— Ишь, какие мы... — обиделся Мирон. — Как сделались богатенькими, так появились свои секреты...
И опять я уловил фальшь в его словах. Не обида, а что-то другое мнилось мне в интонации Мирона, но что именно, понять не мог. Столько личных неурядиц навалилось, что любые слова кажутся подозрительными.
— Пока, — отчужденно махнул я рукой и направился из сквера в сторону университетского городка.
Спустившись на набережную, я миновал три двенадцатиэтажных студенческих общежития и свернул к учебным корпусам. Стеклодувная мастерская находилась в одноэтажном здании между корпусами физического и химического факультетов.
Несмотря на холодную погоду, дверь в мастерскую была открыта настежь, и оттуда тянуло жаром Я вошел и огляделся. В левом углу перемигивалась огоньками муфельная печь, в правом застыл загаженный зеленой пастой ГОИ полировальный круг, а между ними вдоль глухой стены тянулся длинный стол с огнеупорным покрытием и тремя стационарно установленными газовыми горелками. Две не работали, а в пламени центральной, сидя на высоком табурете спиной к входу в мастерскую, колдовал с раскаленным стеклянным шариком Андрей Осокин. Шумела вытяжная вентиляция, ревела газовая горелка, поэтому моих шагов он не услышал и не обернулся.
Я подошел ближе и из-за его спины стал наблюдать. В огне горелки на конце стеклянной трубки вращался маленький глаз, только не карий, как те, которые я вставил Буратино, а голубой. Быстрыми вращательными движениями Андрей вытянул трубку у глаза до толщины капилляра, отключил в горелке поддув воздуха, немного подержал глазок в низкотемпературном пламени и положил на кусок асбестового одеяла.
— Осталось залить глицерин и запаять, — сказал я из-за спины.
Андрей повернулся, посмотрел на меня сквозь защитные очки и выключил горелку. Рев оборвался, и в мастерской воцарилась тишина.
— Не глицерин, а полиэтилсилаксан, — поправил он меня и снял очки. — Привет. Какими судьбами?
— Привет. — Я пожал ему руку. — Прослышал, что ты разбогател.
Андрей криво усмехнулся.
— Не верь слухам.
— Ой ли? Говорят, заказчик за пару глаз платит тебе по сто долларов.
— Платит, — не стал юлить Андрей. — Но восемьдесят из них уходит на оплату газа и электричества. — Он кивнул в сторону муфельной печи. — Иначе декан факультета не соглашался, чтобы я здесь на себя работал. Хотел, сквалыга, чтобы отстегивал ему долю, но я пригрозил, что рассчитаюсь. С кем он тогда останется? Сам, что ли, будет паять бюретки студентам? Руки не оттуда растут...
Он отломил капилляр в сантиметре от глазка и бросил стеклянную трубку в металлический ящик, где лежала груда сломанных студентами и не поддающихся восстановлению бюреток и мерных пипеток.
— Так что если решил занять денег у «разбогатевшего» стеклодува...
— Нет, — оборвал его я. — У меня другие заботы. Я твои стеклянные глаза вставляю в деревянные куклы.
— Что?! — изумился Андрей. Он недоверчиво уставился на меня, затем неожиданно расхохотался. — Быть такого не может!
— Это еще почему? — спокойно поинтересовался я.
— Да по кочану!
Он насмешливо смотрел на меня, будто знал что-то такое, что напрочь опровергало мои слова.
— Не хочешь, не верь, — пожал я плечами, пододвинул к столу табурет и сел. — Тебе известна фирма, которая заказала партию стеклянных глаз?
— Нет.
— И заказчик тебе не представился?
— Нет.
Андрей продолжал насмешливо смотреть на меня.
— Расплачивался он стодолларовыми купюрами, был в темных очках с толстыми линзами, перчатках... Голос глухой, движения заторможенные, нос бледный...
Улыбка медленно сползла с лица Андрея.
— Да.
— Рот закутан шарфом, невысокий, плотный, в длиннополом мятом пальто... — продолжал я.
— Нет, — прервал меня Андрей. — Худой, высокий, в коротковатой куртке.
«Неужели второй труп? — поежился я. — Только некромантии и недоставало!»
— Он здесь расплачивался?
— Да.
— Жарко у тебя тут... — Я обвел глазами стеклодувную мастерскую. — Запашок от заказчика почувствовал?
Андрей недоуменно повел плечами.
— Ну да, вроде бы... Химический такой... Да у меня все заказчики с химического факультета воняют реактивами!
— Уж не формалином ли пах заказчик?
Андрей внимательно посмотрел на меня, и на красном от постоянной работы у огня лице вновь заиграла саркастическая улыбка.
— Ты прямо как участковый оперуполномоченный! — ехидно заметил он.
— Петр Иванович Сидоров?
— Иван Сидорович Петров, — поправил Андрей.
— Петров? — удивился я. — Ты уверен, что не Сидоров? Лет тридцати пяти, среднего роста, приятной внешности, небольшая родинка под левым глазом?
— Да, он, — кивнул Андрей. — Показывал документы, и я точно запомнил, что Иван Сидорович Петров.
Я растерялся.
— И я видел его документы. Петр Иванович Сидоров...
Андрей хмыкнул.
— Только нет оперуполномоченного Петрова в центральном городском отделении милиции, — сказал он. — Я справлялся.
— И Сидорова нет, — поддакнул я. — Я тоже справлялся. Может, он — Сидор Петрович Иванов?
