Татьяна ЛаасМы не ангелы, парень
Глава 1
Город боялся. Не надо было быть эмпатом, чтобы прочувствовать это.
Город отчаянно пропах ужасом, потом, воском и горелой бумагой. Впрочем, жгли все: от дорогой бумаги до тканей, от дерева до смолы – все, что может гореть (даже дом соседа – если хватит смелости), горело этой весной каждую ночь.
Горело, потому что только огня и боялись твари.
Город замер, город вымер – все таились по своим домам, боясь высунуть нос за порог.
Князь, владелец окружающих земель, как и каштелян, то ли сбежали из города, то ли заперлись в своих замках. Впрочем, пару отрядов своих воинов князь все же отправил за стены, только вот не вернулся никто. С тех пор князь и схоронился – все знали, что он только и горазд отсиживаться в своем Златограде.
Стражи осторожно ходили по городу лишь днем, и то большими отрядами – слишком много появилось тех, кто хотел защитить себя за счет стражей. Их грабили, убивали, с ними не считались – каждый пытался выжить так, как умел. Ночью стражей не было видно совсем – им не настолько много платили, чтобы они ходили по городу в эти весенние ночи.
Таверны пустовали, даже пьяным слишком страшно в этих ночах. Трактиры были забиты под завязку – сбежавшие в город из разоренных деревень крестьяне ютились везде, пока были деньги, пока их терпели и не гнали прочь на улицу.
Кому не хватило места в домах и трактирах, или у кого закончились деньги, по вечерам набивались в еще открытые храмы и всю ночь от заката до рассвета молились богам в надежде выжить.
Единственный монастырь Тайлеса закрыл свои двери, отсекая поток страждущих, заодно и воров, и желающих поживиться в этом безвластии.
Ворота города были крепко заперты и днем, и ночью, уже не пуская никого из скопившихся за стенами – крестьяне, бежавшие из своих деревень в попытке выжить, купцы, случайно заехавшие сюда и не знавшие о том, что бродит по округе этой весной, менестрели и актеры бродячего театра, которым некуда было деваться. Под стенами города было страшно, но в дороге еще страшнее.
Они все оставались за стенами, и каждое утро их становилось все меньше и меньше. А пятен крови больше, как и пожарищ, и огромных кротовин – выше человеческого роста. И скоро, совсем скоро тот, кто бродит в ночи, войдет в город – ему будет некого есть за стенами. Впрочем, в городе тоже ходил призрак близкого голода – провианта было мало, зима только-только закончилась, истощив все запасы, а новые привезти в город никто не решался.
Город замер в ожидании катастрофы. Город вымер, боясь того, кто опять проснулся голодным после этой холодной зимы.
***
В этих краях боевые маги оказались случайно – был вызов в предместья Хольдери, там после зимы проснулся псевдокадьяк, и Ураган порталом перенес на восточное побережье всю команду – размяться по весне, после затхлой зимы в Цитадели. А вот вернуться назад привычным путем не удалось – по-весеннему бесшабашно-пьяный Чертополох на одной из стоянок попытался выкрасть портальные камни из заплечного мешка Урагана. Закономерно, что ничего не вышло – когда он уже открыл заветную коробочку с ярко-сияющими в темноте круглыми портальными камнями, созданными из алых турмалинов, те при прикосновении чужого мага просто взорвались. Поля неслабо приложило, Бурун потом полночи его приводил в порядок, заживляя ожоги на лице и руках, Ураган рвал и метал, проклиная всех, и команда ждала ночи, полные боли от инея. Но иней так и не появился. Их не наказали.
Теперь маги пешком возвращались в Тирру, через весь континент. Почти без денег, провизии, живя на то, что зарабатывали по пути. Поля за такую подставу в Круг не вызвали, хотя Волне этого и сильно хотелось, но редко бывает, когда желаемое становится действительным. Даже такое путешествие магам было в радость – все не в Цитадели сидеть.
Вечерело. Ураган помнил по карте, которую заучил еще мальчишкой, каждый поселок и город на континенте – скоро должна была быть деревушка, небольшая, хотя за тридцать лет, что он тут не был, она могла и разрастись. Впрочем, исчезнуть она тоже могла. Город Черна-гора был надежнее, города выживали лучше, чем деревни и небольшие поселки, но... До города было идти еще далеко, более десяти лиг, а парни устали, проголодали, и уже откровенно шагали нога за ногу – подгонять их, чтобы в марш-броске добраться до города, смысла не было – потом с луну будут помнить и тихо мстить.
Ураган замедлил шаг, пропуская боевых магов мимо себя и разглядывая их – угрюмые, задумчивые, пасмурные, понурые, усталые, пропыленные...
Шаг за шагом, подначки прекратились, шутки тоже. Петь... В дороге они пели редко, если только на привале, когда Ураган далеко и не слышит. А голоса у всех – девицы в обмороки падают, когда слышат. Сильные, звонкие, яркие. Но... При нем только с вызовом в голосе пели “Крысиный марш”. Единственную гитару, которую еще не пропили и не продали, тащил Пламя, она даже не бренчала – давно струны не подтягивали.
Шаг за шагом, вверх по горе. Плащи волочатся по земле, их края обремкались и промокли – весна. Одежда отсырела, откровенно пахла потом и чем-то кислым.
