Французский историк Даниэль Александр-Бидон проследила за тем, как к XVI в. они — очень медленно — стали появляться даже в самых скромных жилищах[371]. Конечно, главным пространством, где человек лицом к лицу встречался с высшими силами, всегда была церковь. Однако уже с XIII–XIV вв. на стенах замков и их часовен, даже в самых отдаленных, бедных и отсталых уголках Европы, встречаются росписи или гобелены с какими-то христианскими сюжетами. В домах знатных господ и состоятельных горожан бывали домашние алтари, небольшие витражные окна с фигурами святых, распятия, несколько книг с миниатюрами или пергаменные листы, прикрепленные к стенам. В жилищах попроще, у ремесленников и тем более у крестьян, собственных религиозных образов долго не водилось, либо их набор ограничивался крайним минимумом: кто-то мог купить небольшую фигурку святого, а у кого-то на изразцах, украшавших печь, изображались сцены из Ветхого и Нового заветов. Собственные святые стали массово доступны в XV в., когда в Европе распространилась гравюра на дереве.
Эта технология позволяла быстро и дешево тиражировать изображения и короткие тексты[372]. В XVI в. гравированные листы можно было встретить уже и в домах фламандских крестьян, как это видно по картинам Питера Брейгеля Старшего и его последователей [312–314]. Сегодня, чтобы почувствовать насколько в XV–XVI вв. христианские изображения были вездесущи и как плотно они были встроены в повседневность, стоит перенестись в совершенно другую цивилизацию. Например, прогуляться по улицам Катманду — столицы Непала, где индуисты живут бок о бок с буддистами. Помимо больших и малых храмов с их статуями, которые в старых кварталах города встречаются на каждом шагу, на домах (чаще всего над входом) висят бесчисленные картинки-амулеты [315].
История уличных святых далеко не всегда была благостна. Почтение к своим небесным патронам или просто привычка к тому, что на любой улице взгляд сталкивается с каким-то христианским символом, в ней часто соседствовали с панибратством, а порой и с намеренным поруганием. В средневековых хрониках, «примерах», которыми клирики оснащали свои проповеди, и в следственных делах нетрудно найти упоминания о том, как кто-то из горожан в порыве гнева или в подпитии осквернил какую-то статую или фреску. Причем речь шла не об идейных иконоборцах из еретиков, не об иноверцах — иудеях и мусульманах, которые приравнивали католический культ образов к идолопоклонству, и не о политических противниках, которые через поругание образов мстили городу или знатному роду, которые их почитали, а о простых католиках, часто из местных жителей[373]. Их повседневное святотатство часто свидетельствовало не о сомнениях в вере или религиозном скепсисе, а о досаде на высшие силы, которые их оставили[374]. В 1501 г. во Флоренции был повешен некий Антонио Ринальдески[375]. Проигравшись в кости в таверне под названием «Иль Фико», он на улице стал хулить Деву Марию. И пошел в сторону церкви Санта-Мария-дельи-Альбериги. Там снаружи у боковых врат находилась часовенка, а в ней небольшая фреска, изображавшая Благовещение. Он поднял с земли кусок навоза, бросил в лицо Богоматери и отправился дальше. Азартные игры, с их бурными эмоциями, активными возлияниями, всплесками насилия, алчностью и (тщетной) надеждой на случай, — настоящий театр богохульных речей и жестов. Поскольку, кидая кости, игрок возлагал свой успех на Бога/фортуну или на своего святого патрона, то, проигравшись, он легко обрушивался с проклятиями на высшие силы — ведь они его подвели[376]. Однако, как было сказано в одном из свидетельств о его преступлении, немного навоза «чудесным образом… прилипло к диадеме над затылком изображения наподобие сухой розетки». Так что святотатство не осталось не замеченным. Когда власти установили, кто посмел обесчестить Деву Марию, за Ринальдески пришли, он попытался себя заколоть, но не сумел этого сделать. В итоге его схватили, судили и казнили. К безвестной до того фреске стали нести свечи и вотивные изображения. Как это часто случалось и в Средние века, и позже, в эпоху Религиозных войн между протестантами и католиками, поруганное изображение постепенно превратилось в объект народного почитания, ^французский историк Оливье Кристен, описывая противостояние между католиками и протестантами в XVI в., назвал этот