— Очень захотелось, да. Хоть и прокатное пришлось взять. — Анатолий скептически повертел ногой в арендованной, но дорогой и почти новой лыжине.
Стояли у подножия Арабики на поляне Бамбонаш среди кафешек и ресторанов. Сюда прямо от моря за двадцать минут вознесла Синицыных канатная дорога. Сама Арабика и соседняя Агепста были уставлены подъемниками покороче и исчерчены загогулинами трасс. Пансионаты, коттеджи и гостиницы заполонили края поляны. Сезон затянулся, но на склонах было безлюдно.
— Но все равно искупались? — Ваха спрашивал, а сам поглядывал на часы.
— А, — махнула горнолыжной палкой Лида, — где там…
— Да уж. Лед только в апреле сошел, — закивал Ваха. — А в мае некоторые донизу съезжали.
— Да ну? — удивился Анатолий.
Он обтянул свою стройную фигуру цветастым эластиком, ухоженную шевелюру обхватил пояском от модных очков. Жена от него не отставала, и Ваха нет-нет, а косил на Лидию Петровну восточным своим глазом.
— Ага, сейчас уже немного подрастаяло, — кивнул он. — Но все равно только на поляне пригревает, а на восточных и западных склонах и целый день не отпускает.
— Снега-то давно, гляжу, не было, — скептически постучал палкой по насту Анатолий.
Постучал с видом знатока. А вот кататься Синицыны толком так и не научились. Зато требовали себе самого лучшего инструктора. Лучшим считался Влад Дугин.
Дугин мог дать фору любому лыжнику. Особенно вне трасс. Молодцы-удальцы, которых он штопал, ворчали: «Просто он тут все строил, знает уклоны и рельеф». Дугин вообще тут был авторитетом. С чудинкой, но авторитетом. Сам директор Гедеван Александрович жал ему руку по утрам и спрашивал про состояние склонов. С начальником спасслужбы и главным метеорологом каждый день планерка, и решающее слово оставалось за Дугиным. А если снегопады, то Дугин на пульте перед картой склонов — где, в какой последовательности закрывать трассы и спускать снежные завалы «трясухами» — искусственными вибросклонами. А числился гидом и инструктором, хотя сто раз предлагали повыше перебраться. Но лишь головой качал, отказываясь.
— Так, ну и где он? — посмотрел на часы и Анатолий.
Ваха переступил с ноги на ногу, высматривая длинную фигуру на восточном склоне — где-то там, на границе леса располагался домик инструкторов.
— Здоров, — раздался голос с другой стороны. Дугин со здоровенными лыжами на плече, с темными подвивающимися вихрами и мохнатой бородой шагал к ним размашисто. Круглые альпинистские очки скрывали глаза.
— О, Влад, здравствуйте! — обрадовалась Лида.
И Анатолий не ревновал, он тоже рад был Дугину. Синицын любил бахвалиться в городе: вот он, уважаемый человек, а тут выполняет безропотно (преувеличивал) всякие дурацкие упражнения, не перечит и смотрит на учителя подобострастно (откровенно врал). Ведь здесь Горы. И поднимал Анатолий указательный палец, когда живописал друзьям свои горнолыжные подвиги.
— С днем рождения, — затряс руку он дугинскую руку.
Влад криво улыбнулся.
— Так поздно сюда еще ни разу не заглядывали, поэтому не знали, что у вас сегодня праздник, — засуетилась Лида.
Влад про себя чертыхнулся, а вслух сказал:
— Да ну… какой там праздник. Ну что, наверх, а там по Гегской? Разминочный?
И они поехали наверх на теплом и мягком кресле канатки номер семь. Синицыны крутили головой, разглядывая привычные пейзажи, все удивляясь, как долго лежит снег в этом году.
— Теперь с каждым годом все холоднее, — прокомментировал Влад.
Сегодня как раз он подметил, что четверть века прошло, как остановилась Плотина. И если первые десять лет еще тлело инерцией тепло, то потом холод попер изо всех щелей. Все заметнее, все быстрее.
— Думаете? — прервала его мысли Лида.
— Да ну, Влад! Случайные флуктуации! — махнул рукой Анатолий. — Сейчас прохладно, потом тепло.
— Если бы, — хмыкнул Влад, поглядывая на ядреной голубизны небо. — Как Плотину остановили, так и началось. Поначалу незаметно было, а потом в обратную сторону механизм раскачался. И эта ледяная мощь все нарастает.
Он говорил, покачивая широкой лыжей.
— Ой, Влад, скажите еще, жаль, что ракеты больше не запускают, — невпопад сказала Лида.
Дугин резко повернулся к ней, сверкнув черными очками. Лида осеклась. Тут подъемник подъехал к верхней точке, и все трое синхронно выползли из кресла.
— Разомнемся и начнем, — скомандовал Дугин и стал размахивать руками, ногам и вертеть корпусом.
А Синицыным хотелось просто постоять, поглазеть спокойно. Отсюда, с Арабики, виднелась холодная синева моря, и во все стороны было красиво.
— А Турции все равно не видать, — вздохнул затертой шуткой Анатолий. Лида послушно улыбнулась. — Влад, а на Агепсту когда? — кивнул он на север, где громоздилась многоверхая, самая высокая в округе гора.
Дугин пожал плечами.
— Посмотрим. Как пойдет.
— Влад, а к Рице скатимся? — Лида разминалась вяло. Ей хотелось скорее кататься, все эти потягивания она не любила.
