Толик поправил на голове шапку и глянул на пустую улицу. Сегодня ветер снова всех посдувал по домам. Даже коровы куда-то пропали, как будто они дружно устроили забастовку и отказались выходить пастись. Под мышкой Толик держал свёрток с костюмом.
Нашёлся он неожиданно. Мать обнаружила его на заднем крыльце, решила, что это посылка от Наташи, выстирала, высушила и даже пришила на разорванный ворот новую тесьму, скрадывая шов.
Толик долго смотрел на разложенные шаровары и косоворотку. Первым желанием было, конечно же, выбросить и поскорее обо всём этом забыть. Побесились городские, и будет. Может, сегодня успокоятся. А им к празднику готовиться. Регата на носу.
Вчерашний испуг скрёб душу. Что его так напугало в Онеге? Почему никто ничего не объясняет? И ведь есть ощущение, что все всё знают. Но единственное, что они готовы сделать – это спрятаться. Вот и матери он ничего не сказал. Испугался. Могло в ответ и портновской линейкой прилететь. А она тяжёлая. Деревянная.
Толик прошёл мимо закрытого ДК, подумал было заглянуть к Коляну, но свернул к Ритке. Ещё за несколько дворов услышал крик: мелкая демонстрировала силу лёгких.
Окна избы были распахнуты, в них было видно, как Ритка гоняет туда-сюда на длину руки коляску. Толик подошёл с улицы, встал на приступок, пристроил локти на подоконник. Ритка наградила его своим самым свирепым взглядом. Лицо серое, глаза горят, брови вбуравливаются в переносицу, рыжие волосы стоят торчком – выспаться ей не дали.
– Говорят, новенькие опять топились? – спросила Ритка, перекрикивая ор из коляски.
– Откуда знаешь? – кивнул Толик.
– Да мои на дальние поля ушли за грибами. К ним дядя Толя зашёл утром, рассказал. Игорька дома заперли.
– Если бы не мы, точно утопла бы, – важно произнёс Толик.
– Ненормальная, – Ритка погрозила коляске кулаком, но младенец не внял предупреждениям и ушёл на очередной круг плача. – Папка считает, что это она местных историй наслушалась.
– Каких историй? – насторожился Толик. Вчера у матери он, конечно, ничего не спрашивал. Не хватало ещё подзатыльник огрести за чужие байки.
– А про бабу Свету-то не слышал? – удивилась Ритка.
Толик отрицательно замотал головой.
– Да ладно! – не поверила Ритка. – Она почему одна-то? Потому что жениха своего утопила.
– Чего? – протянул Толик. – Как это утопила?
– Ну вот так. Сначала он был её жених, а потом другую в жёны взять захотел. Баба Света решила эту невесту извести, заговор соорудила. А умер жених.
Толик вспомнил неприятный сон, и по спине у него пробежали мурашки. Там тоже была свадьба. И тоже был утопленник.
– И чего? – буркнул он.
– И ничего, – с яростью отозвалась Ритка. – С тех пор баба Света и живёт одна. Границу стережёт.
– Что делает? – поперхнулся воздухом Толик.
– Смотрит, чтобы никто не утоп больше.
Толик покивал. Бред приобретал объём и масштаб. Ритка очень давно не высыпалась.
– Ага, не утоп, – осторожно начал Толик. – А чего Иринка тогда всё норовит башкой в озеро упасть?
Ритка остановила бешеное движение коляски, подумала:
– Я тебе и говорю, проклятие на них!
В секунду перерыва мелкая вдруг перестала орать и закряхтела. От наступившей тишины немного зазвенело в ушах. Не заметив, что сестра почти уснула, Ритка вновь толкнула ручку и убеждённо произнесла:
– На всём роде. И чтобы проклятие снять, надо жениха со дна достать. Вот Ирка и ныряет. Пока она с ним не соединится, демоны не успокоятся.
Толик поправил сползающую на макушку шапку. Объяснение было вполне логичным, но глупым. Потому что в их деревне сроду не было никаких демонов. И не топился никто. И про бабу Свету – враньё.
– А уехать? – предложил он выход. Если бы Толик в чужой деревне попал в такую историю, он так бы и сделал.
Ритка перекинула косу на спину и заглянула под розовый козырёк. Кряхтение усилилось. Ритка сделала страшные глаза и сообщила ещё пытающейся сопротивляться сну сестре:
– Да куда они поедут, если одна из них с кровати встать не может. Это так проклятие действует. Стоит ей на берег Онеги выйти, всё – пропала.
– Вчера нормально бегала, – вспомнил Толик.
– Сонька недавно приходила, говорит, видела она новеньких. Одна лежит, другая рядом сидит, за голову хватается.
Ритка показала, как сидит Маринка. Вышло монументально. Брошенная коляска доехала до стены, врезалась в неё и покатила обратно.
– И ты во всё это веришь? – спросил Толик.
– Нет.
Ритка выставила руку, ловя коляску. Мелкая вздохнула и затихла. Ритка разом вся как опустилась: руки упали вдоль тела, плечи обвисли, даже голова будто вошла в шею.
– Может, они там в столице все такие упыри, – тяжело произнесла она. – Утром в Москва-реке не утонул, в школу не пустят.
Ритка зевнула. Толик смотрел во все глаза.
– Я спать. А ты?
Он очень хотел рассказать о вчерашнем чувстве. Что его напугала родная Онега, родное село. Что, может, Ритка и права – баба Света что-то охраняла, пока была одна. Нарушили её одиночество, и всё, охрану сняла, и теперь всем угрожает опасность. Выход один: выгнать новеньких, сделать всё так, как было раньше.
