Н. С.) подкинуть такой вариант и с наглым видом заявить, что в народе это укоренилось. Что он скажет?» Я уже сказал: «Для меня это лестно». Но мы отвлеклись…
Казалось, что из названий всего шести улиц между Витебским вокзалом и станцией метро «Технологический институт» уже ничего извлечь невозможно. Все варианты исчерпаны — ан нет. Вот ещё один, предложенный низовой культурой в годы перестройки: «Разве Можно Верить Пустым Словам Большевиков». Впрочем, не исключено, что этот вариант родился давно, ещё в советские времена, когда фольклор, по определению, стал одной из форм общественного протеста против тоталитарного большевистского режима, но оказался в подполье, и потому мы его не сразу услышали.
Рядовые лейб-гвардии Семёновского полка
В семёновцы брали, как правило, высоких, белокурых, «лицом чистых», с голубыми глазами под цвет форменных воротников. В рукописной поэме петербургских гвардейских полков под названием «Журавель» солдатам Семёновского полка посвящены несколько строк, одна из которых стала расхожей петербургской поговоркой: «Семёновские рожи на кули овса похожи».
В 1820 году Семёновский полк прославился первым в России осмысленным массовым выступлением солдат.
Формально оно было направлено против бесчеловечного обращения с ними полкового командира Ф. Е. Шварца, отличавшегося, как вспоминают современники, «чрезвычайной строгостью по фронтовой службе». В петербургских гвардейских полках знали, что в местах расквартирования полков, которыми командовал Шварц, оставались могилы солдат, засечённых до смерти. В местном фольклоре такие могилы назывались «Шварцевые». Новые порядки Шварц начал наводить и в Семёновском полку, где он сменил весной 1820 года любимого солдатами бывшего командира Я. А. Потёмкина, под началом которого полк прошёл войну 1812 года. Один за другим он вводил всё новые и новые смотры и учения, не предусмотренные никакими правилами службы, вплоть до так называемых «десяточных» смотров. Ежедневно десять солдат обязаны были приходить к нему на квартиру в полной парадной форме. Там они подвергались особенно изощрённым издевательствам. Именно эти «десяточные» смотры и переполнили чашу терпения семёновцев.
Никаких политических целей семёновцы не преследовали. Их требования сводились к сокращению изнурительных учений, отмене «десяточных» смотров и учений по праздничным дням, а также смене Шварца на посту командира полка. Последнее, пожалуй, было для них особенно важным. Один из современников вспоминал, как арестованная рота семёновцев шла в Петропавловскую крепость: «Шли они спокойно и без оружия, в одних шинелях, мимо нашего дома. Я спросил у них: „Куда вы?“ — „В крепость“. — „Зачем?“ — „Под арест“. — „За что?“ — „За Шварца“».
В петербургском фольклоре этот солдатский бунт остался под названием «Семёновская история». Но значение его оказалось глубже, чем когда под словом «история» понимается эпизод, случай. Восстание семёновцев возникло стихийно и продолжалось всего два дня, но эхо тех событий было слышно далеко за пределами России. В то время Александр I находился за границей. Согласно одному историческому анекдоту, на слова императора о том, что на спокойствие в России он может положиться, австрийский канцлер К. Меттерних якобы сообщил ещё ничего не знавшему русскому царю о восстании в Семёновском полку. «Семёновская история» нашла отражение и в народных песнях:
Вдоль Фонтанки-реки
Квартируют полки.
Их и учат,
Их и мучат
Ни свет ни заря.
Что ни свет, ни заря
Для потехи царя.
Разве нет у них рук,
Чтоб избавиться от мук?
Разве нет штыков
На князьков-голяков?
Да Семёновский полк
Покажет им толк.
Кому вынется,
Тому сбудется,
А кому сбудется,
Не минуется.
Слава!
«Семёновская история» закончилась в Петропавловской крепости, куда в полном составе отправили полк.
Как у нас то было на святой Руси,
В славном городе было Питере,
В Петропавловской было крепости,
Тут сидят удалы добры молодцы.
Заодно они думу думали,
Одни речи они говорили:
«Вы подуйте-ка, ветры буйные,
Вы снесите-ка с гор желты пески,
С гор желты пески, с гробовой доски.
Ты восстань-ка, восстань, наша матушка,
Благоверная государыня,
Катерина свет Алексеевна!
Осмотри-ка ты свою армию,
Осмотри-ка ты свою гвардию
И любимый полк Семёновский.
У нас служба-то переменена,
Все начальнички стали грозные,
А полковнички бестолковые,
Государь-от стал прогневанный,
Мы, солдатушки, в крепости сидим».
В 1820 году в связи с «Семёновской историей» весь со став полка заменили, создав новый по существу Семёнов ский полк из солдат гренадерских полков.
В марте 1918 года старейший в России гвардейский Се мёновский полк был распущен.