Шаг за шагом, неизвестно, когда будет привал и отдых. Еда и тепло. Ропот еще не поднимался, но скоро будет – весь день в пути без горячей еды.
Оставалось еще подняться по сопке вверх, с лигу где-то, через темный в сумерках кедровый лес, не пропускавший лучи солнца, – на западном склоне, более пологом, чем восточный, у самой верхушки сопки деревня и располагалась.
Должна была располагаться.
Только по виду оборотней, шумно втягивающих воздух, было ясно – отдыха не получится.
Ирбис, еще молодой и отчаянно игривый, вертелся, как волчок, пытаясь принюхаться, но запах гари (обычный признак присутствия жилья и людей), хоть и висел в воздухе, приносимый легким ветерком, но был застарелый, без примеси еды.
Волк тихо сказал ему:
– Угомонись, жильем не пахнет. Так пахнет пожарище – запомни навсегда.
Снег снял очки, отправляя их в заплечный мешок (скинул его и быстро на ходу развязал, в бою, если случится, не до защиты очков будет, а солнце все равно уже село), мешок обратно на плечо не закинул, нес в руке. Правая рука лежала на рукояти хайдара. Ясень то и дело останавливался, босыми ногами ввинчиваясь в дорожную грязь, еще не успевшую подсохнуть. Пористые, с грязными, черными слоистыми боками (вся верхняя корка в рыжих кедровых иголках), рыхлые сугробы еще лежали вдоль дороги, прячась от солнца в тени деревьев. Одинокие желтые адонисы, как привет от лета, виднелись тут и там, прямо среди сугробов. Только это и выдавало, что где-то весна в самом разгаре. А сугробы... Они тут будут таять вплоть до самой Литы.
Ураган тихо скомандовал – дожидаться, что кто-то из магов доложит об обнаруженном, можно было веками:
– Котомки сбросить, оружие достать. Бурун, остаешься тут с вещами. Сумрак, прикрываешь его. Все всем ясно? – Синие с проблесками пламени глаза осмотрели каждого мага внимательно и строго.
Послушались его достаточно быстро – Ясень вовремя сказал:
– Ураган, земля дрожит. А деревья боятся. Тут пахнет смертью.
Бирюза, воспользовавшись остановкой, распластался по земле, там, где посуше, приникая к ней, как к возлюбленной – маг земли, что у него не отнять.
– Полости, очень много полостей, как норы в костоглотнике. Весь холм пористый, как губка. – отчитался он, вставая. Он быстро магией подсушил одежду, пока Ураган не заметил. Запрет на пользование магией вне боев никто не отменял.
– Костоглотник, говоришь... – Ураган задумался – до ближайшего костоглотника дней двадцать пути, да и холодно тут для костоглотов.
– Выползни, – подсказал Снег, расчехляя свои хайдары. Они, конечно, против выползней, что зубочистка против медведя, но все равно приятный вес оружия грел душу. Жить хотелось отчаянно – стоило закрыть глаза, как тут же вспоминались серые глаза, мягкая ладонь на лице, тихий голос еще ребенка. Но не вечно же так будет...
...Не вечно...
И сердце сжималось – где-то есть и для него кусочек счастья, незаслуженный, но его.
– Или слепыши, – отозвался Вихрь, потому что Ураган так и молчал, обдумывая что-то свое.
Волк скинул часть одежды – если скажут идти в бой в истинной ипостаси, сбросить оставшееся будет быстрее. Опять же тяжелый плащ и куртка в стремительном бою скорее помеха, чем защита.
Бурун побелел – он до сих пор боялся большака и боев. Бурун оказался в Цитадели случайно. Из него боевой маг, как из деревенской девчонки светская дама. Рука Сумрака легла ему на плечо, успокаивая.
– Я рядом. Сейчас наломаем лапника, устроим бивуак, отдохнешь, пока я буду готовить ужин. С водой-то поможешь?
Бурун кивнул, немного успокаиваясь.
Ураган наконец-то отмер:
– Вихрь, в бой не лезешь, там от тебя пользы, как с козла молока. Остаешься тут. Следи, чтобы земля не рухнула под ногами. У всех под ногами. – уточнил он. Ему землю могут и не удержать – так уж сложилось в команде, что он отдельно, парни отдельно. И хорошо, если прибить не пытаются. И так бывало. – И костоглоты, слепыши и выползни не могут обитать тут. Слепыши живут севернее, да и неопасны для людей, костоглотам тут холодно, а выползни еще спят. Скорее всего это змеевики – всем быть начеку, если кто забыл – они плюются кислотой.
– Ха... – только и сказал Поль, быстро и привычно разминая шею, плечи и руки. Стоявший рядом с ним Пламя только и успел увернуться от боевой косы, просвистевшей почти у виска:
– Ну ты, осторожнее, тварь...
– Аюшки? – Зеленокожий Поль плотоядно улыбнулся, поворачиваясь к саламандре, – кто-то тут проснулся и вякает?
– Поль, заткнись! – вклинился между парнями Ураган. – Не будешь следить за своей косой – лично под корень отсеку. Ясно?
Тот лишь цапнул зубами, слишком близко от лица Урагана – грачевник хоть и закончился, но дурь в голове Поля еще играла и пела. Весной он совсем не боец, а совершенный придурок, опасный для окружающих.