о стратегической доктриной: нужно готовиться к превентивному удару или же сохранять силы для возмездия? Но Келдышу не удалось разрешить спор. В итоге были утверждены все три варианта — одно из тех чрезвычайно дорогостоящих решений, которые в конце концов привели СССР к банкротству.[24]
В 1970-е Соединённые Штаты начали размещать ракеты «Минитмен-3», способные нести три боеголовки вместо одной. Новое устройство называлось MIRV (разделяющаяся головная часть индивидуального наведения) и позволяло задать каждой боеголовке собственную цель, что привело к очередному резкому наращиванию арсеналов. Советский Союз воспроизвёл и даже превзошёл эту технологию, начав в середине 1970-х размещение нового поколения ракет наземного базирования.
Одна из них, РС-20, могла нести боевой заряд в семь-восемь раз мощнее, чем американские ракеты. И в какой-то момент даже появились планы размещать на каждой гигантской ракете РС-20 тридцать восемь боеголовок.
Росли не только арсеналы. Увеличивалась и сложность американского плана ведения войны. 27 января 1969 года, через неделю после вступления в должность, президент Ричард Никсон приехал в Пентагон на совещание по поводу «Единого комплексного оперативного плана». «Оно не вызвало у него энтузиазма», — вспоминал Генри Киссинджер, тогдашний советник Никсона по национальной безопасности, а позже — госсекретарь. Никсону сообщили, что в случае ядерной войны у него будет три задачи: «Альфа» — удары по наиболее важным военным целям; «Браво» — удары по второстепенным военным целям; «Чарли» — удары по промышленным объектам и городам. Если бы президент приказал атаковать группам «Альфа» и «Браво», города избежали бы удара. Если бы ударили все три группы, началась бы тотальная война. Но в случае реальной угрозы перед Никсоном бы встал куда более сложный — умопомрачительно сложный — выбор. На основе трёх основных задач были выстроены пять вариантов нападения и около 90 более мелких вариантов.[25] 11 мая 1969 года Никсон побывал на воздушном командном пункте управления в чрезвычайной ситуации — это был набитый коммуникационным оборудованием «Боинг-707» — и принял участие в тактических упражнениях по отработке действий в случае ядерной войны. Глава его администрации Гарри Р. Халдеман записал в дневнике: «Довольно-таки страшно. Они провели все разведывательные и операционные брифинги — с обрывами связи и т. д., чтобы всё выглядело реалистично». Халдеман добавил, что Никсон «задавал множество вопросов о нашем ядерном потенциале и о том, сколько людей он способен убить. Он определённо волнуется, что решения о гибели целых миллионов можно принимать так беспечно».[26]
Те же страхи преследовали и советских лидеров. В 1972 году генеральный штаб представил политическому руководству анализ возможной ядерной войны в случае, если первый удар нанесут США. Военные сообщили: мощь советских вооружённых сил снизится в тысячу раз, 80 миллионов граждан погибнет, 85 % промышленности будет уничтожено. По словам присутствовавшего на совещании генерала Адриана Данилевича, Брежнев и премьер-министр Алексей Косыгин были явно напуганы услышанным. Затем были запланированы три запуска межконтинентальных баллистических ракет с боеголовками-пустышками. В ходе этих упражнений Брежневу предоставили кнопку, которую он должен был нажать в нужный момент. Министр обороны Гречко стоял рядом с Брежневым, а Данилевич — рядом с Гречко. «Когда пришло время нажать кнопку, — вспоминал Данилевич, — Брежнев был явно потрясён и бледен, его руки дрожали, и он несколько раз просил у Гречко подтверждения, что это не приведёт ни к каким реальным последствиям». Брежнев повернулся к Гречко и спросил: «Вы уверены, что это только учения?»[27]
В 1969 году Никсон, осознавая непомерную силу ядерного оружия, решил, что Соединённые Штаты должны отказаться от биологического оружия. В 1972 году более семидесяти стран, включая СССР и США, подписали конвенцию о бактериологическом и токсинном оружии {конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их ликвидации. — Здесь и далее в тексте — примечания переводчика и редакторов. Примечания автора даны в конце книги} — документ на четырёх страницах, запрещающий разработку и производство биологического оружия и средств его доставки. Договор вступил в силу в 1975 году. Однако Советский Союз вскоре нарушил условия договора. Брежнев утвердил секретный план тайного расширения советской программы бактериологического оружия под прикрытием гражданских предприятий. Советская программа росла и расширялась, став ещё одной неприглядной стороной гонки вооружений.
