на память и мечтал стать похожим на прославленного металлурга.
С Иваном Семеновым мы одногодки. Оба родились в 1926 году. И судьбы наши очень похожи одна на другую — школа, ремесленное училище, завод, точнее — мартеновский цех № 1.
…Я учился в ремесленном училище в группе сталеваров, много раз бывал в цехе, и все же, когда после окончания училища меня поставили к печи, растерялся: уж слишком огромное хозяйство — мартеновская печь!
В цех мы пришли мальчишками. Машинист завалочной машины Иван Григорьевич Крячко, главный сталеплавильщик завода Василий Тарасович Гарченко и многие другие нередко напоминают мне сейчас, разумеется, добродушно, о мальчишеских проказах совсем еще недавних лет. То чехарду, бывало, затеем с одногодками в свободное время, то еще что-нибудь придумаем. Опытные мастера по-отечески к нам относились, старались вызвать живой интерес к производству.
В каждом деле главное — живинку найти. Я свою живинку быстро нашел. Через несколько месяцев работы в цехе чувствовал себя уже металлургом и не потому, конечно, что был им, а потому, что решил непременно им стать.
Отец мой всю жизнь был колесником. Делал обычные деревянные колеса для телег и двуколок. О мартеновском производстве он и понятия не имел. Я работал уже вторым, подручным у печи, зарабатывал хорошо. Приоделся. Синий диагоналевый костюм в премию получил за просушку летки. Домой посылал довольно значительные суммы. Но именно это и обеспокоило моего отца:
— Откуда у мальчишки такие деньги? Надо проверить. Долго ли без присмотру свихнуться…
Не предупредив меня телеграммой, приехал, чтобы врасплох застать. Вижу, отец ко мне как-то по-особому присматривается, но виду не подаю, а потом предлагаю:
— Хотите, папаша, завод посмотреть!
Тот охотно согласился. Повел я его по всему металлургическому конвейеру, начиная с домны. Старику все это в новинку. Поминутно над головой стотонные ковши ухают, снуют краны, всюду движение, шум, незнакомые мощные механизмы… Жмется старик к стенкам, с непривычки, конечно, страшновато.
Зашли в первый мартеновский цех. Тут уж я совсем как дома. Первый подручный, не кто-нибудь. Я подробно рассказал отцу о сталеплавильном производстве. Подошел к нам начальник цеха, поздоровался со мной за руку. Отцу это понравилось: значит, парня уважают, несмотря на то, что в годы еще не вошел. Короче говоря, уважением проникся отец к профессии металлурга.
И в самом деле, прекрасная профессия — сталевар. Чем больше я работаю на печи, тем больше люблю свою горячую, смелую и красивую работу. Что может сравниться с чувством, которое испытываешь, когда могучий поток искрометного металла устремляется сквозь летку в ковш. Стоишь и не веришь, неужели это ты смог сделать выплавить эту лавину стали, которая завтра же будет превращена трудом прокатчиков, машиностроителей, металлистов в рельсы, в фермы мостов, в машины, каркасы высотных зданий.
Много плавок я выдал за пять лет работы в цехе, и каждая плавка особенная, отличная от другой. Именно поэтому труд сталевара творческий. Тот, для кого все плавки одинаковые, никогда не станет настоящим металлургом.
К мастерству сталеварения я, как и тысячи сталеваров новой школы, шел опираясь не только на личную практику, а используя опыт передовиков и те знания, которые мне дало училище, а затем и школа мастеров социалистического труда.
В методах и приемах моей работы нет ничего необычного, исключая разве то, что во время слива чугуна я не прикрываю газ, как это делают многие сталевары, а даю максимум тепла, прогреваю ванну. Ведь слив чугуна аналогичен процессу завалки. Насыщение ванны теплом в самом начале плавления является залогом получения скоростной плавки. Заправку печи стараюсь проводить быстро, чтобы как можно полнее сохранить тепло печи, пода, стен. Предпочитаю напряженный ритм работы, когда счет идет буквально на минуты. Экономить время — значит больше дать сверхпланового металла.
Правильное проведение всех этапов плавки дает уверенность в успехе. Сталевары стали подлинными хозяевами процессов, происходящих в печи. Это значит, что они могут выдавать плавку в строго заданное время. Будь это не так, не смогли бы мы внедрить пооперационный график.
Подлинным мастером скоростных плавок стал за три года самостоятельной работы мой сменщик и товарищ по работе Иван Семенов. Про Семенова можно сказать, что он врожденный металлург. Неторопливый, неизменно спокойный, он ведет печь с уверенностью и мастерством истинного ветерана металлургии. Методы его работы известны металлургам всего Советского Союза. Решением Министерства черной металлургии и Президиума ЦК профсоюза рабочих металлургической промышленности по итогам соревнования в IV квартале 1950 года Ивану Семенову присвоено почетное звание «Лучшего сталевара страны».
Сталевар-скоростник Иван Семенов выполнил квартальное задание на 110 % и достиг съема стали с квадратного метра пода печи 9,36 тонны при плане 8,42 тонны.
