Толик медленно сполз с лестницы. Мать продолжала изучать улицу. Чуть щурилась, словно произносить слова ей было больно, но всё же сказала:
– А тебя цепляет по родству крови.
– Родству с кем? – прошептал Толик. По загривку прошлись неприятные мурашки. Тётя Лида – та самая невеста. Это она должна была умереть. Спаслась. А смерть осталась.
Мать словно очнулась, посмотрела на Толика:
– Не суйся ты в это всё! Не надо! Вчера девка на вас выбежала, сегодня лодка рядом с тобой перевернулась. Завтра они ещё что-нибудь учудят, не успокоятся. Светка, хитрюга старая, хочет чужими руками заговор закрыть. А то ведь помирать будет, её черти за пятки исщекочут.
– Я сильный, – буркнул Толик.
Мать нехорошо подобралась. После такого обычно прилетает затрещина.
– Не веришь? – прошептала она. – А тут и не надо верить. Знал бы ты, какие серьёзные люди этим занимались, пытались заговор развеять. Ничего сделать не смогли. А вы и подавно не сделаете. Отсидись дома, беда стороной пройдёт. Слышишь меня?
Толик стал перебирать все дни, что знал сестёр. Было-то этих дней с комариный нос. Вот они идут по улице, осторожно идут, словно боятся, что испачкаются. Вот они стоят над холодильником с мороженым в магазине. И опять у них вид, словно переломятся сейчас от выбора. Их потерянные лица на почте. На пляже. Искажённое болью лицо Иринки, когда она билась на земле.
Не дождавшись ответа, мать ушла. Толик осторожно провёл ладонью по левому плечу. Глянул через него. Во дворе никого не было. И за калиткой никого. Заметил куртку на перилах. Ритка… Наташа, Колян, Ритка. Стало тревожно. Как будто за ним следят, ведут, подталкивают к цели. И ведь наверняка ещё кто-нибудь придёт. Их тут всех словно заколдовали, заставили вокруг дома ходить, заглядывать в окна, стоять на пороге. В жизни Ритка в такую плохую погоду с коляской не выходила. В дождь можно и дома сидеть. Но она пришла, с трудом пропихнув коляску по грязи.
Стало тяжело дышать, и Толик запрокинул голову, чтобы чуть охолонуться.
Приезд новеньких, утопленник, подставы. Два дня, и родное село не узнать. Все вдруг стали каждый сам за себя.
Чтобы справиться с накатившим страхом, Толик поскорее слез с лестницы, отнёс её к сараю, зашёл в сени, прикрыл за собой дверь. Прислушался. По двору как будто бы ходили. Тяжёлые недовольные шаги сотрясали воздух, отдавались в груди.
Заторопился в дом, затворился, с силой двумя руками нажимая на полотно двери.
– Ты грибами будешь заниматься?
Мать смотрела на него с недоверием, словно за минуту на улице его могли подменить. И он тоже так посмотрел. А потом ударил себя по лицу – раз, другой, третий, прогоняя наваждение. Потому что он вдруг не узнал мать. Перед ним стоял кто-то чужой. Другие глаза, другие, более глубокие морщины, другие, тяжёлые скулы. Стал смотреть на волосы. Они не изменились – мягкая тёмная волна, собранная в низкий нетугой хвост. Волосы вытянули прежний образ. Мать стала как раньше. Красивой. Родной.
– Не сходи с ума, – сухо произнесла она. – Займись грибами, пока не зачервивели. Мы их высушим. Всё равно хотела печь протопить, просушить дом. – Тронула занавеску, закрывающую проход к комнате. – И не думай об этом. Стороной пройдёт, если не лезть. Руку сунешь, оно тебя с головой утянет. Не таскай жар из костра. Не твоя это печаль.
Мама коснулась косяка двери костяшками пальцев, что-то прошептала, плюнула через левое плечо. Занавеска за её спиной колыхнулась. Но из комнаты долго ещё не слышалось машинки. Только ткань шуршала да щёлкали ножницы.
Толик стоял оглушённый. Машинально потёр левое плечо, словно по нему потоптался невидимый чёрт. Тот самый, что новеньких в спину толкает. Неправильно всё это было. И то, что мать никогда ему ничего не рассказывала. И то, что всё село как будто хотело это скрыть – молчало. Принимало свою вину и молчало, чтобы не нести её дальше.
Мысли в голове не укладывались, а поэтому надо было занять руки. Вытащил пакет с грибами на центр кухни, придвинул таз, поставил на стол кастрюлю, плеснул в неё воды.
Грибы все были один к одному, ладненькие и крепенькие. Их аккуратно срезали, так что даже ножки особенно очищать не приходилось. Толик их быстро разделывал, отправляя в кастрюлю. Почти все чистенькие. Выросли быстро, червячки пронюхать не успели.
На крыльце опять грохнуло. Шарахнула дверь. Толик вздрогнул. Визиты продолжались. Опять мелко задрожали руки.
– Соньку мою не видели?
На пороге стояла Сонькина мать, тётя Маша. Она была маленькая, кругленькая и суетная. Не стояла на месте, а постоянно двигалась: переступала с ноги на ногу, поправляла платок на голове, одёргивала платье. В комнате было слышно, как машинка на мгновение замолчала, а потом заработала опять.
– Да я дома весь день, – развёл руками над тазом Толик.
– А говорят, ты был на берегу, Светкину внучку спасал.
– Дома я, – Толик потянул гриб из пакета.
Тётя Маша опять совершила множество движений: кашлянула, почесала лоб, выставила вперёд правую ногу, уставилась в верхний правый угол кухни, где у них стоял шкаф с посудой.
