Он был невысок, тощ и откровенно уродлив, с одутловатым конопатым лицом, свернутым набок мясистым носом и крохотными глазками, в чьей черной глубине поблескивало концентрированное зло. Одним словом - гоблин, и Ваня легко бы с ним справился, вот только подростка с детства учили избегать драк, споров и прочих конфликтов. Отец же Витьки отсидел два срока за разбой и воровство, а матерью ему стала улица, поэтому крохотные, почти детские кулачки с нарисованными перстнями и заходящим солнцем из раза в раз без каких-либо препятствий пачкались в чужой крови.
Иван до оцепенения и тошноты боялся одной только мысли о схватке, но не потому, что переживал из-за сломанного носа или выбитого зуба, а потому, что богатейшее воображение во всей красе представляло мамину истерику. Я же говорила, я предупреждала, а ты такой-сякой опять не слушаешься. Ну ничего, пойду поговорю с родителями этого Витьки, раз сам ничего не можешь.
Надо ли уточнять, чем обернется подобный разговор? Коньков-старший и до Вторжения боялся только прокурора, а теперь ему сам черт не страшен, и Людмилу в лучшем случае ждет трехэтажный посыл куда подальше. И на следующей же день ко всем прочим "регалиям" Иван получит клеймо стукача, и если нынче над ним просто лениво издеваются, то после маминых разборок придется бежать куда глаза глядят - да хоть прямиком к пришельцам, потому что житья ему не дадут в прямом смысле.
- Че молчишь? - Витек хлопнул одноклассника по плечу. - Оглох или онемел?
- Все... как обычно, - дрогнувшим голосом ответил Иван.
- Я тут подумал, - хулиган с клекотом втянул воздух и харкнул под ноги. - Шпыняю тебя шпыняю, а ты что бревно. Может, тебе в кайф, когда лупят и унижают? Может, ты у нас из этих, особенных?
- Нет, - Иван мутным взглядом уставился на носки стоптанных кроссовок.
- Тогда фигли сдачи не даешь? Не умеешь? По харе никого не бил? Так я научу. На, - "гоблин" свел руки за спиной и наклонился, приподняв подбородок, - бей. В ответку не ударю - отвечаю.
Несмотря на столь щедрое и донельзя заманчивое предложение Иван боязливо заозирался по сторонам и пробормотал:
- Мне... домой пора.
После попытался спрятать блокнот в сумку, но Витек выбил его из рук. Когда же подросток потянулся к валяющейся на земле драгоценности, дал под дых и опрокинул на пятую точку. Задыхаясь и жмурясь от проступивших слез, Иван почти вслепую шарил перед собой в тщетной попытке отыскать рукопись. Ничто иное в тот миг страдальца не заботило.
- Это ищешь? - Конек хлопнул блокнотом по макушке жертвы. - Че ты носишься с этой штукой? Ну-ка, заценим. - Послышался шелест листов. - В послед-ний мо-мент Гром прыг-нул из-за угла и зас-ло-нил со-бой на-пар-ни-ка. Шай-ка ки-бор-гов в стра-хе отсту-пи-ла. Блин, ну и чепуха.
В неполные шестнадцать Конек читал по слогам и слыл тем еще знатоком литературы. Но вот в чем действительно был признанным экспертом - так это в умении бить по больным точкам, и речь не о драках и потасовках. Хулиган достал из кармана зажигалку и поднес дрожащий язычок к уголку блокнота. Но прежде чем бумага успела обуглиться, Иван вскочил как разжатая пружина, выхватил рукопись и со всех ног рванул прочь.
- Стоять! - рявкнули вслед, подстегнув беглеца словно кнутом.
Витька гнал добычу пару кварталов, но быстро выдохся - как говорится, или бег, или самокрутки - но Ваня этого не заметил и несся на всех парах до самого подъезда, перепрыгивая через изгороди, задевая кусты и топча палисадники.
- За тобой что, черти гнались? - проворчала мать с порога. - Носишься все как угорелый. Дневник давай.
- Что? - парень малость потерялся из-за бешеного стука в ушах и танца радужных пятен перед глазами.
- Дневник! - Людмила протянула дряблую пухлую ручку. - Или у вас сегодня весь день физкультура?
Сын достал из сумки что просили, то и дело с опаской вертя головой, будто Конек мог внезапно выскочить из туалета или материализоваться прямо за спиной. Убедившись, что с отметками все в порядке, Людмила недовольно бросила:
- Мой руки и иди ешь.
- Пока не хочу, - спокойно ответил Иван, у которого после гонки требуха сжалась в тугой ком.
- Не "не хочу", а иди! Пока есть, что есть!
На полосатой клеенчатой скатерти исходила паром гречка с тушенкой - правительство исправно завозило консервы с крупами, но свежих фруктов и овощей в городе не видели с самого Вторжения. Готовить приходилось или на горке таблеток сухого спирта или в дровяной печи на балконе. Спокойно перекусить Ивану не дали - мать села напротив, уставилась на отпрыска хмурым взглядом и учинила очередной допрос с пристрастием:
- Когда уже за голову возьмешься? Все дуркуешь, в облаках витаешь, сказки свои пишешь. Кому нужны твои басни, а? Пришельцам? Сейчас инженеры в цене, строители, а не вот это вот все.
