На его катере вместо штатной 47-миллиметровой пушки была установлена единственная на эскадре автоматическая 37-миллиметровая пушка Максима, стоявшая раньше на мостике броненосца «Николай I». Именно это орудие и добилось наибольшего успеха. Как только были замечены миноносцы, Рощаковский двинулся на сближение, держа малый ход, чтобы как можно дольше оставаться необнаруженным (при ходе более 7 узлов из труб катеров начинали вылетать искры, демаскируя корабли), и успел приблизиться к одному из них на 150–200 метров.
В этот момент его катер был обнаружен, и японцы открыли огонь. Русские тут же ответили, продолжая приближаться и выпустив осветительные ракеты. За минуту с небольшим (пока орудие не заклинило на 48-м выстреле из-за перекоса ленты) расчет «Максимки» успел расстрелять короткими очередями почти две ленты по 25 патронов с чугунными гранатами, отчетливо наблюдая множество попаданий в противника, начавшего сильно травить пар, загоревшегося и отвернувшего вправо.
Вскоре миноносец пропал в темноте в общей свалке ночного боя, однако начавшиеся после этого взрывы боеприпасов на нем привлекли внимание сигнальщиков старого крейсера. Кроме того, десятки осветительных ракет с катеров достаточно четко обрисовали силуэты приближавшихся противников, чтобы расчеты прожекторов смогли сразу навести на них свои приборы и больше уже не выпускать из поля зрения, обеспечивая наводчикам оптимальный световой режим работы с прицелами для окончательной наводки орудий.
Распределение огня, по согласию командиров крейсеров, было принято стандартным (привычным еще с учений), что снова позволило сэкономить драгоценные секунды. В результате, когда японцы ринулись в атаку, русские были уже готовы к встрече, а береговые батареи успели развернуться в сторону противника и открыли заградительный огонь картечью из всех двадцати стволов. (Быстроходные цели на такой дистанции было невозможно эффективно обстреливать из сухопутных орудий другими видами боеприпасов, хотя они и были в готовности. Только картечь с заранее установленными трубками позволяла поставить на пути миноносцев завесу из разрывов.)
Но все же целей оказалось слишком много, и японцам удалось прорваться в пролив, хотя и ценой огромных потерь. Войдя в него, их миноносцы выпустили в русскую брандвахту и броненосные отряды торпеды и сразу скрылись на востоке, уйдя в сторону западного побережья Фукуэ.
А на севере все началось спустя пятнадцать минут. Едва прозвучали первые залпы с «Донского» и отсветы его прожекторов озарили небо у южного входа в пролив, Кабаяси повел свои корабли в атаку с севера.
Собрав под своим командованием 3 истребителя и 16 миноносцев, он решил стремительным и мощным ударом прикончить старый русский крейсер, преграждавший путь в пролив, и сразу же атаковать русские броненосцы, стоящие под западным берегом, всеми оставшимися торпедами. Для гарантированного прорыва хотя бы части его кораблей он повел все истребители впереди и чуть правее двух колонн миноносцев. В левой колонне шли 10-й и 11-й отряды миноносцев, в правой – 15-й, 17-й и 20-й минные отряды.
Истребители быстро набрали 26-узловой ход, легко скользя по спокойной воде. Миноносцы же, державшие всего 20 узлов, немного отстали, как и было задумано. Но едва японцы начали полное развертывание своих атакующих порядков, как истребители уперлись в русский катерный дозор, который должен был быть намного южнее, и были вынуждены вступить в бой.
Уклоняясь от выпущенных русскими катерами торпед, истребители приняли вправо, открыв ответный огонь. Вспышки выстрелов и осветительные ракеты достаточно четко обозначили направление атаки. Уже через считаные секунды прожекторы осветили хорошо проецировавшиеся в мерцающем свете силуэты японских кораблей, позволив взять их на прицел.
Яркий электрический свет слепил людей, находившихся на палубах атаковавших миноносцев, но все же японцам удалось разглядеть, что рядом со старым русским крейсером на входе в северное устье пролива стоит броненосец. Вскоре это предположение получило веские подтверждения.
В ответ на стену света с русских дозоров японские истребители также включили свои прожекторы, что позволило несколько уравнять положение наводчиков и лучше рассмотреть своих противников.
Они неслись в пролив на максимальной скорости, удачно закрыв своим дымом шедшие следом миноносцы. Двигаясь к входу строго с севера, истребители быстро приближались, приняв на себя весь огонь русской артиллерии. Оба дозорных корабля стреляли из всех стволов по трем японским эсминцам, задействовав даже главный калибр броненосца, успевший дать всего пару залпов из каждой башни. Эта масса стали и взрывчатки неизбежно должна была смести все, до чего только могла дотянуться, но изворотливые эсминцы были трудными мишенями, даже несмотря на то, что их курс давал минимальное угловое отклонение при наводке.
И все же потери были неизбежны. «Сиракумо» удачно избежал первого залпа носовой башни русского броненосца, легшего всего в 10–15 метрах левее и ушедшего рикошетом за корму без разрывов. Истребитель несся вперед, осыпаемый каскадами брызг от падавших рядом снарядов, получив пока лишь несколько мелких попаданий в трубы и корпус. Однако второй залп этой же башни оказался роковым.
