Это была одна из самых сенсационных гипотез в мире. Споры по данному поводу велись чуть ли не целое столетие и были непосредственными предшественниками нынешних мифов об НЛО. К сожалению, дальнейшее развитие космических исследований не подтвердило смелых допущений Ловелла. Межпланетные станции, советские и американские, подлетевшие к Марсу и даже опустившиеся на него, не обнаружили там ничего похожего на прямолинейные образования; «каналы» оказались все-таки детищем человеческого, а не марсианского разума, к тому же и белые полярные шапки, с которыми сторонники растительной гипотезы связывали столько надежд, подвели их. Да и климат Марса слишком суров по земным представлениям. И хотя даже самые новейшие данные не дали окончательного ответа на вопрос о существовании на Марсе органических соединений или бактерий (но это к нашей теме не относится), в те времена гипотеза Ловелла еще не была похоронена. Это, конечно, не значит, что писатель в какой-то мере пытался представить себе действительный облик гипотетических обитателей Марса, да этого, собственно, почти никто из фантастов не пытался сделать. Тем не менее предположение об обитаемости Марса было тогда не таким уж беспочвенным.
А теперь посмотрим, что же это за марсиане поселились на планете с каналами? А. Толстой, как и впоследствии И. Ефремов, — антропоцентрист, он высказывает предположение, что более совершенное животное, чем человек, создать невозможно, поэтому дикие марсианские племена легко смешались с земными людьми, с магацитлами, некогда улетевшими с Земли во время гибели Атлантиды. Таким образом, здесь использована также чрезвычайно ходовая историческая загадка, будоражащая умы по сей день. И опять-таки до сегодняшнего дня наука не дала уверенного ответа: существовал ли вообще гигантский остров, упоминаемый в диалогах Платона, действительно ли он был разрушен 10–12 тысяч лет назад чудовищным землетрясением и населяли ли его мужественные, рослые и высокоцивилизованные племена? Рассказы, вложенные в уста Аэлиты, дают на все эти вопросы утвердительный ответ. Но в ее рассказах использованы уже позднейшие легенды.
И еще одна историко-литературная связь явственно прослеживается в «Аэлите». В подзаголовке первого издания стояло «Закат Марса». Здесь слышится намек на очень модный в то время труд немецкого философа О. Шпенглера «Закат Европы». О распространенности этого трактата можно судить по такому факту: русский перевод 1922 года делался с 32-го(!) немецкого издания. «Закат Европы» называли самой блестящей книгой XX столетия. И действительно, в книге немало тонких и убедительных наблюдений над загнивающей культурой Запада. (Кстати сказать, у нас традиционно название труда Шпенглера переводят неточно, он называется не «Закат Европы», a «Untergang des Abendlandes», т. е. «Закат Запада», в этот регион автор включал и Соединенные Штаты, но исключал Россию.) По мнению О. Шпенглера, западная культура быстрыми темпами катится к пропасти и к началу XXI века с ней будет покончено. Именно эти пессимистические пророчества в шаткой кризисной атмосфере послевоенной Европы, атмосфере «потерянного поколения», увековеченного Ремарком, Олдингтоном, Хемингуэем, нашли благодатный отклик, чем и объясняется шумный успех, казалось бы, столь специального труда. И надо сказать, что в историко-культурных построениях О. Шпенглера было бы много правильного, если бы автор объяснял причины упадка общим кризисом буржуазного строя и сумел бы разглядеть противодействующие тенденции. Но, по его мнению, в этих процессах действует некий всемирный закон последовательной смены великих культур или великих цивилизаций. Пройдя определенный внутренний цикл, цивилизация обречена на гибель, а возникающая на ее обломках новая культура не имеет с ней никакой связи. Кто понимает сейчас греческую лирику, вопрошал О. Шпенглер, и точно так же грядущим поколениям будет чужда, например, музыка Бетховена.
Здесь нет необходимости подробнее разбирать концепции О. Шпенглера, достаточно сказать, что именно их внеисторичность и подверг А. Толстой тонкому пародированию в «Аэлите». На толстовском Марсе тоже гибнет великая цивилизация. Совсем по Шпенглеру, Марс пересох, Марс кончается. Правящие классы, лишенные всяких творческих сил, хотели бы превратить это медленное умирание в пышный и торжественный реквием, но тем не менее они вовсе не желают упускать власть из своих рук. Как только дело доходит до восстания рабочих, в правителях пробуждается энергия. Именно в эту неустойчивую среду врезается, подобно все встряхнувшему метеориту, яйцеобразная ракета с Земли. Словно капли именно земной, разгульной крови и не хватило прогрессивным силам на Марсе, чтобы подняться на борьбу с проржавевшей диктатурой Тускуба. И это уже совсем не по Шпенглеру.
«Трудно отделаться от впечатления, — пишет А. Бритиков, — что Алексей Толстой угадал самоубийственную психологию современного империализма, готового обречь человечество на истребление, лишь бы не допустить коммунизма».