механизм «сакральной перезарядкой» (recharghe sacrale)[377]. Благодаря статусу жертвы изувеченные образы превращались в символ, способный сплотить католическое сообщество в противостоянии еретикам или иноверцам. Но то же самое могло происходить даже в тех случаях, когда кто-то совершал святотатство без всяких идеологических побуждений — в расстройстве чувств или под действием алкоголя. Например, в 1418 г. в Париже пьяный швейцарский гвардеец набросился с ножом на статую Богоматери (Notre-Dame-de la Carole), которая стояла на углу улицы Урс и улицы Саль-о-Комт. Дева Мария, по преданию, тотчас закровоточила, а преступник был схвачен и сожжен. В качестве искупления святотатства местное братство с тех пор каждый год проводило процессию к месту преступления, и ее участники несли огромную куклу швейцарца. Как свидетельствовал в 1780-х гг. известный бытописатель парижской жизни Луи-Себастьян Мерсье, фигура преступника должна была кланяться всем изображениям Девы Марии, какие встречались по пути. В конце концов чучело, как некогда самого гвардейца, предавали огню на радость собравшимся[378]. Атаки, совершавшиеся пьяницами или игроками, напоминают эмоциональные всплески, за которыми — по крайней мере, насколько мы можем судить — обычно не стояло осознанной фронды по отношению к культу образов и католическому учению. Тем не менее некоторых (видимо, немногих) из таких преступников ждала смерть — кого-то казнили по приговору суда, кого-то линчевала толпа. А реакция церковных властей и прихожан на повседневное святотатство иногда следовала тому же сценарию, какой активизировался в случае реальных или вымышленных атак со стороны иноверцев, а в XVI в. — протестантов-иконоборцев. Образы, ставшие жертвами намеренного поругания, а порой и поврежденные случайно, часто превращались в объект почитания. И вокруг них не без помощи местного духовенства выстраивался новый культ[379]. Нo существует и обратный — более масштабный — процесс. Его можно назвать «разрядкой» сакрального. В отличие от зрелищной десакрализации (когда иконоборец-кальвинист или позже антиклерикал уничтожает католического «идола», чтобы продемонстрировать его пустоту), разрядка может происходить постепенно и не обязательно сопряжена с насилием. Одно из ее последствий — медленное забвение, саморазрушение или демонтаж христианских изображений, которых некогда было так много на городских улицах; другое — их переосмысление как произведений искусства и превращение в экспонаты музея. В XIX–XX столетиях в пространстве европейских городов утверждается новая форма сакрального — образы, прославляющие нацию, государство и лично властителя — монарха или вождя.
Библиография
Аврелий Августин 1991 — Аврелий Августин. Исповедь блаженного Августина, епископа Гиппонского/Изд. подготовил А. А Столяров. М.: Renaissance, 1991.
Аристотель 1940 — Аристотель. О возникновении животных/Пер. с греч., вступительная статья и примечания B. П. Карпова. М.; Л.: Наука, 1940.
Аррас 2010 — Аррас Д. Деталь в живописи. СПб.: Азбука-Классика, 2010.
Арьес 1992 — Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс-Академия, 1992.
Бакус 2013 — Бакус Г. В. Реальное и мнимое: демоны и ведьмы Ульриха Молитора//In Umbra: Демонология как семиотическая система: Альманах/Отв. ред. и сост. Д. И. Антонов, О. Б. Христофорова. Вып. 2. М.: Индрик, 2013. C. 87–106.
Баше 2005 — Баше Ж. Средневековые изображения и социальная история: новые возможности иконографии//Одиссей. Человек в истории. 2005. М.: Наука, 2005. С. 152–190.
Бельтинг 2002 — Бельтинг Х. Образ и культ. История образа до эпохи искусства. М.: Прогресс-Традиция, 2002.
Бергер 2004 — Бергер Е. Е. «Нехорошо, что монстры живут среди нас» (Амбруаз Паре о причинах врожденных аномалий)//Средние века. Вып. 65. М., 2004. С. 147–165.
Бойцов 2009 — Бойцов М. А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М.: РОССПЭН, 2009.
Вазари 2008 — Вазари Д. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе. М.: Альфа-Книга, 2008.
Воскобойников 2008 а — Воскобойников О. С. Душа мира. Наука, искусство и политика при дворе Фридриха II (1200–1250). М.: РОССПЭН, 2008.
Воскобойников 2008 б — Воскобойников О. С. Репрезентация власти и «искушение портретом». О нескольких изображениях Фридриха II//Власть, общество и индивид в средневековой Европе. М.: Наука, 2008. С. 264–300.