Глава II14 декабря 1825 года. Восстание декабристов
Формально началом целенаправленной организационной подготовки к насильственному изменению политического устройства в стране можно считать создание в 1814 году в Москве тайной организации под названием «Орден русских рыцарей», или «Орден рыцарей русского креста». Своей конечной целью она ставила учреждение в России конституционной монархии. Одним из её основателей был граф, участник Отечественной войны, генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. Забегая вперёд, скажем, что в 1825 году Дмитриев-Мамонов отказался присягнуть Николаю I, его объявили сумасшедшим, и остаток жизни он провёл в своём родовом имении под опекой. Другим создателем «Ордена русских рыцарей» стал будущий декабрист генерал-майор Михаил Фёдорович Орлов, благодаря влиянию которого созданное ими общество вскоре утратило свои первоначальные чисто масонские мистические черты и превратилось в общественную организацию ярко выраженного преддекабристского характера.
Было бы неверно думать, что масонство не сыграло в России никакой роли в становлении протестного движения.
А в случае с трансформацией характера деятельности Ордена русских рыцарей можно сказать, что вся общественно-политическая деятельность декабристов корнями своими уходит в русское масонство.
Появление первых масонских, или, по-французски, франкмасонских, лож в Петербурге исследователи относят к концу 1740-х годов. К середине XVIII века их, как уверенно утверждают литературные источники, «было уже немало». С 1787 по 1822 годы, когда император Александр I официально запретил их, в столице насчитывалось до двадцати различных масонских лож. Все они имели замысловатые экзотические названия. Существовали такие ложи, как «Розенкрейцерская», «Умирающего Сфинкса», «Пламенеющих друзей», «Великая ложа Астрея» и так далее.
В фольклоре появление масонства в России вообще и в Петербурге в частности связано с именем Петра I. Ещё в бытность свою в Москве Пётр тесно сблизился с «ярым католиком» шотландцем Патриком Гордоном и немцем Францем Лефортом, давшим своё имя знаменитой немецкой Лефортовой слободе. Москвичи называли слободу Кокуем, по протекавшему в то время и засыпанному впоследствии ручью. И Лефорт, и Гордон, как считают историки, принадлежали к одной масонской ложе. В народе не без оснований верили, что именно они внушили царю ненависть ко всему московскому и безграничную любовь ко всему иноземному, вплоть до католических церковных обрядов, что русскому православному государю, как считалось в то время, «и вовсе неприлично».
Председательствовал Лефорт и в тайном так называемом «Нептуновом обществе», открытом в Москве в Сухаревой башне. Было это общество масонским или каким-либо иным, историкам выяснить так и не удалось, но среди москвичей того времени ходили упорные слухи о некой «чёрной книге», которая там была замурована в стену и «заколочена алтынными гвоздями». Охраняли ту книгу, как утверждают московские легенды, двенадцать нечистых духов.
Между тем, по питерским преданиям, первую масонскую ложу основал Пётр I в Кронштадте после возвращения из заграничного путешествия 1717 года. Считается, что именно Пётр вывез тогда из Европы масонский статут. Может быть, поэтому среди русских масонов XVIII века Пётр I пользовался необыкновенным уважением. На своих собраниях они даже распевали «Песнь Петру Великому», сочинённую Державиным.
Отношение к масонству в России всегда оставалось неоднозначным, его то разрешали, то запрещали. Не жаловали масонов и в простонародной среде. Молва утверждала, что на их собраниях творится что-то нечистое. Слово, производное от «франкмасона», «фармазон» очень скоро превратилось в откровенное ругательство. Правда, это связано ещё и с тем, что доступ в масонские ложи окружался тайной, был строго ограничен и оговаривался многочисленными условиями, среди которых не на последнем месте стояли древность рода, высокое общественное положение и богатство.
Среди петербургских масонов встречаются имена видных общественных и государственных деятелей, крупных военных чиновников и даже членов царской фамилии. Если верить фольклору, император Александр I чуть ли не в течение десяти лет являлся членом одной из масонских лож. По другому преданию, император Павел I ещё в бытность свою наследником престола «келейно принят в масоны» сенатором И. П. Елагиным. Елагин считался одним из виднейших деятелей русского масонства. О нём рассказывали самые невероятные вещи. Даже после своей смерти Елагин оставался в центре внимания городского фольклора. Так, легенды утверждают, что при вскрытии его склепа в Александро-Невской лавре могила сенатора оказалась пустой.
С именем Елагина связано имя ещё одного всемирно известного масона — графа Алессандро Калиостро. Эта личность заслуживает того, чтобы сказать о ней несколько слов. Калиостро — далеко не единственное имя прославленного авантюриста XVIII века. В Европе сын бедных родителей Джузеппе Бальзамо известен под именами Тискио, Мелина, Бельмонте, Пеллегрини и некоторыми другими. И хотя официальная церковь характеризовала его как мошенника, шарлатана и развратника, его популярность оставалась на исключительно высоком уровне. Его бюсты в то время украшали многие аристократиче