Мы - такие! — страница 3 из 5

Следует поддержать.

Всяк, кто верноподдан, обязан лепту дать. Какой-нибудь динарий или еще там что.

Все же "кесарево — кесарю".

А если "кесаря" вкесарили, значит, "кесаршино — кесарше"!

Нужно дать.

Следует поддержать.

А то ведь бедует.

"Русская государыня" — и без юбчонки. Да еще на Западе! Просто срам для русского народа!

А то послать бы ей какие-нибудь две-три тысячи (1923 г.) и имели бы:

"Пребываю к вам неизменно благосклонная.

Собственной ее импер. величества рукою начертано

Мария".

Хорошо…

И ее реноме поддержали бы, и весь Запад по головке нас погладил:

— Вот хорошие люди! Вот как к своей династии!

А то подумайте только, царица вдруг да напишет:

"Мосье Пуанкаре! Не прислали бы вы царице несколько франков на чепчик, а то старый замызгался и неудобно верноподданным аудиенции давать.

Пребываю к вам неизменн. Мария".

Просто срам берет, когда подумаешь даже…

Следует поддержать!

Да и вообще нехорошо с нашей династией…

Кирилл пьянствует, у Николая (главнокомандующего), говорят, от седла геморрой, а Дмитрий Павлович день и ночь в очко режется.

А не забывайте, что каждого из них уже раз по пятнадцать на престол выбирали.

Цари, значит, а вот такое выкомаривают.

Неудобно.

Нужно им место дать.

Раз уж выбрали их царями, построить им по престолу где-нибудь в Москве.

Лезьте, мол, правьте!

Дать им рулон бумаги, пусть манифесты пишут.

Сопьются же, окаянные.

И в церквах пусть бы их поминали.

А то встретился знакомый диакон и жалуется.

— Не за кого, — говорит, — и "многая лета" как следует прореветь. Раньше, бывало, как начнешь: "Благочестивейшего, самодержавнейшего-о-о-о-го-го, великого-го-го…" Да как пойдешь-пойдешь, да все на "о", да на "о", да как допрешь до "лета", как попрешь "лета", то чувствуешь, что есть что переть, куда переть, и за кого переть… Аж окна бренчат. А теперь разве на одной "богоспасаемой державе" так попрешь?

Аж заплакал, бедняга.

А то попирал бы себе прямо трех сразу.

И царей бы выручили, и диаконам удовлетворение.

Нужно об этом поразмыслить…


1923

Перевод И. Собчука.

Ну и куда его?

В Болгарии революция. Царь Борис отрекся от престола.

(Из газет.)

Плохо, ей-богу, плохо быть царем.

Царствуешь, царствуешь, вдруг вот тебе — на! Наставляют колено, подталкивают — и лети!

Летишь, а тебе еще сзади:

— Катись! Катись!

И катись, потому что не покатишься, — все равно поддадут.

Покатился, значит, и остановился:

— Ну и что? Что делать?

Царем был — работы было не очень много.

Натянул мантию или там еще какую лихую годину, насадил на голову корону, взял в руки скипетр. И иди себе, головой, словно кобыла в "спасовку", покачивай.

Тебе отовсюду "ура", "слава" тебе летит со всех сторон, полицейскими нагайками подогнанная.

Хар-рашо!

Подадут тебе закон, покажут пальцем место, где нужно расписаться, ты себе тихонечко, будто волостной старшина, и выводи:

"Николай" или "Борис".

И все!

И жалованье доброе, и есть что есть, и жена не скулит, и дети твои, царенята, не голодные… Просто не жизнь, а чай с сахаром…

А теперь что?

Куда пойдешь, кому скажешь?

Даже писарем в сельсовет не примут, потому новых порядков не знаешь.

И в комнезам не возьмут.

Может быть, на первых порах как-нибудь и втерся бы, так потом все равно вычистят.

"Примазался, — скажут. — Элемент!"

Определить бы общественных свиней пасти, так не упасешь, лихую годину. Поразбегаются.

О стаде я уж не говорю, потому оно же сроду коровы не видело, а молока захочет украсть, сядет, дурное, бугая доить.

А бугаи этого страх не любят.

Убьет, а всему обществу и отвечай.

Морока с этими царями безработными!

Ну, куда ты его приткнешь?

Не иначе, как воз песку купить — пусть в пирожки играет.


1923

Перевод И. Собчука.

"Пожалуйте!"

Сотый раз собираются монархисты в эмиграции на тайные собрания и в сотый раз рассуждают на тему "Когда позовет их народ…".

Именно так Савинков в газете "За свободу" и пишет.

Седьмой год, бедняги, тычутся по Европе, седьмой год про то же самое:

— Когда позовете?

А мы глухие… Мы народ — и хоть бы тебе "ха"!

Бессовестный мы народ!

Ну и покликали бы. Ну, что нам это стоит?

А то помилуйте же вы мою душу: великий князь Георгий Михайлович в Берлине лакеем служит!

Такой благородный, такой молодой, такой "великий" и такой князь, и вдруг на тебе:

— Вам с гарниром-с?!

