– И что же это?
– Это дарить счастье любимому человеку даже после смерти.
Обратно в Лиссабон мы решили отправиться на последнем автобусе, чтобы успеть насладиться закатом. На туристической площадке несколько ресторанов, мы выбираем тот, в котором наименьшее количество голодных туристов, и занимаем столик.
Каждый заказывает себе бокал красного вина и Pasteis de bacalhau, что означает «пирожные из трески» с рисом.
За необычным названием прячется вполне обычное блюдо – жареные рыбные котлетки с аппетитной, хрустящей, золотистой корочкой.
– Совсем недавно я боялась выйти из своей палаты, сделать хоть одно лишнее движение, а глоток вина для меня казался просто чем-то немыслимым… а теперь я ужинаю на краю света, на самой западной точке Европы. Я безумно счастлива, и я хочу поблагодарить вас всех за это. Вы здесь, вы рядом со мной, с вами мне ничего не страшно, я могу пойти в джунгли, забраться на дикие скалы… да, черт возьми, я могу сделать больше, чем все эти люди, что собрались здесь, потому что у меня есть вы. Спасибо вам. – Карли делает глоток, и мы следуем ее примеру.
– Не люблю все эти нежности, но, Карли, вы самая крутая бабулька, которую я когда-либо встречал, – говорит Том, и мы смеемся.
Все остальное время мы проводим за разговорами о дальнейших маршрутах, все это сопровождается шутками, смехом, обстановка настолько непринужденная, расслабленная, что мне вдруг показалось, что я нахожусь дома, в кругу своей семьи, мне стало так уютно и тепло на душе.
Но внезапно нашу умиротворенную атмосферу прерывает звук бокала, что выпал из рук Фила и разбился, оставив на мраморном полу лужу недопитого вина и многочисленные осколки.
Всему виной стало появление пожилого мужчины, который, по всей видимости, был знаком Фелис и Филу.
– О, Господи… – говорит Фелис. – Как такое вообще возможно?
Фил в застывшей позе завороженно смотрит на этого мужчину. Я вижу, как его некогда полные счастья глаза наполняются слезами.
– Фелис, что происходит? – спрашивает Эдриан.
Но Фелис так и не удается ответить, мужчина, заметив нас, в сопровождении молоденькой брюнетки покидает ресторан. К столику подбегает официант, бросает какие-то слова, которые пролетают мимо наших ушей, быстро убирает осколки и следы вина и так же быстро исчезает.
– Папа! – Фил резко цепляется за колеса кресла, выезжает из-за стола и направляется к выходу.
– Филипп, стой! – кричит Фелис, но тот ее не слушает.
– Это отец Фила? – спрашивает Карли.
– Приемный отец, – говорю я.
Фелис срывается со своего места, мы следуем за ней.
На улице ветер разыгрался не на шутку, порывы настолько сильные, что коляска едва может устоять на месте.
– Сынок, я тоже рад тебя видеть, – говорит Август, находясь в крепких объятиях Фила.
– Ну, здравствуй, Август.
– Вы, собственно, кто?
– Я… ухаживаю за Филом.
– Сиделка, значит. – Август вырывается из объятий Филиппа. – А что вы здесь делаете?
– Да вот, знаете ли, решили попутешествовать.
– Мы тоже. Надо же какая судьба интересная штука, заставила нас встретиться на краю света.
– Милый, я жутко замерзла! – пищит брюнетка.
– Ну что ж, рад был повидаться с вами. Пока, Филипп. Будь хорошим мальчиком.
Август издает смешок, разворачивается и следует за своей подружкой.
– Папа! Папа! – кричит Фил, но тот даже на поворачивается в его сторону.
– Вот ублюдок, – говорит Брис.
– Следите за Филом, – просит Фелис, а затем бросается вдогонку за Августом. Они скрываются за небольшим сооружением.
– Филипп, – начинаю говорить я, а затем останавливаюсь, не зная, что еще сказать.
В этот же момент Фил срывается с места, мы едем за ним, останавливаемся у того самого сооружения, что скрывает от наших глаз Фелис и Августа, и начинаем прислушиваться к их разговору.
– Ты за все эти годы ни разу не позвонил ему! Нам пришлось сказать, что ты умер. Если бы ты знал, как он мучался!
– Отлично! Значит, вы меня похоронили? А какое право вы имели такое ему говорить? Вы – никто для него, а я – его отец!
– Отцы не бросают своих детей.
– А кто его бросал? Я все девять лет шлю деньги в ваш центр, чтобы обеспечить ему нормальную жизнь.
– Ему не нужны твои деньги! Филу необходима любовь и забота близких, как ты этого не понимаешь?
– Мой долг обеспечить его всем тем, что требуется при его состоянии, а любовь и забота… Я до последнего не хотел усыновлять больного ребенка, но мне все равно пришлось это сделать ради своей жены, которая возомнила себя матерью Терезой и решила нести этот крест до конца своих дней. Но я не она. После ее смерти я решил, что еще хочу пожить для себя. Я не хочу тратить свою жизнь на этого слабоумного овоща.
У меня закололо в груди после услышанных слов. Я смотрю на Фила, первый раз я вижу в его глазах столько грусти и отчаяния. Он не выдерживает и застает врасплох Августа и Фелис.