— Думаю, и такого там нет... Интересно, а в ФСБ дают справки о сотрудниках?
— Ага. Любому встречному-поперечному. Но в первую очередь об агентах внешней разведки. Ты приметы его будешь описывать? Кстати, он показывал фотографии заказчика?
— Да. Мертвого. Лежащего на снегу в своей кургузой курточке.
Выходит, соврал мне Петров-Сидоров, что второго «живого трупа» не обнаружено. Что ему соврать, когда и документы липовые, и место работы?
— Ты из своего материала глаза делаешь или из материала заказчика? — переменил я тему.
— Из своего... — удивился Андрей.
— Странно. А мне для кукол заказчик свой материал предложил. Любопытная древесина, раньше я никогда с такой не работал.
Андрей равнодушно пожал плечами, но вдруг наморщил лоб и внимательно глянул на меня.
— Говоришь, необычная древесина?
— Да Я все-таки немного разбираюсь в породах дерева. Эта древесина не из нашего ареала.
— Ага... — понимающе покивал Андрей. — Неделю назад географический факультет университета продал свою коллекцию древесины за баснословную сумму. Сорок лет собирали по всему миру. Что поделаешь, наука сейчас выживает, как может.
Я тоже покивал и снова переменил тему, вернувшись к началу разговора:
— И все-таки, почему ты не веришь, что я вставляю в кукол твои стеклянные глаза?
— Да по кочану! — повторился Андрей на этот раз раздраженно.
Ничего не говоря, я пристально посмотрел ему в глаза Андрей передернул плечами и отвел взгляд.
— Начну рассказывать, не поверишь... — пробормотал он.
От постоянной работы у огня выгоревшие до полной бесцветности брови сдвинулись к переносице, и лицо Андрея приобрело обиженное выражение. Будто ему очень хотелось раскрыть свою тайну, но он боялся быть поднятым на смех.
Я этого уже не боялся.
— И все же?
— Мне кажется... — Андрей поморщился, бросил на меня быстрый взгляд и снова отвел глаза в сторону. — Мне кажется, эти глаза могут видеть.
— Как раз этому я верю, — спокойно сказал я.
Теперь настала очередь удивляться Андрею.
— Почему?
— По кочану! — фыркнул я и, выдержав паузу, объяснил: — Потому что стоило мне вставить стеклянные глаза в деревянную куклу, как она ожила.
Лицо у Андрея вытянулось, и сквозь профессиональный красный загар было видно, как он побледнел.
— Вот оно как...
Он поверил, и поверил беспрекословно!
— Я думал, их вставляют мертвякам... Все удивлялся, почему заказывают такие маленькие...
И тут до меня кое-что дошло. Если кто-то додумался оживлять мертвых, то есть не оживлять, а заставлять их двигаться наподобие зомби, то «живым трупам» нужны новые глаза, так как сквозь растекшиеся зрачки мертвого человека ничего увидеть нельзя, и зомби были бы слепыми. Разве что они каким-то образом могли видеть благодаря странным очкам с толстыми линзами.. С другой стороны, нет никакой разницы между «оживлением» подобным образом трупов и деревянных кукол С куклами даже проще — они не разлагаются и не воняют.
Кажется, и Андрею в голову пришла та же мысль.
— И где теперь твоя ожившая кукла?
— Буратино? Сбежал.
— Так это был Буратино? — Андрей нервно хмыкнул — Оправдалось твое прозвище папы Карло...
Помимо воли на меня тоже напал нервный смех. Глупее ситуации не придумаешь. Все же я нашел в себе силы подавить смех и спросил:
— Почему ты так уверен, что стеклянные глаза могут видеть?
— Почему? — переспросил Андрей, взял себя в руки и посерьезнел. — Сейчас покажу.
Он достал из ящика стола бутыль с надписью «Полиэтилсилаксан», набрал жидкость в пипетку и аккуратно ввел ее через капилляр в стеклянный глаз.
— Внимательно наблюдай, — сказал он и положил глаз на столешницу.
И тут я увидел, как сантиметровый отросток капилляра начал оплывать, запаивая отверстие, а сам глаз проседать, меняя сферическую форму на эллипсоидальную.
— Я рассматривал его под микроскопом, — сказал Андрей. — Стекло над зрачком становится идеальной линзой.
— Черт... — выругался я, и меня непроизвольно передернуло. — Андрюха, мы воочию наблюдаем трансцендентные явления и так спокойно о них рассуждаем...
— Видел бы ты меня, когда я в первый раз это наблюдал, — усмехнулся он.
Я вспомнил свое состояние, когда ожил Буратино. Прямо сказать, не из приятных. То ли еще будет... Вляпались, похоже, мы с Андреем по самую макушку. И из этой трясины нам не выбраться.
— Ты встречаешься со своим заказчиком?
— Нет.
— А как же он забирает продукцию?
— Не знаю. — Андрей выдвинул ящик из стола, на дне которого лежала тоненькая пачка стодолларопых купюр. — Я складываю сюда готовую продукцию, а прихожу утром и нахожу вместо нее деньги.
— М-да... — протянул я и наконец-то решился на главный вопрос: — Как думаешь, кто они?
— А черт его знает! — поморщился Андрей и в сердцах махнул рукой. — Тебе не все равно, кому продавать душу? Раньше бы сказали — нечистой силе, сейчас — пришельцам из космоса... Спроси еще, чего они хотят. — Его губы тронула саркастическая усмешка, и он сам ответил на свой вопрос: — Землю поработить! По мне, если так платят, пусть порабощают!