С броненосцев японский крейсер пока не был виден, скрываясь в тумане где-то справа, но все башни на эскадре уже были развернуты на правый борт и водили жалами орудий по горизонту в поисках цели. Со всех кораблей бинокли и зрительные трубы вглядывались в туман, но ничего не могли рассмотреть, кроме скачущих на волнах наших миноносцев.
Нас, похоже, пока не видели. По крайней мере, «японец» ничем это не выдавал и шел прежним курсом, не меняя скорости, о чем постоянно докладывали семафором с миноносцев.
Вдруг откуда-то справа из тумана докатился грохот залпов и почти сразу за ними разрывы снарядов, гораздо громче и ближе. Затем частая отдаленная стрельба и близкий, должно быть ответный, нестройный залп, почти потонувший в разрывах.
В 06:39 наши миноносцы резко шарахнулись к колонне броненосцев, а за ними из дымки выскочил вражеский крейсер, окруженный всплесками со всех сторон и уже имевший пожар в корме.
Сейчас «японец» оказался прямо на траверзе «Николая I», всего в 20–22 кабельтовых в полосе хорошей видимости. Видимо, пытаясь уклониться от атаки крейсеров Иессена, он вышел прямо на середину русской колонны.
Обнаружив у себя по курсу наши главные силы, «Идзуми» взял резко вправо, чтобы снова нырнуть в туман, но был тут же накрыт залпом с «Николая» и получил минимум два прямых попадания тяжелыми снарядами. В этот момент расстояние до него по дальномеру было 15 кабельтовых, почти прямая наводка.
Старый крейсер, практически не имевший никакой брони, кроме тонкой стальной «бронепалубы», сразу густо запарил из второй трубы и вентиляционных труб и стал быстро терять ход.
В ту же секунду все русские корабли окутались дымами выстрелов, стреляя даже через головы своих миноносцев, спешащих поскорее убраться с линии огня. Вся наша колонна с бешеным азартом лупила из всех калибров, выпуская с каждым снарядом так долго копившиеся страх, обиду и невыносимо тягостное ожидание боя и смерти, изматывающее нервы постоянное ощущение опасности. При этом ни о какой корректировке просто не могло быть и речи. Попадали, естественно, далеко не все, но и того, что ложилось в цель, хватало с избытком, благо дистанция была небольшая.
Вражеский крейсер почти целиком скрылся за всплесками от близких недолетов. За стеной поднятой воды сверкали тусклые разрывы прямых попаданий, рухнула срубленная снарядом грот-мачта, и почти сразу повалилась сбитая первая труба, тут же получившая еще одно или два попадания вдогонку и кувырком полетевшая за борт. Что-то здорово рвануло у кормового мостика, и пожар на корме вспыхнул еще ярче. «Идзуми» весь заволокло дымом от разрывов наших снарядов и взрывающихся собственных боеприпасов, уже поднятых на палубу для боя.
Оказавшись под ураганным перекрестным огнем, он замолчал уже через две минуты, превратившись в горящую развалину. После приказа с «Суворова»: «Не кидать снарядов!», задробили стрельбу и наши корабли, с палуб которых с изумлением разглядывали то, что они сотворили за считаные мгновения. Одно дело бить по щитам, и совсем другое, видеть, как твои снаряды рвут борта вражеского корабля. Все орудия и надстройки японца были разбиты или снесены за борт. Над раскуроченной палубой остались торчать лишь обломки ходового мостика, фок-мачта со сбитой стеньгой и многократно пробитая вторая дымовая труба, из которой все еще вырывались клубы белого пара. На месте первой трубы, прямо из палубы, к небу вставал столб жирного черного дыма из топок котлов носовой кочегарки. Пожар на корме добрался уже до ростр и озарялся разрывами детонировавших от жары снарядов, приготовленных для стрельбы. Причем его никто даже не пытался тушить. Борта покрылись множеством пробоин. «Идзуми» на глазах садился носом и заваливался на левый борт.
Людей сначала не было видно, но спустя минуту экипаж показался на палубе и тут же начал прыгать за борт. Казалось даже странным, что после такого их еще осталось так много[30].
«Урал» прекратил ставить помехи, а «Белый Орел» получил приказ подобрать спасшихся и передать уцелевших офицеров на флагман.
Из тумана, позади тонущего крейсера, показались корабли Иессена и «Мономах», спешившие занять положенные им места. Незамедлительно на фалах головного русского броненосца взвился сигнал: «Крейсера молодцы! Хорошо сделано!» И сразу следующий: «Всем судам в главной колонне, повторно изучить инструкции по пристрелке! Истерику прекратить!»
В почти полной тишине корабли российского тихоокеанского флота проходили мимо гибнущего «Идзуми», первого японского крейсера, потопленного артилерией. Около 7 часов он перевернулся вверх килем через левый борт и быстро затонул, носом вперед, высоко задрав корму с переложенным право на борт рулем.
И тут же по всем палубам русских кораблей раскатилось громогласное «ура-а-а!». Все поздравляли друг друга с почином. Высочайшее нервное напряжение последних дней сменилось ощущением уверенности в себе и своих силах изменить все здесь и сейчас. Каждый чувствовал, что теперь все будет по-другому, не как раньше. Теперь МЫ пришли!!