Дугин скривился. Маршрут к озеру могли осилить только мастера. Мастера, а не Синицыны.
— Посмотрим, — вновь буркнул он. — Готовы? — Он встегнулся в лыжи.
— Готовы, готовы! — обрадовалась Лида.
А Анатолий с деловым видом присел на колено, вытягивая ногу.
— Еще минутку.
И через «минутку» они спускались по простой Гегской трассе. Дугин словно парил, на огромной скорости вздымая снежные шлейфы. Анатолий пылил старательными и кривоватыми поворотами, а Лида с девчачьим визгом ехала почти по прямой, подплуживая и размашисто вихляя корпусом.
После разминочного спуска Влад стал гонять клиентов всерьез, и вскоре Синицыны взмолились о пощаде. Он пожал плечами: хозяин барин.
— Влад, с нами пообедаете? — предложила Лида.
Она сняла горнолыжную маску, шапочку, распустила светлые волосы. Солнце наложило свой отпечаток — Лидины щеки горели приятным румянцем. Она вообще была хороша, отметил в очередной раз Дугин. Но не приударил бы он за ней, будь она даже свободна. За версту веяло от нее, от них обоих столичной пустотой и никчемностью.
Но терпел Влад, такая работа. Он прирос к курорту за двадцать с лишним лет, при нем тут все начиналось, и как ни горько ему было глядеть на то, во что превратилась горнолыжная Гагра, отлипнуть от этих гор он не мог. Здесь был его дом. Только в самую зимнюю стужу он выбирался в Москву к престарелым родителям. И не столько к ним, сколько на могилу к деду Егору.
— В «Московскую»? Или «Октябрь»? — Везде у Влада были знакомые, но шумных мест он избегал. Просто полюбопытствовал.
— Нет, Влад, в «Пирожковую», к Лали, — улыбнулся Анатолий.
— А, к Лали… Передавайте привет. А я домой. Завтра продолжим. — Он пожал руку Анатолию, легонько тронул за локоть Лиду, а потом посмотрел на небо. — Хотя завтра вряд ли.
— Почему? — Лида тоже задрала голову.
— Мести будет, — ответил Влад. — Ладно, найдете меня, если что. Знаете где. — Он махнул перчаткой на прощание и, толкаясь палками, поехал к домику инструкторов.
***
Дома он вытянул ноги, вновь налил кофе. Все отключил, хотелось тишины; от трескотни Синицыных гудела голова.
Фотографии деда лежали в большом пухлом конверте. Туда же Влад засунул и газетные вырезки, и письма. Отдельно хранил дневник. И была там надпись сорокапятилетней давности: «Шестьдесят один, вот наконец и дед».
А вот фото: они вместе на Плотине, Владу девять. Он помнил и без фотографий те дни. Приехал к деду на Чукотку на летние каникулы. Дед взял отпуск, и они отправились на побережье Ледовитого в маленький домик среди молоденьких лиственниц. Дед лез в океан, кричал про «парное молоко», но Владик, избалованный тропическим теплом Черного моря, в пятнадцатиградусную воду забираться не желал.
Потом дед с гордостью показывал свои прижившиеся яблони; вот-вот начнут плодоносить, говорил он. Ходили смотреть на трансконтинентальный — он проходил раз в сутки в Америку и раз назад, на Москву. Поезд выскакивал из тоннеля прямо перед Плотиной, чуть замедляя ход, мелькал мутным штрихом. В воздухе оседал сухой свист, и поезд летел дальше, к Огненной Земле.
В школе потом Владик сочинение написал про лето, проведенное в мечтах с дедом. Родители, однако, другие горизонты в сыновнем будущем видели, и мать шипела на отца: «Это все дед ваш».
Сочинение дед затребовал себе — тетрадка в линейку в дедовском ящике лежала в уголке.
Вот вырезка из «Правды»: дед, директор Плотины, докладывает про темпы потепления, про то, что все меньше и меньше надо энергии для перекачки, теплый круговорот все больше поддерживает себя сам.
Микроскопическая заметка в какой-то провинциальной газетке — «Плотина встала».
Деда к тому моменту уже не было.
А дальше… А дальше Влад сунулся студентом Геодезического института на Плотину в момент остановки насосов. А запускать, ремонтировать, выяснять причины уже было некому. Плюнули на обоих континентах — вроде и так неплохо.
Трансконтинентальный ездил еще лет десять, потом заглох и он.
Влад подался в Гагру. Мода пошла — горнолыжные курорты везде городить, а специалистов — раз-два. Тешил себя Влад, что это такая замена прежним стройкам, обосновывал, прикрывая колкое сомнение, что это всего лишь отрыжка былого всеобщего воодушевления.
— М-да… — поморщился Влад, вспоминая прошедший день: Синицыны, почти зимний снег в середине июля — все валилось до кучи к нерадостным воспоминаниям.
***
— Вот тебе и лето, — восхитился Анатолий, выглянув в окно поутру.
Так им понравилось наверху, что вечером не захотели спускаться к морю, быстренько забронировали себе люкс сразу на неделю и осели в горах. «Успеем еще накупаться», — самонадеянно решил Анатолий. А Лида соглашалась и льнула.
И сейчас они радостно изумлялись снегопаду, залепившему крыши и окна. Заглохли все звуки, узкие треугольники елей пушились белым.
Но к вечеру Синицыны заскучали. Как и напрогнозировал Дугин, весь день мело, а воздух загустел плоскими снежинками, подъемники работали в полгоры, и только на учебных и пологих трассах.