Распри никуда не уходят. Мы живем во времена огромных и ускоряющихся перемен всех видов: новых технологий, таких как искусственный интеллект, экономических потрясений, экологических катастроф, демографических сдвигов – я назвал лишь часть из самых крупных. Темп этих перемен не замедляется, а ускоряется. А чем больше изменений, естественно, тем больше конфликтов.
И вот что интересно: миру нужно больше конфликтов, а не меньше.
Я знаю, это может звучать странно. Но услышьте меня.
Что такое конфликт? Его можно определить как столкновение между противоборствующими сторонами в связи с предполагаемым расхождением интересов и позиций.
В своей работе я часто встречаю распространенное мнение, что конфликт – это плохо. Я и сам придерживался этого предположения. Но как антрополог и медиатор я пришел к пониманию того, что конфликт естественен. Это часть самой жизни. Просто в силу того, что мы люди, у нас разные точки зрения и интересы. Конфликт возникает, когда мы демонстрируем свои разногласия – и даже когда мы этого не делаем.
На самом деле конфликт может быть совершенно здравым. Лучшие решения возникают не в результате поверхностного консенсуса, а в результате выявления различных точек зрения и поиска творческих решений. Конфликт лежит в основе демократического процесса, а также нашей современной экономики, где в форме деловой конкуренции он помогает обеспечивать государствам процветание.
Представьте себе на мгновение мир без каких-либо конфликтов. Как в нем бороться с несправедливостью? Как исправлять злоупотребления властью? Как, наконец, внедрять конструктивные изменения в семье, на работе и в обществе?
Вставая перед необходимостью решения сложных задач, мы, отдельные лица и группы, учимся, растем и меняемся. Конфликты обеспечивают нас этими задачами, стимулируя личное и общественное развитие. Как недавно заметила моя подруга и коллега-медиатор Клэр Хаджадж: «Конструктивный конфликт – это основа человеческого роста».
Как же нам конструктивно справиться с нашими разногласиями?
В период написания этой книги у меня появилась возможность принять участие в двухнедельной экспедиции-сплаве по Большому каньону. Пока закаленные капитаны вели наши рафты меж огромных скал, преодолевая крутые пороги могучей реки Колорадо, я искал ответ на вопрос о том, как разрешать конфликты в эти неспокойные времена. При виде величественных, высотой в сотни метров и возрастом в миллиарды лет, стен каньона воспринимать людские драмы было легче. Вся история человечества уместилась бы в нескольких сантиметрах высоты этих скал.
Где-то там, в глубине каньона, вдали от сводящего с ума водоворота новостей и постов в социальных сетях, я задал вопрос своему товарищу по речному путешествию, 70-летнему фермеру из Висконсина по имени Джордж Саймон:
– Джордж, почему в нашей стране так трудно договориться о чем-либо? Вы общаетесь с фермерами – что они об этом думают?
– Уильям, – откликнулся он, – все чувствуют себя в тупике. Вместо решения проблем люди обвиняют друг друга. Или вообще отказываются от общения. И проблемы только усугубляются. Сегодня я говорю молодым людям: «У нас есть решения. У нас даже есть деньги. Мы просто не можем понять, как работать вместе. Вот в чем сейчас проблема!»
Слова Джорджа были созвучны тому, о чем думал я сам. Мы живем в мире возможностей – вариантов будущего для нас самих, наших семей и сообществ. Многие из этих возможностей обнадеживают, но некоторые пугают. В конечном счете все зависит от нас. У нас есть все, чтобы сделать жизнь лучше для всех, – если только мы сможем работать вместе.
Мы не можем избавиться от конфликтов – и не должны этого делать.
Настоящая проблема не в конфликте, а в том разрушительном способе, которым мы с ним справляемся.
Что, если мы попробуем другой подход – противоположный? Что, если вместо эскалации конфликта или его предотвращения мы сделаем ровно наоборот? Что, если мы повернемся к нему лицом и встретим его – с любопытством и готовностью к сотрудничеству?
Вот что я узнал во время рафтинга по Гранд-Каньону. Как только мы вышли на реку, уйти оттуда стало невозможным на протяжении долгого времени. Нравилось нам это или нет, но большие пороги с гигантскими холодными волнами приближались. У нас не было другого выбора, кроме как пройти их. И лучший способ сделать это – не сопротивляться холоду и сырости, а погрузиться в этот опыт, встретить высокие волны лицом к лицу – и грести всем вместе как можно быстрее.
Короче говоря, преодолеть – значит пройти.
Это чрезвычайно неприятно – но что, если бы мы действительно вступили в конфликт? Погрузились в него? Приложили к проблеме весь наш человеческий потенциал – наши естественные способности к творчеству и сотрудничеству?