Глава 2
Уже совсем рассвело, и по приказу адмирала фланговые дозоры отодвинули на 3 мили дальность гарантированного чтения сигналов при такой видимости. Через связного «Безупречного» передали на крейсера разведки приказ отодвинуться еще на 2 мили вперед и строжайший запрет на использование радио для передачи сообщений без крайней необходимости.
Японский радиообмен становился все интенсивнее. Минерам иногда удавалось определить направление на вражеский передатчик, оказывавшийся порой за кормой у эскадры. Эскадру окружали, искали, но пока не видели. Совершенно точно, что «Идзуми» не успел ничего передать, так как помехи начали ставить заблаговременно, Но все время прерывать японские передачи было тоже нельзя. Рано или поздно им удастся определить пеленг на источник помех, что раскроет местонахождение эскадры. Оставалось надеяться на зоркость сигнальщиков да на удачу.
В 08:00 на русских кораблях подняли стеньговые флаги, по случаю высокоторжественного дня коронования их императорских величеств. Командам было разрешено завтракать посменно и выдана винная порция. Радовались удачному началу дня, свежей волне, затруднявшей действия японским малым миноносцам, которыми, скорее всего, были густо напичканы прибрежные шхеры Корейского побережья, а также неважной видимости, наверняка вынудившей Того усилить дозорные линии за счет сил флота.
Для усиления разведки решено было отправить первый минный отряд к бронепалубным крейсерам, развернув их попарно на флангах завесы, а в дозоре на траверзах броненосцев оставить второй отряд эсминцев и «князей».
Едва успели исполнить это распоряжение, как вставшие на левом фланге крейсеров «Блестящий» и «Буйный» обнаружили из своих «вороньих гнезд» на мачтах подозрительные дымы, приближающиеся с севера, вскоре опознанные как четыре крейсера на южном курсе. Их ход был определен в 10 узлов, и сейчас они находились прямо на траверзе крайнего левого в разведывательном отряде «Буйного». На часах было 09:30.
Получив доклад об обнаруженных дымах, Добротворский тут же передал это на эскадру, а после предварительной идентификации обнаруженных кораблей немедленно начал действовать. Считая, что его отряд еще не виден противнику, он приказал всем подчиненным ему кораблям резко взять вправо, ложась на восточный курс, и дать максимальный ход, чтобы пропустить японцев к нашим главным силам. Затем планировалось развернуться и отрезать японцам пути отхода на восток и север.
Разгоняя свои крейсера на новом курсе и собирая их из цепи в плотный строй, Добротворский сообщил адмиралу о своих намерениях и получил добро. Пока «Блестящий» и «Буйный» продолжали наблюдение за противником, два эсминца первого отряда, бывшие на правом фланге разведки, старались держаться за крейсерами, забиравшими понемногу к норду, но на волне теряли скорость и отстали.
После получения доклада от Добротворского Рожественский решил напасть на обнаруженные крейсера всеми своими силами, сразу после того, как они станут видны с броненосцев. Дозорным эсминцам и «Уралу» с левого борта было приказано перейти на другую сторону колонны и держаться вне перелетов, а замыкающим броненосным крейсерам и «Дмитрию Донскому» лечь на норд-вест и, идя на максимально возможной скорости, отрезать японцам путь на запад. Броненосная колонна готовилась дать самый полный ход, чтобы атаковать японцев в лоб, как только будет приказ. Все распоряжения выполнялись незамедлительно и без лишней суеты. Крейсера начали охват, а броненосцы пока шли тем же курсом, начав набирать скорость, как только наблюдатели с верхушек мачт увидели дымы с левого борта.
В 09:58 сигнальщики с мостика «Суворова» разглядели чуть впереди своего траверза сначала мачты, а потом и едва различимые в тумане силуэты вражеских кораблей, до которых было примерно 55 кабельтовых.
Передатчик на «Урале» начал забивать все радиопередачи, а броненосцы круто повернули «вправо все вдруг», грузно кренясь на циркуляции.
Тяжелые корабли теряли скорость от резкой перекладки руля, но, едва ложась на новый курс, начинали снова разгоняться, давая максимальные обороты на винты и набирая потерянные узлы. Эскадра шла в атаку в полной тишине, в строе уступа, со стеньговыми флагами на мачтах. На флагманских кораблях отрядов развевались адмиральские флаги, и это все еще кроме боевых андреевских стягов на каждом корабле. Зрелище было завораживающе величественным и грозным.
Японцы, видимо, обнаружили нас чуть раньше, к тому же их легкие крейсера были гораздо маневреннее. Так что, когда вся колонна броненосных отрядов легла на курс атаки, они поначалу даже начали удаляться, повернув почти строго на запад и добавив хода. Поворачивая вправо «все вдруг», они показали нам свой борт и были надежно опознаны как старые крейсера типа «Мацусима» и бывший китайский броненосец «Чен-Иен», заметно менее поворотливый и довольно тихоходный, зато несший четыре 12-дюймовые крупповские пушки в двух башнях.