– Ничего, дочка. Справимся. Няню, наверное, надо… – почесывает затылок папуля. – А там… Пойдет малец в детский сад, полегче будет. И ты у меня самый лучший врач, Сонь! Станешь заведующей отделением, зарплата поднимется. Благодарности, опять же, от пациентов…
– Не фантазируй, пап. Покормите меня? Да я побегу…
Погруженная в мысли, возвращаюсь в отделение. Ванечке нужен зимний комбинезон и новая коляска, шапка, теплые костюмчики, баночки с прикормом… Надо будет стать на учет в детскую поликлинику, узнать про прививки и осмотр специалистами… Я оказалась совсем не подготовленной к этим приятным хлопотам. В ординаторской меня ждет Марина и врачи-ординаторы. Ольга докладывает о самочувствии пациентки: «Состояние тяжелое, стабильное. Сердцебиение семьдесят ударов в минуту, дыхание самостоятельное, поверхностное. В сознание приходила, загружена седативными препаратами. Температура субфебрильная».
Киваю в ответ, облегченно вздыхая. Не помню, чтобы мои дни были такими насыщенными: события сменяются со скоростью света и меняют судьбу…
Поручаю Ольге и Дмитрию еще раз подняться в реанимационное отделение, чтобы посекретничать с Мариной. Не знаю, что говорить… Я, как будто стесняюсь своих чувств к мальчику. В глазах других они – что-то аномальное, неестественное, постыдное… Подумать только – жена решила усыновить сына любовницы! Кажется, даже розовые орхидеи, стоящие на подоконнике возле моего стола, краснеют от стыда… Клонят головки и сникают под тяжестью общественного мнения. Неудивительно, что в ответ на многозначительный взгляд Марины, я… просто молчу.
– Не томи, Тарасевич! Ты их прогнала? Ты…
– Я полюбила этого малыша и собираюсь его воспитывать, – отвечаю твердо. – Не говори ничего, Марин. Я все равно не послушаю…
– А что я скажу? – улыбается она. – Ванюша замечательный мальчик, – улыбается Марина. – И я рада, что мы с тобой станем родственниками. Кстати, Леонид Сергеевич заходил! Тебя спрашивал, – спохватывается она. – Беги, Сонь. А я чайник поставлю.
Поднимаюсь с места и торопливо выхожу из ординаторской. Кабинет заведующего находится в конце коридора – успею по пути заглянуть в палаты к больным и проверить соблюдение больничного режима. Стучусь в дверь Леонида Сергеевича и вхожу, заслышав короткое «да».
– Заходи, Софья Васильевна, – произносит он, указывая на стул.
– Я… Я уезжала ненадолго, Леонид Сергеевич, – начинаю оправдываться, ожидая, что меня начнут ругать.
– Да я знаю о твоих… проблемах. Что решила?
– Усыновлю мальчика.
– Отделение за короткое время превратилось в объект пристального внимания полиции и органов опеки. Дожились! Из-за Борисенко и…
– И моего покойного мужа… – добавляю я.
– Да, Сонь. Жалко, что и этот наш… пострадал из-за вмешательства в осиный улей. Хотел нам помочь докопаться до правды, подключил частного детектива, запросы сделал во все инстанции, но… Если эти люди покусились на жизнь людей, разве их остановят какие-то запросы? А мальчика… Это хорошо, Сонь. Правильно поступаешь.
– О чем вы… говорите? – выдавливаю, едва сдерживая желание закашляться. – Речь идет о Барсове? Я правильно поняла?
– Барсов задержан, Сонь. По телевизору в новостях сообщили.
– Как?! – вспархиваю с места.
– Якобы пойман при передаче взятки в крупном размере, – Леонид Сергеевич поджимает губы и складывает пальцы в замок. – Думаю, его просто хотят напугать. Фирма-производитель заплатила продажным ищейкам, которые пришли с проверкой. Они… Они все обратили против него, Сонь. Это подстава как пить дать.
Ошеломление намертво прирастает к моему лицу… Так и сижу – сгорбленная, вмиг поблекшая, ошарашенная. Как такое могло произойти? Я стала виной бед Барсова? Он хотел помочь, а пострадал сам? Теперь его затаскают по допросным комнатам, а, может, и вовсе посадят? Повесят преступления, которых он не совершал? Господи… И что делать мне?
– Сонь, я чего тебя позвал, – вздрагиваю от голоса Леонида Сергеевича. – Завтра в отделе кадров оформляйся на новую должность. Отныне заведующая отделением ты. И… Я через неделю улетаю в Америку. Кабинет освобожу завтра.
– Хорошо, – выдавливаю, так и не приходя в себя…
Глава 39
Марк.
– Пап, куда это ты такой… красивый, – красноречиво ухмыляется Глеб, окидывая меня взглядом.
– Соня позвонила. Софья Васильевна…
– Ах, Софья Васильевна? У вас все… так плохо?
– Да, Глеб. Мне идти надо, – отвечаю, не глядя на сына.
– Давай довезу?
– Меня водитель ждёт.
Глеб кивает и возвращает взгляд к экрану ноутбука. В моём возвращении в квартиру сына есть существенный плюс – я вновь погружаюсь в проблемы фирмы, помогая Глебу в их решении. Все, как прежде – в старые добрые времена… Тогда мы с мамой Глеба ещё были женаты, а сейчас у неё своя жизнь: новый мужчина, профессия и страна… тоже новая.