Царица, и не какая-нибудь простая себе царица, а "августейшая" царица, в приживалках у датской королевы сидит и пятки ей чешет… За это и кормят!

Великий князь Кирилл Владимирович сырец пьет. Это после шампанских! Боже мой! Боже мой! Чтобы вот так после собственных винных погребов (да каких погребов?! Да с какими винами?!), после собственных министров "двора" да сырец с солеными огурцами?!

У Николая Николаевича, у "верховного", можно сказать, "главнокомандующего", командовать некем. Козой командует… Да и козу "верноподданные" подарили, так как его величество, кроме козьего молока, ничего не едят… Старые стали, голова облезла… Корону если вечерком надевают, бумаги подкладывают, а то до самого носа, словно решето, налезает…

А гетман?! Наш родной гетман Скоропадский? Бунчук уже проел.

Гетманские регалии в Берлине на базар носит — никто купить не хочет…

А какие все были…

Бывало, как едут! Или как идут!

Почета того, почета, да людей около них, людей!

А теперь вши едят…

А мы молчим!

Бессовестные мы!

Давайте позовем.

Просто так себе:

— Пожалуйте, ваши величества!

Жирные деньги на них заработать можно.

Вы же только подумайте, — если бы собрать их всех да, к примеру, хотя бы в "Миссури"… [1].

По сертификатам бы платили, только бы на них поглядеть…

Не умеем мы так, как за кордоном. Там даже помои и те используются…


1924

Перевод И. Собчука.


[1] "Миссури" — ресторан в Киеве.

Паскудное слово

Оно не очень большое то слово, но очень ученое и очень панское.

Чужеземное слово.

Называется это слово "_интервенция_".

А означает это слово… Ох, очень много для нашего селянина оно означает…

Если вдумаешься, так, может, только слово "царь" так много для нас значило, как "интервенция".

А что получится, если перевести это слово на простой наш крестьянский язык?

По-пански — интервенция, а по-нашему — насилие!..

Сколько же было того этого насилия за те времена, как закордонное панство проводило у нас "интервенцию"?! Когда проходили нашими полями да селами — деникины, врангели, колчаки, юденичи, французы, поляки, румыны, и т. д., и т. п.?

Сколько изнасиловано, сколько покалечено, сколько перепугано, сколько посходило с ума?!

По-панскому — интервенция, а по-нашему — убийство! Сколько селянских костей позапахано на нивах украинских, сколько их еще белеет по оврагам, лесам, по балкам и буеракам?!

По-пански — интервенция, а по-нашему — пожары, реквизиции, контрибуции, издевательства, пытки, грабежи, мобилизации…

Сколько пошло наших сел огнем и дымом?! Сколько разного горбом, потом да кровью нажитого добра селянского съедено, изгажено, перепорчено этими контрибуциями и реквизициями?! Сколько мордовали, пытали, грабили паны и наймиты ихние по городам и местечкам, по селам и хуторам?!

А мобилизациями разными разве мало наше крестьянство утратило времени своего дорогого?! А подводами?! А бегством в камыши, в болота от "благодетелей" народных?!

По-ихнему интервенция, а по-нашему:

— Караул! Спасите, кто в бога и в черта верует!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот такое то слово "интервенция"… Страшное слово! Не слово, а чума…

Так что, так и подарить?! Все это простить панам и паненятам?

Слишком богатый подарок…

Когда их турнули да имения отняли, так — доля ты моя — какой гвалт поднялся:

— Верните!

А мы все это опишем, подсчитаем, проверим да:

— Возвращайте и вы!

Кто кого ограбил? А?. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот и подсчитывайте, обращайтесь в комиссию, что называется "Помощь жертвам интервенции"…

Пусть знают и они, что это за слово такое:

"Интервенция".


1924

Перевод И. Собчука.

О рыцарях, что животы своя на алтарь отечества великого собрались было положить

И бабахнуло в Сараеве…

И опрокинулся эрцгерцог…

И опрокинулись эрцгерцог австрийского престола апостольского, и пошел из них апостольско-эрцгерцогский дух…

И заворочалось…

И увидели дружественные державы, что у каждой из них нации угнетены… И нарушена во всех основах своих справедливость…

И начали державы нации эти подневольные освобождать и справедливость ту нарушенную восстанавливать…

Прицепляли справедливость ту к остриям штыков, к сорокавосьмисантиметровым снарядам и посылали их в соседнюю державу…

И наполняли справедливостью той и вызволением подневольных наций баллоны с газом, шипели справедливость и освобождение наций, туманом лезли через овраги, через буераки, через балки, через окопы в соседнюю державу, в очи, в нос и в рот угнетенных наций…

"Вызволяли" подневольные нации…

И гаркнули с высокого престола миропомазанник божий:

— Отечество в опасности!!

И поднялось дворянство:

— Спаси, господи, люди твоя.

— И благослови достояние твое.

— И "победы даруй"…

И кадили, кадили, кадили…

Кадили на "просительных", кадили на "благодарственных"…

И гул гудел дворянский от "Алтая до Кавказа, от Амура до Днепра":

— До последней капли крови!

— Животы на алтарь отечества великого! Все животы!.. Покладем! Покладем! Покладем!