леса и пиломатериалов. В Александрове и в Карабанове существуют лесничества и леспромхозы. На их складах есть и круглый строевой лес, и всякий пиломатериал. Но ничего нельзя выписать. Единственное, что мне удалось приобрести, — это отходы от пиломатериалов — дровяной горбыль. Все начальство на мои просьбы объяснить мне, почему я ничего не могу купить у них, отвечало одно и то же: частников мы не обслуживаем.
Это общее правило. И неизвестно, чем руководствуется при этом государство. А результат один: процветают взяточничество и воровство. Люди строят, и им строительный материал нужен. И они его достают доступными, но незаконными способами. И при этом, как правило, частнику все обходится намного дешевле. Это оттого, что «продавец» в таком случае продает не свое, а ворованное, и ценой не дорожит. Так что в выигрыше от этого и «продавец», и покупатель. Проигрывает государство, и здорово. Я уж не говорю о морали и нравственной атмосфере в стране.
Я уже давно убедился, что в нашей стране создан строй, при котором каждого человека делают преступником. Тебе дано много разных «прав», но на деле ты это право можешь осуществить и реализовать, только нарушая Уголовный кодекс.
Вот тому самое, как мне кажется, яркое доказательство. Начав завозить материал, я обратился в исполком за разрешением на строительство. Я надеялся, что встречу там и понимание, и помощь — хотя бы в приобретении технической документации. Разговор у меня состоялся с главным архитектором Александровского района. Он мне заявил, что мне никто не разрешит строить дом.
— Это почему же? — опешил я.
— Износ вашего дома составляет всего лишь сорок два процента, и в нем еще жить да жить можно!
— А сколько процентов износа нужно, чтоб вы разрешили построить новый дом?
— Не менее шестидесяти пяти.
— Это что же, ждать, пока меня вместе с семьей завалит гнилушками или когда пообмораживаемся все зимой?
— Мы вам можем разрешить сделать капитальный ремонт.
И пошло все вокруг этого. Ни в какую мне не разрешают построить новый дом. И чего только не было мне наговорено в отделе главного архитектора! Оказывается, имеется масса причин и предлогов не давать населению строить дома.
— «Закон о частном домовладении» говорит, что всякий человек может строить дом не более 60 кв. м. И нигде в законе этом не говорится о минимуме! — твержу я им.
— Ага! — в ответ мне. — Вы построите себе три или четыре комнаты, да еще все отдельные, а потом будете их сдавать квартирантам!
— Ну, и что же в этом плохого, даже если так и будет (хотя у меня и в мыслях этого не было!)? Закон ведь не запрещает сдавать внаем жилье. Плати налог и сдавай.
— С нас спрашивают и контролируют!
Надо же! В местной газете то и дело читаешь объявления: такой-то завод или техникум снимет комнаты в частных домах для своих рабочих или для студентов. А тебя по одному только подозрению, что ты вдруг заимеешь возможность сдать комнату, лишают права иметь жилье.
— Ага! Построите новый дом, а потом захотите его продать!
— А в этом что недозволенного? Ведь закон и это разрешает! Насильно я свой дом никому не навяжу и жить в нем не заставлю.
Какой идиотизм: в стране настоящий кризис с жильем, и власти вместо того, чтобы поощрять людей строить дома, делают все дозволенное и даже недозволенное, чтобы препятствовать этому. Я объездил весь Союз и нигде, ни в каком его конце не встречал случая, чтобы приезжему человеку государство предложило жилье. Люди мечутся в поисках чего угодно: квартиры, комнаты или просто угла.
— Ладно, — говорю я, смиряясь, — продам я завтра свою развалюху и обращусь в горисполком с просьбой дать мне квартиру. Дадите?
— Нет, квартир у нас нет. Много строим, но все равно не хватает.
— Так почему ж не даете самому мне строить для себя?
«Не дает ответа».
И «постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
Мы еще хотим, чтоб нас понимали иностранцы! Да я вот живу в этой стране пятый десяток, здесь родился,> крестился и вырос, а на вот тебе, она каждый раз выкинет что-нибудь такое, на что и ответа не дашь ни сам себе, ни кто другой не ответит ничего вразумительного. У меня от всего этого сложилось такое впечатление о нашем устройстве: где-то ежедневно заседает и усиленно работает огромная и авторитетная организация, и думает она только об одном, какую бы пакость или несуразицу придумать для населения, как бы и что бы еще сделать, чтобы жизнь его стала еще бессмысленней и немыслимей?
И с каждым годом больше убеждаюсь: если мы еще и живем, и дышим, то как раз вопреки желанию власти.
…Прежде чем приступить к строительству дома, я решил провести к нему водопровод. Водопроводная трасса проходит в двух метрах от моей калитки — еще ближе, чем в Тарусе. Узнал, что разрешения на водопровод дает горкомхоз. Обратился туда, и мне велели заказать в проектной конторе в Александрове документацию на водопровод и на проект канализации. Побывал там. Через полтора месяца документация была готова и согласована, как и положено, с санэпидемстанцией. С папкой этих документов заявился я к начальнику горкомхоза. Полтора месяца назад он меня направлял в проектную контору, а теперь, не смутясь и не задумываясь, отказывает мне в разрешении на водопровод и на канализацию.
