Мы там были
Глава 1
Когда я подписывал документ, обязывающий меня молчать о некоторых фактах моей биографии целых пятьдесят лет, я даже не думал, что столько проживу. Даже для обычного человека это немалый срок, а люди моей профессии зачастую умирают молодыми. Но мне повезло. Опять повезло. Я пережил всех ребят из нашего взвода. Пережил тех неулыбчивых людей в темных костюмах, что подсовывали мне на подпись подписку о неразглашении. Пережил свою жену, добрую славную женщину. Даже империю под названием СССР, которая казалось вечной и несокрушимой, как скала, я и то пережил.
И вот, одним прекрасным утром я просыпаюсь в одинокой стариковской постели, бросаю взгляд на календарь, и понимаю, что пережил полувековой обет молчания. Странное чувство. Я не ждал этого дня, годами не вспоминал о нем, а он взял – и пришел. Ну, что ж, значит, теперь я могу рассказать о событиях в Вальверде, которых, если верить советским газетам и теленовостям, никогда не было, быть не могло и уж во всяком случае в них точно не были вовлечены никакие советские граждане или военнослужащие. Рассказчик из меня так себе, я же не Стивен Кинг какой-нибудь. Поэтому, я просто выложу как на духу, что со мной случилось и что я видел в апреле 1969 года в маленькой, жаркой и вонючей стране, которую вы уже не найдете на современных географических картах, а вы сами решайте – верить или не верить.
Вальверде… Страна с таким названием возникла вскоре после войны, когда бывшие колонии Африки и Латинской Америки одна за другой обретали независимость. Много грязи и песка, пальм и москитов, темнокожих и ленивых местных жителей. Вопиющая нищета и антисанитария. Больше сказать, пожалуй, нечего. К Вальверде никогда не проявляли интерес даже ее ближайшие, столь же нищие и убогие соседи, пока в начале 60-х в Вальверде не нашли уран. И тут завертелось! Жалкий клочок земли вдруг стал весьма привлекателен для двух мировых сверхдержав, которым в ту пору нужно было все больше и больше урана для наращивания ядерного арсенала.
Нам удалось войти в Вальверде чуть раньше американцев, но они наступали нам на пятки. Мы добивались лояльности от правительства, они, как водится, сосредоточились на поддержке оппозиции. Мы внедряли в Вальверде свою идеологию, янки занимались тем же. Мы присылали специалистов и оборудование, чтобы добывать уран, и они присылали. Из СССР шли поставки оружия и лекарств, из США – оружия и наркотиков. А взамен – уран, много урана. Страна, только-только глотнувшая воздуха свободы, неуклонно возвращалась к колониальному прошлому. Только на этот раз, в качестве сырьевого придатка и слуги сразу двух господ, каждый из которых тянул Вальверде в свою сторону. Рано или поздно давление в этом котле, огонь под которым наперебой раздували с двух сторон, должно было достичь критической отметки. И тогда… Бдыщь! Равновесие нарушится, чаша весов склонится на ту или иную сторону; либо одна, либо другая сторона проиграет и будет вынуждена убраться прочь из Вальверде. Но вышло так, что проиграли все.
Революция вспыхнула в начале апреля 1969 года. Апрель в Вальверде – это пора, когда сезон дождей сменяется знойным и удушливым летом. А в этом апреле страну ждали и другие перемены. Я так и не узнал, что послужило формальным поводом к восстанию и почему дальнейшие события развивались столь стремительно и непредсказуемо. Но через считанные дни после первых возмущенных возгласов и митингов протеста, они переросли в дикий и яростный бунт, главным и чуть ли не единственным девизом которого было: «Во всем виноваты белые!» Страна поднялась на волне неукротимой ненависти, распаленной наркотиками и треском автоматных очередей. Местная армия и полиция лишь первое время старались противостоять бунтовщикам и сохранять законную власть. Затем, часть правительственных сил разбежалась, часть перешла на сторону восставших, часть сплотилась в банды. Может, кто-то и пытался навести подобие порядка, организовать бунтовщиков в некую новую политическую силу, но большинство было увлечено мародерством, грабежами и поджогами. Все разваливалось на глазах, наступал хаос.
Нужно было сматывать удочки, пока еще оставалась возможность. Мы бросали все – недвижимость, технику и оборудование на урановых месторождениях, запасы уже добытого урана. Все, что привезли и вложили в эту страну, все, что выкачали из ее недр. Забирали лишь людей, и то, что могли унести в руках.
Задачей, стоявшей перед нашим отделением, было найти и доставить на местный аэродром советских военных советников, которых не успели эвакуировать в самом начале волнений. И которых в Вальверде никогда не было. М-да… Осознанно или нет, но я все еще думаю и говорю об этих людях так, как было принято в советское время. Нужно помнить, что теперь я живу в свободной демократической стране, и никто не вправе отдать меня под суд за разглашение того, что, формально, больше не является тайной. Военные советники были в Вальверде. И я был. Все, что я рассказываю – я видел собственными глазами, именно потому, что я был там, где по заверениям советского правительства меня не было… Ох, что-то меня понесло, простите глупого старика. Мысли путаются. Сейчас, я перейду от предыстории к самой истории и, будем надеяться, рассказывать станет проще.