Уже сильно сокративший расстояние истребитель собирался довернуть влево и дать торпедный залп, как сразу два 305-миллиметровых снаряда попали в маленький кораблик. Ощущение было такое, будто миноносец на полном ходу выскочил на камни. Его всего встряхнуло, отбросив назад, и он сразу остановился. Все, что не было закреплено достаточно хорошо, полетело вперед, люди попадали с ног.
Траектории русских снарядов были почти параллельны японскому курсу, так что при попаданиях они шли вдоль легких корпусов кораблей, производя жуткие разрушения. Первый снаряд ударил в правый борт сразу за якорным клюзом. Уйдя внутрь, он легко прошил весь корпус миноносца насквозь и, так и не разорвавшись, вышел из подводной части уже левого борта над самым дейдвудом, оставив ложкообразную пробоину длиной больше метра с вывернутыми наружу краями. Второй снаряд угодил под мостик всего в одном футе от ватерлинии. Продолжая свой полет уже по внутренним помещениям и круша все вокруг, он, наконец, уперся в фундамент правой машины и взорвался, проломив днище и впечатав в продольные и поперечные переборки остатки механизмов, прошив осколками своего корпуса и раздробленных паровых машин борта и палубы от задней трубы до румпельного отделения. В одно мгновение был выведен из строя абсолютно весь экипаж корабля, скрывшегося в клубах пара и начавшего быстро погружаться кормой.
Шедший рядом «Асасио» получил попадание в рубку и носовое орудие шестидюймовыми снарядами, а также несколько трехдюймовых довесков, что выбило его из строя вправо, развернув бортом к противнику, продолжавшему вгонять в него снаряд за снарядом.
Только флагманский «Мурасаме» несся вперед, продолжая притягивать к себе все внимание русских комендоров. Мимо него прошли оба залпа кормовой башни броненосца, лишь окатив огромными водопадами брызг. Временами истребитель почти не было видно из-за всплесков падавших рядом снарядов, но он не отворачивал и держал курс и скорость, несмотря ни на что, воодушевляя своим примером командиров миноносцев, шедших следом.
Лишь меньше чем в полумиле от себя русские смогли разглядеть за дымом истребителей пытавшиеся проскочить в пролив японские миноносцы. Немедленно большая часть артиллерии была перенаведена на новые цели, для чего порой пришлось применять грубую силу. Очень уж хотелось комендорам прикончить зарвавшегося головного «япошку». Однако ценой своей гибели два японских эсминца практически обеспечили прорыв ударной группы.
Большая часть русских пушек теперь просто не успевала разворачиваться за проскакивавшими их траверз низкими силуэтами. «Мурасаме», лишившийся грот-мачты и кормового орудия, по-прежнему возглавлял атаку, ведя частый огонь из уцелевших пушек по всему подряд. Пройдя всего в 2 кабельтовых от дозорных кораблей, японцы выстрелили по торпеде почти с каждого миноносца левой колонны и ринулись дальше в пролив, шаря своими прожекторами по берегу в поисках целей.
И тут их все же достали русские снаряды. Миноносцы № 41 и № 75 получили по попаданию среднего калибра и лишились хода, а еще два корабля (№ 31 и № 62) были вынуждены выйти из боя и отвернули влево, для исправления повреждений. (Благополучно развернувшись на минном поле, о чем они, естественно, не догадывались, миноносцы отошли к северо-западу.) В это время начали рваться выпущенные японцами торпеды.
«Минимум две поразили броненосец, а еще четыре – старый крейсер, быстро скрывшийся в клубах дыма, вероятно, от взрывов своих погребов». (Одна японская торпеда угодила в самую корму «Сисоя», вызвав быстрое затопление румпельного отделения, а вскоре и отсека рулевой машины. Остальные пять взрывов были в защите из джонок и сетей и не причинили никакого ущерба.)
Стена поднятой взрывами воды и дыма закрыла японцев от наших снарядов как раз в тот момент, когда их прожекторы высветили от трех до пяти транспортов под самыми скалами, а дальше под берегом сильно накренившиеся и неестественно перекосившиеся русские корабли. Один легкий крейсер, один броненосец береговой обороны, оба броненосных крейсера и даже два больших броненосца, опознать которые не удалось, так как они были сильно разрушены и находились к японцам кормой. Лишь один из них, сильно накренившийся на правый борт, имел одну мачту, и то обрубленную посередине. Второй же, затонувший, по-видимому, на ровном киле, вообще не имел мачт, а передняя труба стояла с наклоном влево. В свете прожекторов с полумили было видно, что оба мостика разбиты и весь левый борт в огромных пробоинах. Среди этого кладбища скрывались два транспорта. Дальше берег был пуст, по крайней мере там, где успели разглядеть.
Не желая тратить торпеды на этот хлам, который и так никуда уже не денется, миноносцы продолжали нестись вперед, как вдруг борта утопленников озарились вспышками выстрелов в упор. Одновременно т