Подросток молча стучал ложкой, стараясь не обращать внимания на ругань. К подобным разговорам, как и к боли, привыкнуть невозможно, и вместо приятного тепла от каши он чувствовал в животе склизкий холод, ползающий по нутру точно спрут.
- Что молчишь? Говорю-говорю, а все как об стенку горох. За какие ж грехи ты мне такой достался?
Едва заметный гул, сперва принятый за шум в ушах, внезапно начал нарастать. Стекла задрожали, разваренные гречишные зернышки воспарили в сантиметре над тарелкой, а вскоре к ним присоединились вилка, кружка и сахарница с солонкой. Причина подобной гравитационной аномалии могла быть лишь одна. Чуть отодвинув штору, Ваня увидел опускающийся на песочницу инопланетный челнок.
Глава 2.Чужие среди нас
Часом ранее
По главной улице небольшого провинциального городка шагал боевой робот, то и дело огибая поеденные ржой остовы, лежащие на грязных замусоренных тротуарах подобно тушам выбросившихся на берег дельфинов. Дорога же представляла собой сплошную ржавую реку из авто, чьи владельцы спешили как можно скорее покинуть тень стальных исполинов. И не зря.
Дайте угадаю: вы наверняка представили огромную лязгающую и гудящую сервоприводами машину, страшную как саму смерть, в тяжелой броне и с пулеметами вместо рук, однако по историческому центру шел робот, мало отличимый от обычных земных манекенов. Высокий, тощий, белый и слегка поблескивающий, как и любой пластиковый манекен в любой витрине абсолютно любого бутика уже не нашей планеты. И как у любой другой человекоподобной вешалки, у прогуливающегося по улице боевого робота не было лица - от слова совсем. Просто чуть вогнутая защитная пластина без каких-либо сенсоров, лампочек, псевдоглаз и прочих индикаторов.
Но одна деталь все же отличала этот механизм от миллионов подобных, захвативших Землю чуть меньше года назад. Впрочем, деталь эту обычный человек не заметит даже вооруженным взглядом, дай ему хоть подзорную трубу, хоть самый точный электронный микроскоп. Но все остальные боевые роботы, прилетевшие за миллионы триллионов световых лет, прекрасно это отличие видели, однако особого внимания не придавали, ибо в их задачи входили поддержание Порядка и поиск недобитых повстанцев, а не разглядывание сослуживцев.
Отличие же заключалось в малозаметном оттенке - левая половина черепа была чуть темнее стандартного цвета, а причина крылась в прямом попадании бронебойного снаряда из "Арматы". Робот, как и любая другая машина своего класса, без особого труда от этого снаряда бы уклонился, пусть даже болванка с урановым сердечником уже покинула пушку и набрала пиковую скорость. Но если бы десантник не предпринял столь безрассудный и во многом самоубийственный маневр, снаряд угодил бы в маму с пятилетней дочкой, прячущихся на втором этаже панельного дома в двух километрах трехстах семи метрах от того самого места, где клин "Армат" тщетно пытался сдержать натиск ударной пятерки "манекенов".
Командование же дало наземным группам четкую установку - свести количество жертв среди населения (не деля его на мирное и не очень) к минимуму. Поэтому квадроквантовый гравинейтронный процессор, просчитав траекторию полета болванки за тысячную долю секунды, приказал предотвратить непреднамеренный огонь по своим. Что наш боевой робот и сделал, подставив голову под удар и тем самым отклонив смертоносный снаряд на безопасное расстояние.
Несмотря на особую прочность, подобного безрассудного обращения голова (правильнее - блок оперативной навигации, управления и связи, сокращенно БОНУС) не выдержала и раскололась на сотню обломков (сто два - если быть совсем точным, а хозяева роботов возводят точность в абсолют, сравнимый с самыми истовыми человеческими религиями). При этом квадроквантовый гравинейтроный процессор пострадал лишь на сорок девять процентов, и нашего электромеханического киберсинтетического героя спасли от переработки какие-то два процента.
Так или иначе, после возвращения в строй робот с кодовым номером Марк-577-0234/9856 (или просто - Марк) начал чувствовать себя... странно. Так он описывал свое состояние на плановых техосмотрах, вынуждая техников нервно пикать диагностами и мигать красными лампами. Никаких внешних и внутренних поломок и повреждений спецы не находили, а значит необъяснимые странные ощущения не являлись причиной отлынивать от службы. И вскоре после установления Порядка (так хозяева называют подавление основных очагов сопротивления) Марка перевели в телохранители Тессы - кадета разведки, занятой поиском ценнейшего земного ресурса, ради которого меланхи и проделали путь в миллион триллионов световых лет.
Бредя следом за невысокой щуплой девушкой, Марк поглядывал на витрины магазинов, занимавших первые этажи невысоких старинных зданий небольшого, как уже упомянуто выше, провинциального городка, куда юную разведчицу отослали подальше от какой бы то ни было угрозы - настоящей, мнимой или гипотетической. Марк полагал, что дело не только в возрасте - в пятнадцать лет меланхи считаются полноправными гражданами и могут занимать любую должность или пост, если знания и навыки соответствуют оным. Причина, как думал робот, сканируя безликих кукол в поисках подходящей для себя одежды, заключалась в фамилии. И у кадета-разведчика Тессы, и у старшего капитана экспедиционного флота Бэй'рона она одна и та же - Тул.