Спускаюсь по ступенькам на улицу, кожей чувствуя опасность… Завидев меня, из машины без опознавательных знаков выходят двое мужчин. Медленно, источая в каждом шаге уверенность, они приближаются ко мне, на ходу вынимая из внутренних карманов курток удостоверение. Красные «корочки» синхронно раскрываются перед лицом.
– Барсов Марк Юрьевич? – спрашивает один из них – высокий сутулый тип в очках с тонкой оправой.
– Да, а в чем дело? Вы кто?
– Вы задержаны, Марк Юрьевич. Я следователь Демченко, а это мой коллега Рогов. Вас обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Статья 291, да будет вам известно, – мерзко хмыкает Демченко. Тянется в бездонный карман и выуживает наручники.
– Это ложь. Обыщите меня, если хотите, – выдавливаю, не скрытая изумления. – Мой дом, кабинет, счета и прочее…
Догадка стучится в мысли, как гребаный дятел. Меня хотят убрать те, кому я помешал грязно вести бизнес. Те, кто убил Павла и Вику… Несложно было догадаться, что мой депутатский запрос поднимет муть в устоявшейся воде. Выходит, те, кого должны были тщательно проверять, направили проверяющих обратно? На меня?
– Рогов, надевай наручники… товарищу, – грохочет Демченко.
– Я не сопротивляюсь, товарищ, – отвечаю дерзко. – Мне надо позвонить, меня ждут.
– Не положено. Выключите телефон и отдайте его мне.
– Один звонок, пожалуйста! – взмаливаюсь, думая в этой ситуации прежде всего о Соне, а не Лене… Или маме и сыне…
– Не положено. Мы свяжемся из отделения с вашей супругой и адвокатом.
Наручники туго сжимают запястья, посылая импульс боли в поломанную руку… Меня ведут в неприметную машину и грубо сажают на заднее сидение.
– Позвоните Мирону Альбертовичу, пожалуйста! Контакт есть в телефонной книге. Это частный детектив, опытный юрист, а с сегодняшнего дня мой адвокат.
На мою просьбу следаки вяло кивают. Усаживаюсь, вдыхая запахи машинного масла и прогорклого сигаретного дыма, пыли и дешевого одеколона. Руки ноют, а сердце больно толкается в ребра… Я подвел Соню… Почему-то сейчас я думаю не о собственной свободе, а о ней… Мирону нетрудно будет доказать мою невиновность, я в этом не сомневаюсь, а доверие Сони восстановить ох как сложно…
– У вас есть свидетель? Или… Как вы выяснили, что я совершил столь дерзкое преступление? – ухмыляюсь, как и этот хмурый тип Демченко.
– А вы не ёрничайте, Барсов. Свидетель есть. Он пришел в полицию и признался, что дал вам взятку. Деньги меченые и…
– И за что он мне ее дал? Интересно?
– За решение вопроса о выделении земельного участка для строительства, – уверенно отвечает Демченко.
– А можно узнать фамилию блюстителя закона? Есть его показания на бумаге?
– Все предоставят вашему адвокату, Барсов. Я бы советовал вам вести себя спокойно и… не лезть, куда не просят.
Меня привозят в один из районных СИЗО. Демченко освобождает мои руки и заставляет подписать какую-то бумагу. Звонит Мирону с моего телефона, включив его всего на минуту… Не знаю, почему, но я не желаю сообщать об аресте Лене… Видеть ее перекошенное от недовольства лицо и выслушивать обвинения. Не хочу… Неудивительно, что на предложение Демченко позвонить супруге я отвечаю отказом.
Мирон приезжает ко мне через час. Выслушивает обвинения следователя и читает показания, представленные на бумаге неизвестным «свидетелем». Молчит, переводя взгляд с Демченко на меня… Хмурится, поджимает губы, смотрит в окно, изображая на лице глубокий мыслительный процесс. Мне же от его молчания становится тошно… так и хочется крикнуть: «Ты будешь помогать? Что нам теперь делать?». Но я молчу, следуя совету Демченко не ерничать.
– Можно мне поговорить с обвиняемым? Минутку, – наконец, произносит Мирон.
– Пять минут, – цедит Демченко и оставляет нас одних.
Мирон кладет руки на стол и складывает пальцы в замок. Провожает Демченко взглядом, а когда дверь с лязгом захлопывается, произносит:
– Дело полная лажа, Марк Юрьевич. Вы же понимаете, откуда ветер дует? Фармкомпании легче дать на лапу начальнику следкома, чем возиться с вами.
– Понимаю. И что нам теперь делать? Они так и будут травить людей некачественными препаратами, вызывающими опухоли?
– Мне надо все обдумать, – вздыхает Мирон. Подается вперед, монотонно постукивая пальцами по столешнице. – Копать под фармкомпанию, безусловно, надо, но… Нашей ошибкой был официальный запрос. Надо пустить туда засланного казачка. Только так их можно вывести на чистую воду, остановить. Раздобыть неопровержимые доказательства, провести химический анализ…
– Глупости все это, Мирон. Мы жалкие блохи против концерна. Их деятельности способствует само государство. Мирон?
– Слушаю.
– Свяжитесь с Софьей Васильевной. Мы должны были встретиться, но я… Они мне даже позвонить не дали.
– Свяжусь. Вам что-то нужно, Марк Юрьевич? – Мирон удивленно вскидывает бровь.
– И… Лене тоже позвоните. И Глебу… Мне вещи нужны.
– Ох, горе… Позвоню вашим помощницам и всем, кому вы сказали тоже. Я вытащу вас, но… Воспринимайте сей казус как предупреждение. Нам надо обзавестись союзниками покруче этого фармзавода. Возможно, конкурентами. Подумайте об этом на досуге.