Как показывает практика, люди всегда предполагают, что конфликт необходимо разрешить. Но так ли это? Я и сам так думал. В конце концов, я работал в области разрешения конфликтов. Но с годами начал понимать, что зачастую разрешение невозможно – по крайней мере в данный момент. В некоторых случаях разрешение даже нежелательно, поскольку лишает нас возможности продолжать учиться и расти посредством конфликта. Правда в том, что нам не всегда нужно приходить к согласию.
Вместо того чтобы пытаться разрешить конфликт и достичь соглашения, можем ли мы стремиться к чему-то более реалистичному и более устойчивому, чем разрешение? Что, если бы мы сосредоточились на трансформации конфликта?
Трансформировать означает просто изменить форму конфликта – с деструктивной борьбы на продуктивный конфликт и конструктивные переговоры.
Вместо того чтобы разрушать то, что мы ценим, почему бы нам не создавать что-то ценное, открывая новые возможности для жизни друг с другом?
Преобразование, или трансформация, конфликта – это нечто большее, чем достижение соглашения{4}. Это изменение того, как мы поступаем друг с другом и с нашими разногласиями. Это трансформация наших отношений. Соглашения конечны и часто ситуационны: они приходят и уходят. Трансформация носит относительный характер и может продолжаться долго и быть устремленной в будущее. Соглашения – это результаты; трансформация – это процесс. И в отличие от некоторых соглашений, достижение которых может занять много времени, трансформация конфликта способна начаться сразу же.
Когда более 40 лет назад Роджер Фишер, Брюс Паттон и я работали над проектом «Переговоры без поражения», «отсутствие поражения» означало для нас взаимовыгодное соглашение. Сегодня я считаю, что это значение необходимо расширить. Теперь «отсутствие поражения» означает готовность принять конфликты как должное и погрузиться в них ради всего, что они могут нам предложить. Новое «непоражение» – преобразующее.
Если мы сумеем принять и трансформировать наши конфликты, то научимся жить и работать вместе. А если мы сможем это сделать, то, как заметил мой друг Джордж на бурной реке, не будет такой проблемы, большой или маленькой, которую мы не могли бы разрешить.
После всех этих лет работы над неразрешимыми, казалось бы, конфликтами люди часто спрашивают меня:
– Вы оптимист или пессимист?
– Вообще-то, – отвечаю, – я поссибилист. У меня страсть к возможному.
Я верю в человеческий потенциал, в нашу способность конструктивно справляться с разногласиями.
Я верю в нашу врожденную человеческую способность сотрудничать, даже если мы сильно расходимся во мнениях.
Я верю, что, каким бы сложным ни был конфликт, мы можем научиться работать с ним.
Короче говоря, я верю, что мы способны выжить – и преуспеть – в эту кризисную эпоху.
Возможно не значит легко. Простых решений тут не существует. Разрешение конфликтов может оказаться самой трудной работой, на которую мы, люди, способны. Она требует терпения и большой настойчивости. Однако сложно не значит невозможно. Работа может быть тяжелой, но возможной.
«Возможное» не означает прекращения конфликта. Оно не означает, что можно почивать на лаврах. В большинстве ситуаций, с которыми я работал, напряженность сохраняется, конфликт продолжается – но разрушения, насилие и война могут закончиться.
«Возможное» не означает точного решения. Чаще всего это означает постепенное улучшение отношений, которое со временем может принципиально переменить ситуацию. Отношения могут быть запутанными. «Возможное» означает поиск пути вперед там, где его, кажется, нет. Это означает создание небольших прорывов, которые со временем могут перерасти в более крупные. «Возможное» означает постепенное преобразование.
Возможное означает применение всего нашего человеческого потенциала к конфликтам, окружающим нас. Оно означает использование наших врожденных способностей к творчеству и сотрудничеству для того, чтобы найти новые варианты, которых мы раньше не могли себе и представить.
В конфликтах, когда мы чувствуем себя в ловушке и отчаянии, загнанными в тупик, «возможное» означает свободу, выбор и перспективы.
«Возможное» – это новое «непоражение».
Почему я поссибилист? Потому что своими глазами видел, на что способны люди. Я видел, как то, что казалось невозможным, стало возможным.
Почти все 1980-е гг. я работал над предотвращением случайной ядерной войны, часто выезжая в Вашингтон и Москву. Я стал свидетелем замечательной трансформации американо-советских отношений, когда Берлинская стена пала и холодная война подошла к концу, вопреки всем трудностям и ожиданиям.
Когда в конце 1980-х гг. я впервые посетил ЮАР, чтобы на месте разобраться в сути конфликта и предложить обучение навыкам ведения переговоров, опытные политические обозреватели считали, что потребуются десятилетия и, возможно, кровавая гражданская война, чтобы положить конец расистской системе апартеида. Вместо этого за несколько лет, вопреки почти всем прогнозам, деструктивный конфликт трансформировался – и президентом был избран