Устно он мне говорит: «Воды не хватает в городе, и мы никому не разрешаем подсоединяться к городскому водопроводу. Пользуйтесь, как все жители, колонкой!»
— Но ведь от колонки я могу брать воды неограниченное количество! Почему не разрешите в дом провести? Разница только в том и будет, что в облегчении.
— Только в исключительных случаях разрешает исполком провести водопровод в дом. Вот если бы вы были инвалидом войны или ветераном труда, тогда бы вам провели…
— Или был бы я секретарем горкома партии…
Молчит.
Но на заявлении он мне пишет резолюцию: «Отказать из-за отсутствия в горкомхозе чугунных труб».
— А если я достану вам трубы чугунные, то вы мне разрешите?
— У нас не хватает рабочих, чтоб проводить воду в частные дома…
— А если я найду и рабочих?
— Я ж вам сказал, если б вы были инвалид войны…
— Так на кой черт вы меня посылали в проектную контору заказывать проект? Зачем я потратил полтора месяца и уплатил двадцать рублей?
— А что я могу поделать, раз у нас нет труб?
— А если я достану трубы?
— У нас не хватает рабочих…
Сказка про белого бычка.
Написал я об этом жалобу во Владимир в областной отдел коммунального хозяйства. И меня скоро вызвали на заседание горисполкома…
Последний срок Анатолия Марченко в документах
Документы по делу 1981 года
К делу № 41 от обвиняемого
по этому делу по статье
70 ч. II УК РСФСР
Марченко Анатолия Тихоновича
Заявление
На первом допросе 18 марта с.г. я заявил начальнику следственной группы подполковнику КГБ [нрзб.] в присутствии прокурора Образцова об отказе давать следствию какие-либо показания по предъявленному мне обвинению по ст. 70 ч. II УК РСФСР.
Свой отказ от участия в следствии я мотивировал тем, что считаю КГБ преступной организацией.
Сейчас я считаю необходимым собственноручно объяснить и уточнить эту свою мотивировку.
Поскольку деятельность КГБ (и вообще вся жизнь в стране) направляется, контролируется КПСС, а Председатель КГБ Андропов является в то же время и членом Политбюро ЦК КПСС, то я считаю преступными обе [эти] организации, считаю КПСС и КГБ организациями компрачикосов XX века.
Отличие современных компрачикосов от их средневековых предшественников лишь в том, что те уродовали совершенство природы — красоту человеческого тела, а современные уродуют душу и разум человека. Да в том [нрзб.], что эта одна из самых мрачных [нрзб.] средневековья — преступное и чудовищное ремесло выродков рода человеческого — взята на вооружение современным государством, возведена в СССР в ранг государственной политики, в средство управления народом. Я родился и вырос при социализме. Но меня никогда не прельщали его прелести. Они мне чужды и омерзительны сегодня. Помесь бесовщины Достоевского и сатиры Щедрина в эпоху НТР — вот какой видится мне и физиономия «развитого» социализма. Это лишь смутные контуры «светлого будущего всего человечества» — цветочки марксистского эксперимента в СССР.
Действительное же назначение статьи 70 УК РСФСР состоит в том, чтобы законно ликвидировать политическую оппозицию в стране и законно ликвидировать свидетельства преступной деятельности КПСС и КГБ.
Статья 70 УК РСФСР противоречит духу и букве Всеобщей Декларации ООН о правах человека. Но и не будь этой Декларации ООН, то и тогда я никогда не признаю права кого бы то ни было силой контролировать, направлять мою духовную и культурную жизнь, грабить в моем доме мои (и членов моей семьи!) письменный стол, книжные полки.
Считая себя человеком свободным, я не намерен и в будущем ограничивать свою духовную и культурную жизнь статьями УК, лишающими меня гражданских и политических свобод. Участвовать же в следствии по обвинению кого бы то ни было по ст. 70 УК РСФСР считаю делом постыдным и недостойным.
Данное заявление является моим ответом на все вопросы следствия пройденного этапа и на будущее.
27 мая 1981 г.
з/к тюрьмы № 2 г. Владимир
(подпись)
Последнее слово
А.Т. Марченко на суде
(г. Владимир, 4.09.1981)
Меня обвиняют по 70-й статье: за пропаганду и агитацию, за клевету, направленную к ослаблению и свержению советского общественного и государственного строя. В доказательство этого обвинения здесь говорили о том, что я ненавижу советскую власть.
Прежде всего я должен сказать: у меня нет родовых, семейных оснований враждебно относиться к советской власти. Никто в моей семье — ни дед, ни отец — не пострадал от нее. Даже наоборот, здесь вот говорили: отец — участник Отечественной войны, деда расстрелял Колчак. Так что родовых причин нет. Мое отношение к советской власти сформировалось совсем другими причинами.