Но не только мы, сталевары, решаем успех работы печи. Прекрасно работают наши подручные Мельников, Баландин и другие. Все они — молодые ребята, так же, как и мы с Семеновым, выпускники Магнитогорского ремесленного училища. Мой первый подручный Ваня Дмитриев зарекомендовал себя, как одаренный и растущий металлург.
С такими учениками, как он, Мельников, Баландин, на одном месте не засидишься. Как говорится, они на пятки наступают. Впрочем, и мы не из таких, чтобы довольствоваться достигнутым. Мухамед Зинуров, который для меня не просто товарищ по работе, но и старший товарищ, с мнением которого я особенно считаюсь, любит говорить:
«Настоящий сталевар считает не выданные плавки, а те, которые ему еще предстоит в жизни выдать».
И это, конечно, правильно. Сегодня работать лучше, чем вчера, а завтра — лучше, чем сегодня, — вот основное стахановское правило.
Экономия, бережливость — дело не новое. Советские люди давно стали рачительными хозяевами своей страны. Новое в движении, инициатором которого явился коллектив нашей печи, заключается в том, что экономия идет не только за счет бережливого расходования сырья (хотя и это очень важно), а прежде всего, за счет творческого вторжения в технологию производства, за счет скоростного сталеварения. Но не буду забегать вперед, а расскажу все по порядку с момента зарождения этой инициативы.
На одном из сменно-встречных собраний агитатор рассказал, как по инициативе Лидии Корабельниковой и Федора Кузнецова развернулось социалистическое соревнование за комплексную экономию сырья и материалов, за сокращение припусков и допусков, за всемерное уменьшение топлива и энергии. Кто-то спросил:
— А как же металлурги отвечают на этот почин?
Ответ агитатора меня лично не удовлетворил. Научившись понимать технологию производства и вникать в существо процесса, я знал, какие неисчерпаемые возможности таятся в технике и, прежде всего, в работе самих сталеваров. Например, недорасходование положенного количества смолы на тонну стали влечет значительный перерасход дорогостоящего газа. Да разве только это!..
На следующий день я пришел в цех задолго до начала смены, чтобы посоветоваться с Семеновым (Зинуров в это время находился в отпуске, и мы со дня на день ждали его возвращения). Внимательно выслушав меня, Семенов взволнованно сказал:
— Представь себе, я как раз над этим же думаю. Пора за экономию браться по-настоящему, по-хозяйски!
С карандашом в руках мы стали считать наши возможности — получилось, что большую прибыль мы сможем дать Родине. При рациональном режиме плавки, при строжайшей экономии материалов, топлива мы сможем сберечь для государства десятки тысяч рублей.
На следующий день этот вопрос был обсужден сталеплавильщиками всех смен печи. Предварительные подсчеты показали, что если разумно расходовать материалы, то на сэкономленном сырье каждый сталевар может дополнительно сварить в месяц не меньше трех-четырех плавок, а в течение года это даст возможность выдать сверх плана не менее 12 тысяч тонн стали, сэкономив государству сотни тысяч рублей.
Тщательно проанализировав имеющийся богатый опыт скоростного сталеварения, накопленный в мартеновском цехе № 1, мы решили, что борьба за экономию должна сочетаться со строжайшим выполнением регламентированного графика. Совсем недавно сталевары, применяя скоростные методы сталеварения, не обращали внимания на количество израсходованных материалов: лишь бы скоро сварить плавку, добиться более высокого съема металла с каждого квадратного метра площади пода печи. Мы же поставили вопрос не только о строжайшей экономии времени, но и об экономии материалов. Но для того чтобы экономить, нужно знать, как идет расходование материалов. Однако этого мы знать не могли, так как учет был поставлен обезличенно в общем и целом по всем печам цеха.
Мы решили пойти в партийное бюро цеха поделиться своими думами и посоветоваться. Секретарь партийного бюро Павел Иванович Батиев горячо поддержал нашу инициативу начать соревнование за улучшение экономических показателей. Пригласили бухгалтера, экономистов, а затем пошли к начальнику цеха. Внимательно, цифру за цифрой, подсчитали мы все возможности и получили в результате внушительную сумму — миллион рублей…
Одна только наша третья печь может дать государству миллион рублей годовой экономии! Это глубоко взволновало нас. Особенно, когда инженер т. Октябрев перевел эту отвлеченную цифру на язык конкретных представлений. Оказалось, что миллион рублей — это десятки тракторов, большое количество машин, километры новых железнодорожных путей, 50-квартирный дом. Последнее представлялось особенно зримо. Большой красивый дом, в котором удобно разместятся 50 советских семей, может построить государство на сэкономленные нами средства. Нас охватило нетерпение: хотелось скорее, немедленно начать поход за экономию, за снижение себестоимости металла.
В тот же день к нам в цех пришли директор комбината т. Носов, парторг ЦК ВКП(б) на заводе т. Светлов, председатель ЦК профсоюза рабочих металлургической промышленности т. Ефанов. Долго и внимательно обсуждали они вместе с нами, т. Батиевым, начальником и инженерами, цеха все вопросы, связанные с нашим начинанием. А вопросов возникло множество. Например, как известно, металлургические цехи комбината уже давно находятся на хозрасчете, но каждый агрегат в отдельности на хозрасчет не был переведен. Мы потребовали от слов перейти к делу.