Подъем с глубины вслепую был для Глеба мучителен. Валтамери прощались с Мартой с ласковой тоской, будто скучали по таким, как она.
– Я вернусь, – сказала им Марта. – Когда-нибудь… После всего… Вернусь к вам.
Глеб почувствовал руку на щеке – это была его русалка, та, что говорила с ним на горе.
– Спасибо, Глеб, – сказала она. – Моя сестра умерла этой ночью. Но перед смертью она вернулась!
Глеб прижался губами к ее руке, и женщина удивленно рассмеялась.
На берегу воняло гарью, плавленым пластиком, мертвой биомеханикой. Обгоревший, измученный глайдер не узнал Глеба, пришлось Марте отжимать панель под его брюхом и вручную вводить доступ – она нервничала, говорила зловещим шепотом:
– У деревьев сидит один… маленький. Наверное, сторожить оставили, сейчас тревогу поднимет… Ну быстрее же, Глебушка. Залезай в кабину, не забудь, что ты теперь – пассажир. Временно, конечно, потом полетаешь! Ну куда ты?
Глеб слепо шагнул туда, где шелестели листья, – к лесу, где сидел на страже Ниири, готовый позвать своих взрослых, чтобы разобрались с нехорошими пришельцами.
– Ниири! – сказал он громко, стараясь почетче выговаривать звуки. – Глеб… каарху… друг… уусва!
Мартынчик подошел, потерся мохнатой головой о Глебову руку.
– Уусва, – пропел он тихо. – Глеееб, анееки.
– Что он сказал? – спросила Марта, когда кабина закрылась за ними и оплавленный глайдер, дрожа и чуть постанывая, оторвался от камня.
– Попросил прощения, – ответил Глеб. Ему вдруг пришло в голову, что они уже сегодня покинут планету, на которой провели почти две недели, но так и не дали ей названия, под которым она войдет в списки Комкона.
– Как русалки называют эту планету? – спросил он.
– Ота-эла, – ответила Марта. – «Мы здесь есть». Странно, да?
– Нормально, – сказал Глеб. Ему показалось, что что-то светлое мелькнуло перед лицом – это, конечно, было невозможно, но показалось ведь. – «Мы есть» – это важно.