Именно в таких вот сопоставлениях, аналогиях, сравнениях ценность книги, ее идейность — в этом и ценность фантастики вообще. Как этого не разглядели критики того времени, понять трудно.
Изобразив тоталитарное общество с резким классовым расслоением, с подавлением человеческой личности, с застывшими нелепыми обычаями, А. Толстой сделал первую попытку создания романа-предупреждения, «час пик» которого наступит много позже. Появление подобных штрихов у А. Толстого не было случайностью, в воздухе Западной Европы уже носилась угроза фашизма, в Германии, откуда и вернулся писатель на родину, уже стоял, возглавляя национал-социалистическую партию, ефрейтор Адольф Гитлер. И уже именовал себя «фюрером». Впрочем, более определенно, более сильно антифашистские мотивы прозвучали во втором фантастическом романе А. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» и повести «Союз пяти», которые были написаны вскоре после «Аэлиты».
На собственно литературной арене «Аэлита» успешно конкурировала в то время с чрезвычайно распространенной усилиями частных издательств переводной приключенческо-фантастической беллетристикой, совершенно безответственной по части идейности, хорошего вкуса и т. д.
В годы создания «Аэлиты», например, шел нарасхват роман француза П. Бенуа «Атлантида», представлявший собой некий пряный коктейль из колониального, будуарного и научно-фантастического романа. В нем тоже шла речь о потомках Платоновой Атлантиды, дотянувших до наших дней, но уже на самой Земле, а именно: в сахарской глубинке, где, оказывается, и была расположена Атлантида, только океан впоследствии отступил от тех мест. Но гипотеза эта послужила автору лишь предлогом для довольно потрепанного сюжета о любви французского офицера и царицы тайного царства, секс-бомбы, выражаясь современным языком, Антинеи, которая заманивала к себе несчастных европейцев, чтобы погубить их в своих объятиях.
Однако признанным главой подобной, так сказать, школы был американский писатель Э. Р. Берроуз, имя которого прежде всего связано с созданным им циклом романов об обезьяньем выкормыше Тарзане. Но и к «чистой» фантастике Берроуз приложил свою руку, в том числе к тому же Марсу,
Он сочинил около десяти романов («Принцесса Марса», «Боги на Марсе», «Владыка Марса» и т. д.; часть из них вышла и в русских переводах) со сквозным героем, неким Джоном Картером, бравым воякой из Вирджинии, который, затосковав от безделья после окончания войны между Севером и Югом, отправляется на Марс и совершает там неслыханные подвиги. Словом, это тот же Тарзан, только не в джунглях. Литература подобного пошиба заслужила у американцев ядовитое прозвище — Space opera — космическая опера. Попытки создания космической оперы случались и у нас: в 1925 году, например, появились «Пылающие бездны» Н. Муханова, повесть о войне Земли все с тем же Марсом, в которой обе планеты энергично лупцуют друг друга лучевым оружием, но Земле все же удается одержать победу, замедлив движение враждебной планеты с помощью межпланетного тормоза!
Была сделана попытка превратить в «оперу», или вернее в оперетту, и «Аэлиту». Был сочинен анонимный кинороман «Аэлита на Земле». После поражения революции на родной планете наша героиня отправляется на Землю, где в обличье эстрадной певички сражается с отцом Тускубом, возглавляющим контрреволюционный «Золотой союз». В этих событиях принимают участие и другие герои А. Толстого, но чем сюжет окончится, осталось неизвестным, так как из анонсированных восьми выпусков свет, к счастью, увидел только один.
Высокоидейные, написанные в оригинальном стилистическом ключе, с ярко выписанными характерами романы А. Толстого не только в те годы противостояли подобной антихудожественной чепухе, но и в наши дни служат той же цели, став своего рода классикой советской фантастики. Но, как уже было сказано, эта их роль была понята не сразу, еще долго находились критики, которые, как сейчас кажется, поставили себе целью изничтожить отечественную и мировую фантастику. Они пошли гораздо дальше первоначальных отзывов. Так, в журнале «Революция и культура» можно было встретить такие оценки тогдашней детской приключенческой литературы.
«…Империалистических тенденций своих авторы (Ж. Верн, Г. Уэллс, М. Рид и т. д. — В. Р.) не скрывали и разлагали ядом человеконенавистнической пропаганды миллионы своих юных читателей… Традиции приключенчества в литературе живучи. За советское время написан целый ряд романов, аналогичных по духу своему майн-ридовщине. К такого рода творчеству руку свою приложил даже маститый Алексей Толстой. И вред от этих романов вряд ли меньший, чем от всей прежней литературы авантюрного толка… У этих романов грех в том, что они возбуждают чисто индивидуалистические настроения читателя… и отвлекают его внимание от действительности то в межпланетные пространства, то в недра земные, то в пучины морей».
Другая статья этого же журнала навешивала вульгарно-социологические ярлыки с не меньшей силой:
«В отношении же идеологии у Толстого дело обстоит настолько печально, что его романы лишь условно (по месту и времени появления) можно отнести к советской фантастике».