Конвенция о бактериологическом оружии была принята на пике разрядки — политики Никсона, направленной на то, чтобы опутать СССР сетью новых международных соглашений и договорённостей, делающих холодную войну более предсказуемой и не столь страшной. Центральным пунктом разрядки было подписание Никсоном и Брежневым договора ОСВ-1 в Москве 26 мая 1972 года. Самой важной частью этого соглашения было ограничение количества баллистических ракет, действительно закрывшее перспективу дорогостоящей гонки вооружений в сфере противоракетной обороны.[28] Но что касается наступательных вооружений, межконтинентальных ракет, разрушительная сила и размеры которых росли, то договор ОСВ-1 был, по сути, временной мерой. Он заморозил число пусковых установок — наземных и на подводных лодках — с обеих сторон, но не определил точно, на каком уровне нужно заморозить число ракет или боеголовок. Основным аргументом при подписании OCB-1 и вообще в ходе разрядки было то, что важно достичь не столько равного числа ракет и пусковых установок, сколько общего стратегического баланса, а с этой точки зрения позиции сторон были примерно равны. То есть если бы Соединённые Штаты остановили процесс создания новых ракет, то и Советы, вероятно, последовали бы за ними. Киссинджер говорил: «И один из вопросов, который мы должны задать себе как стране, это — что такое, во имя господа, стратегическое превосходство? В чём его значение — политическое, военное, — при таких масштабах? Что нам с этим делать?»[29]
Политика разрядки забуксовала в конце 1970-х, отчасти из-за страхов Запада, что Советский Союз стремится к стратегическому превосходству. Небольшая группа консервативных специалистов по оборонной политике и стратегов-«ястребов» в США забила тревогу. Альберт Уолстеттер из Чикагского университета опубликовал серию статей, в которых ставил вопрос: возможно ли, что разведывательные службы США недооценили советские военные расходы и скорость модернизации вооружений? Бывший министр обороны Пол Нитце, в течение целого поколения считавшийся одним из «мудрецов» в правительстве США и руководивший переговорами по ограничению вооружений ОСВ-1, в январе 1976 года опубликовал в журнале «Foreign Affairs» статью. Он предупреждал: Советский Союз не удовлетворён паритетом в сфере ядерных вооружений, он «будет и дальше стремиться к ядерному превосходству — не просто количественному, но такому, которое позволит теоретически добиться победы в войне».[30]
Это мнение — что Советский Союз стремится к превосходству над Соединёнными Штатами, готовится вступить в ядерную войну и выиграть её — невозможно было доказать, но на фоне глубокой неуверенности, последствий Вьетнамской войны и Уотергейтского скандала оно стало утверждаться в США. В 1976 году ЦРУ организовало удивительное соревнование, чтобы проникнуть в советские замыслы. Были созданы две отдельные группы для оценки имеющихся данных; в первую входили аналитики ЦРУ («Команда А»), во вторую — сторонние специалисты («Команда Б»). Обе группы получили одинаковые исходные материалы. «Командой Б» руководил гарвардский профессор истории Ричард Пайпс, давний и яростный критик коммунизма. В «Команду Б» вошли критики политики разрядки, ранее предупреждавшие, что СССР стремится к военному превосходству. Работа завершилась в ноябре. В отчёте «Команды Б» недвусмысленно говорилось: Москва вступила на опасный путь и жаждет превосходства, а ЦРУ недооценило эту угрозу. Советские руководители «не мыслят категориями ядерной стабильности, взаимного гарантированного уничтожения или стратегической достаточности, а думают над тем, как эффективно вести ядерную войну».[31]
Доклад «Команды А» не был настолько тревожным. По мнению этой группы экспертов, Советский Союз, может, и хотел бы иметь превосходство и возможность вести ядерную войну, но эта цель не была практической и реалистичной. Итоговый годовой доклад разведки строго следовал позиции «Команды А» — что Советский Союз «не может быть уверен в дальнейших действиях США и в том, насколько его собственный стратегический потенциал в будущем будет соотноситься со стратегическим потенциалом США». Один из высокопоставленных чиновников госдепартамента был ещё более осторожен. Советские лидеры, заявил он, «не ставят в качестве практической задачи достижение в обозримом будущем таких позиций, которые можно было бы охарактеризовать как обеспечивающие победу или выживание в войне».[32]
Как выяснилось в последующие годы, многие оценки «Команды Б» были преувеличенными. Её заключение преувеличивало и точность советского оружия, и темпы модернизации вооружений. Но в то время эти выводы выглядели зловеще и стали ещё одним гвоздём, заколоченным в гроб разрядки. В июле 1977 года Пайпс опубликовал в журнале «Commentary» статью «Почему Советский Союз думает, что может вступить в ядерную войну и выиграть её». Вскоре после окончания работы «Команды Б» Нитце, Пайпс и другие участвовали в создании организации «Комитет по существующей опасности» («Committee on Present Danger»), которая должна была подать публике сигнал тревоги о наращивании вооружений в СССР. В правление организации вошёл бывший губернатор Калифорнии Рональд Рейган, имевший президентские амбиции и