– Да что ты паришься? – Ритка перегнулась через подоконник, дотягиваясь до створок окна и сгоняя Толика. – Ну пройдут три дня, дылда эта утопится или успокоится. Ничего, не первое лето живём. Наезжают тут всякие.
На последних словах Ритка замерла в щели несведённых рам. Вид получился космический. Вот так шагнёт сейчас в межгалактическую ракету и улетит на фиг отсюда.
Шапка опять сползла на макушку. Толик надвинул её на брови и пошёл прочь, раздражённо перекидывая свёрток из одной руки в другую.
А если не кончится? А если не станет? Всё вокруг уже казалось другим. Новая действительность накатывала огромным надувным шаром. Хотелось её остановить, развернуть, чтобы больше не заглядывала в их края. Вот прямо сейчас, сию секундочку, подставить руки или ногой пнуть. Неужели остальные этого не видят?
Холод и ветер погнали Толика по улице. Он шёл, не в силах где-либо задержаться. В школу заходить не хотелось, в магазин тоже, на берегу было стыло, утки попрятались.
Что его не устраивало? Да то, что в селе стало происходить нечто, чего раньше не было. И это нечто было неродное, неправильное, необъяснимое. А началось всё… Ну, конечно, с новеньких. Розыгрыш с Риткой тут был ни при чём. Это их приезд всё изменил. Не зря он тогда хотел, чтобы они поскорее уехали из села. Как чувствовал: не к добру появились эти сёстры. Странные. Из-за них мировая гармония нарушилась и даже вон погода испортилась.
Клуб был открыт. И Наташа там была. Сидела за длинным столом в чайной с невысокой седой женщиной в очках. Увидев Толика, Наташа радостно вскочила с лавки, словно давно ждала.
– Знакомься, это наш фотограф Анна, – представила она женщину.
Толик был разочарован. Фотограф ему представлялся резким и худым. Он должен был быть мужчиной. И конечно, молодым. Анна же была полная и мягкая, с волосами, собранными в высокий лохматый хвост. На вид ей было очень много лет. Неправильно улыбчивая. Чему она радуется?
Наташа сразу заговорила про погоду; видимо, это была главная тема её разговоров в последнее время. Что дождь нисколько не смущает, что сфотографироваться они успеют. Анна никуда не торопится и готова подождать. Всё равно она здесь до праздника. А праздник состоится при любой погоде. Пока же они снимут заонежскую кухню. Сегодня малыши будут готовить калитки – открытые пирожки из ржаной муки с картошкой или пшеном. Наташа закупила продуктов, скоро подойдут юные кулинары.
Толик бы с удовольствием дождался пирожков – он любил калитки, а когда они свежие, так пока противень не опустеет, от стола не отходил. Но сидеть здесь, когда вокруг такое, было невозможно.
– Вечером уже со взрослыми сканцы можно поделать, рыбник, – делилась планами Наташа.
У неё с планами всегда всё хорошо. Как и у матери на Толика. И здесь главное было вовремя уйти. Но сделать это Толик не успел.
– Толь, что там с рыбалкой? – вдруг спросила Наташа. – Щуку можешь поймать? Или ещё кого крупного?
– О! А это так просто? – повернулась к нему Анна. Её бледное круглое лицо сияло восторгом.
– Обыкновенно, – отодвинулся по лавке Толик. – Мы вот два дня назад ничего так половили.
Сказал и вспомнил, что тот улов пропал. Он и не посмотрел, забрали мальчишки рыбу или нет. Со всей этой чертовщиной нормальная жизнь закончилась.
– Потрясающе, как вы здесь живёте, – продолжала восхищаться фотограф. – А с тобой можно? Я бы такие кадры сделала!
Толик ещё дальше сдвинулся по лавке. Рука соскочила с края, свёрток упал на пол.
– Я костюм принёс, – Толик обрадовался, что можно не отвечать на просьбу. – Оставлю тогда?
– Ага, – Наташа гремела кастрюлями, переставляла пакеты с мукой. Уронила яйцо, чертыхнулась. – Рыбу к вечеру постараешься сделать? С нас рыбник. – И без перехода сообщила: – У Толика мать швея. Невероятная. Всё село обшивает. Её можно снять. Она про национальный костюм расскажет. Толь, попросишь мать?
Толик покивал, зная, что не попросит. Мать любила работать, а не показывать, как работает. Гнала Толика из комнаты, когда он зависал над её плечом, подглядывая. В углу сиди, а рядом не стой.
– Так ты когда на рыбалку? – напомнила о себе Анна.
Толик пожал плечами. Вообще-то у него и своих дел было достаточно. Воду натаскать, картошку опять же… Вспомнил про недавний дождь и что вода уже не нужна.
– Я Наташе позвоню, – крикнул Толик и выскочил из клуба.
На улице заморосило. Толик потянул капюшон на голову. Рыбу половить сейчас было бы хорошо. Вода вроде не замутнела ещё. Может, и будет клёв. С другой стороны, дождь холодный, ветер сильный, рыба уйдёт на дно. Но ведь можно хотя бы попробовать. Всё равно сегодня либо дома сидеть, либо по гостям ходить, а потом возвращаться домой и снова там сидеть.
Толик отправился к Коляну. Дверь дома была подпёрта палкой – значит, все ушли. Опять. И ушли далеко. На вырубки за грибами. Как и сказала Ритка. Это до вечера. Он полез под крышу сарая за своими удочками и вдруг почувствовал, что на него смотрят. Прям спину прожигают. Толик бросил быстрый взгляд через плечо. Поймал на себе серый отсвет окуляров противогаза. Пугало следило за каждым его движением. Толик выглянул из-за зелёного плеча. У забора стояла Маринка.