскать всех, кто пришел в тот вечер домой после одиннадцати. Может, кто-нибудь видел во дворе Лаврова или Славина, а может быть, и еще кого-нибудь. Нужно узнать, подходил ли кто-нибудь к месту убийства и что там видел. Постарайтесь выяснить, не было ли у кого-нибудь в тот вечер гостей, когда они разошлись и где живут. О ноже спрашивайте осторожно, лучше в конце разговора. Я бы на вашем месте беседовал спокойно, вежливо. Думаю, вам следует отправиться парами. Сейчас мы раздадим вам списки квартир. Побывать нужно в каждой. Если есть вопросы ко мне, пожалуйста!
— Есть, — во весь свой огромный рост поднялся Семен Кудрявцев. — А как быть с теми, которые нам что-нибудь расскажут про нож или драку, приглашать к вам сюда?
— Не надо никого никуда приглашать, товарищ Кудрявцев. Поговорите, самое основное запишите, если сомневаетесь, что не запомните, и доложите.
— А что делать, если нас в квартиру не пустят? — спросила Елена Павлова.
— Тогда пригласите с собой управляющего домами или участкового инспектора, на время вашей работы ему приказано постоянно находиться во дворе.
— А вдруг мы узнаем, что люди, приходившие в гости, живут в другом конце города?
— Обязательно их нужно найти и расспросить. Если в чем не разберетесь, посоветуйтесь со мной. Я буду все время здесь, в кабинете. Нет больше вопросов? Хорошо. Тогда желаю вам успеха.
Дружинники ушли. Дорохов подвинул к себе два объемистых тома дела и открыл тот, на обложке которого было написано «Кража из трикотажного магазина». Листая документы, Александр Дмитриевич делал заметки в своем блокноте.