– А не поищешь её? – спросила она тихо. – Я уж всех оббегала, нигде нет.
Толик опустил руки. На улицу под дождь и ветер не хотелось.
– Не поищет. – Мать стояла на пороге комнаты, смотрела на гостью недобро. – Маш, мы Соню не видели, и Толя никуда не пойдёт. Попроси других.
Тётя Маша с непонятным Толику отчаянием уставилась на мать. Вдруг лицо её сморщилось, из глаз побежали слёзы.
– Да, не пойдёт, – заголосила она. – Как ей помогать, так всем миром. А как я дочь найти не могу, так другие. А нету никого других. Никто не пускает. Все боятся. Из-за кого? Из-за тебя! – Тётя Маша затрясла указательным пальцем в сторону матери. – Это вы не простили, злобу затаили. Это из-за вас сейчас девки мучаются.
Мать в дверном проёме не шевельнулась.
– Что ты несёшь, Сысоевна? – с угрозой в голосе произнесла она. – Окстись! Не тяни сюда старые дела. Загуляла твоя девка.
– Если б загуляла, – Тётя Маша вскинула сжатые кулаки. – Если с ней что произойдёт, я тебе припомню. Ой, припомню.
– Не устань помнить, – холодно отозвалась мать. – Сына я вам не отдам.
Толик осторожно отложил нож. Ему не очень нравилось, что им торгуют без его ведома. Но сейчас точно решалась не его судьба. Тётя Маша с мамой говорили о своём, вновь всплывала тайна, о которой он ничего не знал. Толик посмотрел на грязные руки. Обычно грибной сок крепко въедается в пальцы, и они потом долго кисловато пахнут. Но если их опустить в озеро и потереть песком…
Озеро.
Толик встал.
– Что? – сразу повернулась к нему тётя Маша.
– Они на озеро пошли, – прошептал Толик. – Гулять. Сонька обещала показать здесь всё новенькой. Ритка рассказывала.
– На озеро! – взвыла тётя Маша.
– Ритка соврёт, недорого возьмёт, – отмахнулась мать. – Девка в недосыпе.
– На озеро! – проревела тётя Маша и выпала за дверь.
Толик смотрел в таз, где лежали обрезки грибов.
– Доделывай, – бросила мать. – Скоро ужинать и спать.
Скрылась за шторой.
Он доделает, уберёт здесь всё, будет послушным, а мать ему за это брюки карго сошьёт, с клипсами и цепью на поясе. Заказчица ткань принесла, мать сказала, что здесь на две пары штанов хватит. Но заказчица отмахнулась – ей одни нужны. Фильм закачан в телефон, давно посмотреть хотел. Удочки надо проверить, плохо он их спрятал. Мать на крыльце голову поднимет, и пропали удочки. Отец когда ещё приедет…
В тазу лежали длинные хвоинки, листики, чёрные ошкурки с грибных ножек, полз жучок, суетился потерявшийся муравей. Он носился по гладкому обливному дну, скатывался со стенки, упирался в препятствия, бежал обратно. Шанса выжить у этого муравья не было. Толик дочистит грибы, отнесёт таз на задний двор и выбросит мусор в компостную яму. До дома муравей не доберётся, новый не построит, товарищей не встретит. Он обречён. Потому что муравей.
Мама считает, что он должен сидеть дома и никуда не лезть. Что новенькие сами справятся. Но они не справятся. Как этот муравей. Будь у них друзья в селе, они бы спаслись.
Застрекотала машинка. Толик на цыпочках прокрался к сапогам, сдёрнул с верёвки свитер. Машинка замолчала и вновь заработала пулемётной очередью. Толик скользнул в сени, оттуда на крыльцо. Куртка всё ещё висела на перилах. Эх, высушить не успел.
В голове крутилась фраза матери «Их сам чёрт в спину толкает» и утверждение, что новенькие выскакивают на него. Куда бы ни пришёл, их встретит. Так и было предыдущие два дня. Он ещё удивлялся странным совпадениям. Но это были не совпадения.
И он пошёл. Встречать.
Глава шестаяСпасти невесту
От крыльца Толик сразу нырнул в сторону огорода, пробежал вдоль грядок, выломал штакетину, выбрался на дорогу.
По всему выходило, Маринка не так просто задружилась с Сонькой. Сонька ей зачем-то была нужна.
Толик соседским огородом выскочил на параллельную своей улицу, поскользнулся в луже. Заметил, что из-под козырька наличника на него смотрит серый кот. Мрачно смотрит. Плюнул, побежал дальше.
Вспомнилась Маринка. Бледная улыбка, совиный изгиб носа, белая кожа, словно ей не хватает нужного пигмента.
«Нам тут весело».
Нервное расстройство…
Выбежал на площадь, повернул к причалу.
Зря один бежит. Позвать с собой хотя бы Коляна. А ну как придётся драться? Да не с Маринкой, а кое с кем посильнее, любителем щекотать пятки.
На причале никого не было. Ветер гонял туда-сюда воду в лужах. Деревянная платформа с порушенными заборчиками смотрела в сторону Онеги.
Не туда сунулся. Надо заглянуть на пляж и на дальний берег, где они ловили рыбу в первый вечер. Времени мало. Надо скорее их найти. Поднять ребят…
Развернулся, чтобы бежать. Ветер ударил в лицо. Толик согнулся, пережидая порыв. И вдруг выпрямился, понимая, что никуда бежать не надо. Новеньких на него ведёт. Вот пускай они сами на него выходят. Он прятаться не будет. Подождёт.