– Ты хоть знаешь, какие имена они носили? – спросил Роберт.
Я помотал головой. До этого момента имена женщин меня не интересовали. Заводить близкие знакомства было некогда и незачем. Кроме того, пока они были живы, то вызывали у меня неприязнь, ведь по их милости мы угодили в эту историю. А когда они погибли… про них просто не хотелось вспоминать.
– Вера. Надежда. Любовь, – произнес Роберт со странной интонацией, будто он сам с трудом мог поверить в столь удачное совпадение, – Представляешь заголовки? Осознаешь, как это будет выглядеть в глазах всего вашего народа? Вера, Надежда и Любовь растерзаны кровожадными дикарями в Вальверде. Вы не сможете сделать вид, что переворот в Вальверде – всего лишь внутренний конфликт, доставивший вам небольшие неудобства. Убив Веру, Надежду и Любовь, вам дали пощечину, и закрыть на это глаза – значит, потерять лицо, подорвать репутацию сильной и непреклонной державы, стать жалким посмешищем. Вы вернетесь в Вальверде. Но на этот раз – как мстители и завоеватели, с огнем и мечом, с болью и гневом! А США, конечно же, не захотят остаться в стороне и уступить, они введут в Вальверде свои войска. Дальше – лишь вопрос времени, когда локальный конфликт перерастет в настоящую войну.
Пока стервец наслаждался своей надменной речью, я старался хотя бы внешне сохранять хладнокровие, хотя внутри у меня все клокотало, как в кипящем котле. Я понимал, что должен сделать, но не был уверен, что справлюсь. Чувствовал-то я себя неплохо, учитывая, что совсем недавно умирал от раны в боку, но все же был измотан, да и положение полулежа было не самым подходящим.
Наконец, одновременно с последней фразой Роберта, я собрался с силами и духом, обхватил рукоять лежащего у меня на коленях автомата и рывком направил ствол в грудь существа напротив. Его глаза вспыхнули красным, гораздо ярче, чем прежде.
– Сдохни, тварь! – выкрикнул я и нажал на спуск.
Щелкнул боек, но выстрела не последовало. Я был почти не удивлен, и даже не стал пытаться передернуть затвор. В следующую секунду автомат с невероятной силой выдернули у меня из рук, содрав спусковой скобой ноготь с указательного пальца. Не успел заметить, хватал ли Роберт ствол автомата, или даже не прикоснулся к нему. А, какая разница.
– Глупый поступок, – заметил Роберт, – Если бы меня можно было убить обычным оружием – я был бы мертв много лет назад… еще когда тот гребаный фанатик-еврей воткнул меч мне в кишки, крича что-то про предательство и тридцать сребников. Не помню, чтобы я получил какую-то плату, но то дельце стоило обстряпать и даром, удовольствия ради.
– Ну, теперь-то ты меня убьешь? – спросил я, готовясь к тому, что придется схватиться с чудовищем врукопашную.
– Это было бы слишком легко и предсказуемо, – отмахнулся Роберт, – И совершенно бесполезно. Нет, ты тоже сыграешь свою трогательную роль. Роль последнего оставшегося в живых. Воина, не сумевшего защитить слабых и позволившего им умереть. Гонца, приносящего печальные вести. Это добавит истории драматизма. Шекспир удавился бы от зависти.
Я отвернулся от него и взглянул, что делается на парковке. Наш разговор занял немало времени, и топливо в броневике уже догорало. Дым почти рассеялся, и я видел скользящие во тьме тени. Снаружи послышался шорох шагов, звяканье стрелянных гильз под ногами. Боевики слышали выстрел и поняли, что внутри магазина все еще остается кто-то живой. Да они так и так пришли бы проверить и собрать трофеи.
– Хрена с два я буду играть в твоем сраном драмкружке, – сказал я, – Меня-то эти точно прикончат, напрасно вылечил. Может, и с тобой справятся.
Роберт проследил за моим взглядом.
– Ах, эти? – сказал он, – Я и забыл про них. Не тревожься, сейчас я их прогоню. Сиди и смотри.
Роберт шагнул мимо меня к выходу в торговый зал, не таясь, будто пришел за покупками. Он остановился посреди помещения, в окружении множества окровавленных трупов, под пристальными взглядами столпившихся у входа в магазин головорезов. Я думал, он обратится к ним, попробует убедить, что на их стороне, и гадал, какой будет реакция. После излечения моей смертельной раны и фокуса с безотказным «калашниковым», который вдруг заартачился в нужный момент, я бы не удивился, увидев, как боевики бросают оружие и смиренно преклоняют колени перед существом в потрепанной джинсовой куртке с желтым значком-рожицей.