Запах жареного ощущался еще на подъезде к столице. Я говорю это не для красного словца; над городом поднимались столбы дыма от горящих домов, автомобилей и куч мусора, и я не поручусь, что к запаху гари не примешивался смрад обгоревших человеческих трупов. Нас было шестеро, на двух «ГАЗ-69» – на первый взгляд, кажется полным безумием соваться вшестером в узкие улочки города, где бушует восстание, каждый мальчишка ходит с мачете за поясом, а на лбу любого белого намалевана мишень. Но безумием было и просто оставаться в этой стране, а мы понимали: чем скорее выполним задание – тем скорее свалим из этого бардака. Кроме того, мы были молоды, хорошо вооружены, прекрасно обучены и подготовлены, а такое понятие, как «чувство долга» в то время не было для нас пустым звуком.
Командовал отрядом майор ГРУ Шемякин, в целях конспирации носивший, впрочем, общевойсковые лейтенантские погоны. Остальные бойцы были сержантами и старшинами, рядовых сопляков на такие задания не посылали. Я помню их всех по именам, помню каждое лицо. Родина забыла, но я-то помню… мог бы перечислить, но зачем? Их не наградили тогда, не наградят и сейчас. Их родители давно умерли, невесты не дождались, друзья забыли. Полвека этих ребят якобы не было в Вальверде, и теперь всем уже плевать, что они там все-таки были… Да, я обещал не отвлекаться, извините. Накипело просто.
– Оружие к бою, – приказал майор, – Но без команды огонь не открывать.
Майор Шемякин ехал в первом «газике», вместе со мной и Сашкой Абрамцевым. У Сашки руки были заняты рулем, а я и так держал автомат в обнимку и наготове, лишь предохранителем щелкнуть. Я выставил ствол в окно, подавая тем самым знак бойцам во втором автомобиле, мол: делай, как я и смотри в оба.
Улицы столицы, и в лучшие-то времена не блиставшие чистотой, были завалены мусором и нечистотами. Кое-где дымились груды покрышек и остатки баррикад, валялись обрывки плакатов с надписями красной краской. Похожие надписи покрывали многие стены. Не знаю, о чем там говорилось, но выглядели они не слишком миролюбиво. Большинство окон, выходящих на улицу, превратились в зияющие черные провалы, ощетинившиеся блестящими осколками стекла. В одном из переулков, мимо которого мы проезжали, я заметил лежащие тела, их обнюхивали собаки. Живые люди нам тоже встречались. Чаще всего это были группы из десятка-двух смуглых мужчин и подростков в грязной и порванной одежде, растаскивающих барахло из магазинчиков и лавок. Иногда они ругались и дрались между собой, а иногда просто брели, пошатываясь, вдоль улицы, или сидели на корточках, мерно качая головами, словно китайские болванчики. Аптеки и больницы, разумеется, тоже разорили в поисках наркотиков – в придачу к той дури, которую американцы тоннами по дешевке продавали местным.
Некоторые из туземцев провожали нас недоуменными взглядами и что-то кричали вслед. Но остановить машины никто не пытался. Это были всего лишь обкурившиеся местные бездельники, превратившиеся на время смуты в хулиганов и мародеров, а не вооруженные и опасные отряды, готовые нападать и убивать.
Прежде чем местная шпана успела расчухать что к чему и призвать на помощь настоящих боевиков, мы промчались по улицам столицы до самого центра. Здесь, неподалеку от дворца туземного князька, сбежавшего из страны, когда уличные беспорядки вышли из-под контроля, располагалась наша дипломатическая миссия. Это было довольно скромное даже по местным меркам двухэтажное здание. Но… с очень крепким и высоким забором из металлических прутьев. Несколько трупов в гражданской одежде валялись вдоль забора, один повис на венчающих прутья остриях. Белых среди них не было. В двух-трех местах на фасаде дипмиссии виднелись большие черные пятна, оставленные бутылками с зажигательной смесью. Стекла в окнах, конечно, были выбиты, но решетки держались. Прочная входная дверь не взломана. Похоже, мы успели вовремя.
Майор Шемякин, перегнувшись через плечо Саши, надавил на клаксон. Резкий гудок разорвал пропитанный гарью и вонью воздух. Смуглые бездельники, кучкующиеся чуть дальше по улице, оживились, что-то залопотали по-своему. Оружия у них я не заметил, но у некоторых в руках были палки.
– Из машин! – раздался приказ.
Держа оружие наготове, мы покинули транспорт и рассредоточились. Двое бойцов по углам участка, обнесенного забором дипмиссии, двое на противоположной стороне улицы, один – при майоре и возле «газиков», напротив входа в здание. Этим последним оказался я, так что последующие события и диалоги происходили в моем присутствии.
– Есть кто живой?! – крикнул Шемякин в сторону здания, сложив ладони рупором, – Выходите! Такси подано!
В окнах дипмиссии мелькнули чьи-то фигуры, послышались неясные голоса. Затем, из-за двери раздался треск, с которым, вероятно, отдирали приколоченные доски.