– Сынок, я…
У Фила на коленях его маленький рюкзачок. Он медленно открывает небольшой карман, не сводя глаз со своего «отца», затем в его руках оказывается фотография, на которой запечатлен он, когда ему было совсем немного лет, и Август. Продолжая смотреть в глаза Августа, Фил рвет на части фотографию, ветер подхватывает ее клочки и уносит вдаль.
Большинство туристов покинули мыс до начала заката, поэтому претендентов на места в последнем автобусе немного.
Ветер пронизывает до костей, челюсти стучат друг о друга, автобуса даже и не слышно. Но все это кажется таким мелким по сравнению с тем, что нам довелось увидеть.
– Как же мне хотелось надрать задницу этому уроду, – говорит Брис.
– Не стоит, – вмешивается Карли, – он несчастный человек. Все, что он имеет, – это огромное количество денег, бумажки, только и всего, которые он отдает на рестораны и девушек, что пользуются им. Я уже представляю, как он умирает в одиночестве. Никому не нужный, никем не любимый.
– Фил, – говорит Фелис, – если сможешь, прости меня. Я не должна была тебя обманывать.
На лице Филиппа вновь появляется улыбка. Он подъезжает к Фелис и обнимает ее.
– Фил, чувак, я горжусь тобой! – говорит Том.
– Уасибо, увак.
Мы смеемся и не замечаем, как к остановке подъехал долгожданный автобус.
Утром следующего дня мы, как и планировали, отправились на мотодром.
На входе двухметровый амбал с длинными масляными волосами и кучей бессмысленных татуировок на руках потребовал наши билеты.
– О, интересно, что вы забыли на мотогонках?
– То же, что и ты, верзила, – отвечает Карли.
Трибуны полупустые, но шум от болельщиков такой, будто стадион заполнен от края до края. Земля дрожит под ногами от рева мотоциклов.
Все, за исключением Тома, впервые оказались на гонках. Томас, преисполненный радости, ведет нас на самое лучшее, по его мнению, место, где будет удобно наблюдать за происходящим. Мы останавливаемся в третьем секторе, на небольшом клочке стадиона, где отсутствуют сиденья, благодаря чему мы имеем удобную площадку, где можем комфортно расположиться.
– Вот она, моя стихия: звук двигателей, крик зрителей и запах горячего асфальта. Когда-то это все было моим смыслом жизни.
Внимание всех присутствующих приковано к старту, где образовалось небольшое скопление мотогонщиков в сверкающих шлемах и разноцветной экипировке. Затем началось настоящее зрелище. Гонщики заставили взвыть своих железных коней и синхронно двинулись в путь. Раньше я никогда не интересовалась спортом, не понимала, в чем люди находят удовольствие, наблюдая за бегунами, гонщиками, лыжниками и прочими. Но сейчас, находясь на мотодроме, я почувствовала то, зачем сюда приходят. Невероятный наплыв энергии, драйв, тревога за участников гонки слились воедино, с самой первой секунды я не могла отвлечься ни на мгновение, а порой я вместе с остальными болельщиками кричала: «Давай! Вперед!» Хотя, если быть честной, я понятия не имела, кому я кричала, ведь я даже не знала, за кого нужно болеть.
Шины скрипят по асфальту, гонщики, одурманенные желанием победить, мчатся на бешеной скорости, преодолевая километры. Мое сердце каждый раз в ужасе замирало, когда близ нас проезжали мотоциклы. Я боялась, что кто-то может повернуть не туда и врезаться в соперника. Иногда мне казалось, будто я сама сейчас нахожусь на железном коне и мчусь навстречу ветру без капли страха и с бушующими в крови дозами адреналина.
В конце концов, победу одержал гонщик из Сан-Диего. Мы все с великим облегчением выдохнули, когда соревнование закончилось. Но самое главное, что оно закончилось без происшествий.
– Вот это мощь! – говорит Брис.
– У меня сердце в пятки уходило каждый раз, когда они ускорялись или совершали крутые повороты, – слегка дрожащим голосом говорит Андреа.
– Том, а если бы ты исцелился и следы патологии исчезли навсегда, ты бы вернулся в спорт? – интересуется Карли.
– Трудно ответить на этот вопрос, на самом деле. Не зря же говорят: «То, что делает нас счастливыми, губит нас».
– Томас Уилфорд, это ты?! – внезапно слышим мы мужской голос за нашими спинами.
Обернувшись, мы видим, что перед нами стоит один из мотогонщиков.
– Руфус Челлингтон? Да ладно! Как ты здесь оказался? Ты же, насколько я помню, решил покинуть спорт.
– Решил, но так и не решился, – смеется Руфус. – А ты как здесь? О тебе последние два года ничего слышно не было.
– Я… был в разъездах. После выписки решил удариться в путешествия.
– Да, ты молодец! Я думал, что после смерти брата ты не скоро оправишься.
Внезапно беззаботная ухмылка Тома исчезает с губ, а лицо мрачнеет.
– Да, я оправился, – тяжело сглатывая, говорит Том.
– Ну ты давай, не пропадай. Надеюсь, будем чаще видеться на гонках.
Парень уходит, а напряжение внутри Тома все нарастает, вместе с нахлынувшей горечью.
– Томас, – говорит Эдриан.
– Ничего не говорите, прошу вас.
После сказанных слов Том разворачивает свое кресло и отдаляется от нас.