Роберт действительно заговорил, на странном тявкающем языке, столь же непохожем на местное наречие, как то не походило на русский или английский. Вот только обращался он не к боевикам. Во всяком случае, не к живым боевикам. Память моя, к сожалению или к счастью, не сохранила слова той речи, помню лишь, что она состояла в основном из односложных слов, вырывающихся изо рта говорившего, словно лай или смех гиены. Часто повторялось что-то вроде «тах-ах-лах» и еще другие слова.
Лающая речь смолкла, закончившись выкриком, похожим на приказ. И тут в темной массе тел, устилавшей пол магазина и часть парковки, я уловил какое-то смутное движение. Да, было темно, пламя горящего броневика почти погасло, но и глаза у меня успели привыкнуть к темноте. То тут, то там, я различал, как дрожь проходит по мертвым телам, их конечности трепетали, пальцы рук сжимались и разжимались.
Минутку, мне нужно снова принять лекарство. Сейчас, осталось совсем немного, и после этого вы можете сколько угодно считать меня сумасшедшим, выжившим из ума стариком, или обвинять во лжи.
Знаю, в это невозможно поверить, но я был там. Я видел! Мертвецы вставали! Мертвые встали, говорю вам! Они поднялись все, разом, словно куклы на ниточках, концы которых держит в руке один кукловод. Встали убитые боевики и местные, что лезли вслед за ними на штурм магазина. Встали мои товарищи, вместе с которыми мы обороняли и так долго удерживали нашу жалкую крепость. И что хуже всего – они тоже встали! Три женщины… нет, три истерзанных тела, когда-то бывшие женщинами. Я не мог на это смотреть, чувствуя, как ужас стискивает мое сердце и горло ледяной рукой… И не мог не смотреть!
Это было невыносимо и, казалось, никогда не кончится, хотя позже я осознал, что прошло всего несколько секунд. Мертвые, шатаясь, шаркая ногами, натыкаясь друг на друга, двинулись со всех сторон к рядам ошеломленных боевиков. Не считая шороха шагов, они не издавали ни единого звука; не было слышно ни дыхания, ни стонов, ни голосов, ничего, наводящего на мысль о том, что эти существа ожили. Нет, они были и оставались мертвыми.
Те из боевиков, что поумнее, недолго думая, кинулись наутек. От них-то хватало ора. Другие начали стрелять, будто думали, что мертвецов можно убить еще раз. Впрочем, сомневаюсь, что человек в такой ситуации способен рационально мыслить. За себя ручаюсь, а я ведь смотрел на происходящее со стороны, не на меня наступала толпа покойников.
Мертвецы окружили кучку не успевших сбежать живых, и… через несколько секунд живых там не осталось. После этого мертвые тела выстроились перед магазином и перед стоявшим на пороге Робертом, словно солдаты, ожидающие приказаний командира. Впереди стояли три бледных изуродованных женских трупа. Рядом – то, что при жизни было моим сослуживцем и другом. Глаза у мертвецов были открыты. Наступила тишина.
– Прошу, – с трудом выдавил я из пересохшего горла, – прекрати! Прекрати это!
Роберт с усмешкой оглянулся на меня. Затем, бросил пару слов на загадочном собачьем языке. Я уже сравнивал восставших мертвецов с марионетками на ниточках, так вот – теперь эти ниточки словно обрезали разом. Тела с мягким шуршанием опустились на асфальт парковки.
Больше мы не обменялись с Робертом ни единым словом. Все уже было сказано. Он молча ушел во тьму, из которой, должно быть, явился. Я подумывал, не двинуться ли следом, в еще одной безнадежной попытке покончить с ублюдком, но так и не нашел для этого сил. Мне следовало поберечь силы для другого.
Я похоронил их. Поблизости от места бойни, в одной неглубокой могиле, вырытой тем, что попалось под руку, но этого оказалось достаточно. Тела трех женщин с именами Вера, Надежда и Любовь, так и не нашли. Вероятно, их объявили пропавшими без вести или погибшими, но никакой особой шумихи не было. В моих показаниях никакие женщины не упоминались. Как и восставшие мертвецы. Думаю, допрашивающие меня кэгэбэшники подозревали, что я скрываю от них правду, но они так и не сумели выбить ее из меня. После того, что я пережил, выдержать несколько пристрастных допросов было сущим пустяком.
На память о той операции у меня осталась автоматная пуля, которую я всю жизнь носил на цепочке на шее. И седина, довольно необычно выглядящая на висках молодого парня. Ах да, еще ночные кошмары, мучившие меня несколько лет.
Мы так и не вернулись в Вальверде. Как и американцы. Они в то время увязли во Вьетнаме, им хватало проблем и забот. А нам вскоре предстояло вторжение в Афганистан. Через несколько месяцев Вальверде как государство перестало существовать. Его территорию разделили между собой соседние, более стабильные и покладистые страны. Неудавшаяся операция, в ходе которой при невыясненных до конца обстоятельствах оказался потерян отряд спецназа ГРУ, была засекречена.