— Да он же танцует! — вырвалось у меня. И тут же я понял, кто так ведет корабль.
Старик уже аплодировал мягкой посадке:
— Ай, молодец! Как красиво летел, красавец!
— Красавица, — машинально поправил я. — На слух летают женщины. Поэтому корабль и танцует.
— А вы откуда знаете?
— Я сам навигатор. «Космос-7», вон тот, с зеленым значком…
— Да вы что?! — Старик всплеснул руками. — Это же как я вас не узнал? Пойдемте, у меня есть замечательная кофейня — я вас так там сейчас накормлю… Надо же, какие гости…
— Я не хочу есть, — улыбнулся я. — Но с удовольствием выпил бы стакан воды, только мне его не продали.
— Кто не продал?
— Парень в кофейне на втором этаже. Сказал…
— Рахмед? — Старик выглядел опешившим. — Ах он шайтан, ну я ему сейчас вломлю.
И он потащил меня назад в кофейню, где образцово отругал давешнего паренька, так что тот забился в угол, как виноватый щенок, и только что не сделал лужу. А я сидел на почетном месте у окна и смотрел, как новоприбывший корабль покидают пассажиры и посадочная площадка пустеет.
На столике появился стакан с водой.
— Вы простите Рахмеда, — извинялся старик. — Он молодой совсем, неопытный…
— Да все хорошо, — ответил я. — Вы только подготовьте еще один стакан.
— Для вас?
— Для дамы, — ответил я, глядя на площадку. От одинокого корабля отделилась маленькая фигурка в серо-синем.
У нее были пепельные волосы и стального цвета глаза, и вся она была какая-то тонкая и воздушная, особенно после перелета — там и кожа становится, как у младенца, нежной и чувствительной. И ориентировалась она, похоже, на слух.
А при ходьбе пританцовывала.
— Ау? — сказала она у входа. Услышала отзвук, развернулась в дверном проеме и скользнула прямо к барной стойке.
Готов поспорить, она услышала, как у юного бармена стучит сердце.
— Ау! Здравствуйте! А где у вас можно напиться? — пропела она.
— Э-э-э… Водки?
— Воды, дурак! — не сдержался я. — Это же навигатор. — И следом сказал вошедшей, мысленно рисуя вокруг нее цветные трассы: — Садись, коллега! Уже все налито!
— Спаси-ибо! — Она оказалась за столом быстрее, чем я моргнул. Или считала проложенные дорожки, или, что вероятнее, нацелилась еще у входа. Поди, и развитие выдернула из будущего. Хороший навигатор, очень хороший. — Эли-ина. — Она протянула руку первой. Ее голос вибрировал песней, так что я начинал видеть цветные трассы и хороводы атомов вокруг нас, словно в каждой точке пространства загоралась маленькая звездочка. В большом тускло-сером мире сияла яркими цветами наша маленькая комната, и ярче всего было ее лицо.
Да. Вот так они и летают.
Элина пила неспешно, деловито, смакуя каждый маленький глоточек, и ни разу не сбилась с ритма. Лишь когда стакан опустел, она спросила:
— А тебя как зовут, незнакомец?
— Егор, — смутился я. — Извини. Засмотрелся. Ты, кстати, нормально видишь, или…
— Нет, с глазами все в порядке. Просто еще не отошла от перелета. Смотреть могу, но не хочу-у.
От голоса опять закружились трассовые вихри. Я наконец пригубил свой стакан и смотрел, как искрят мелкие капельки воды, преломляя свет, пространство и время.
Я знаю, через день-другой это пройдет. Зрение и слух упадут до обычных, мозг перестанет рассчитывать пути в вероятностных коридорах, появятся простые, человеческие желания. Мы из сложных деталей космических машин станем просто людьми. Но пока можно было наслаждаться редкой вещью — общением навигаторов через трассы. Это когда я рисую, а она слушает результат, а потом играет или поет что-то свое — а я вижу это, как картину. Так мы трепались, нарушая космическое равновесие и пару должностных инструкций, и даже дошли до общих знакомых и смешных случаев из жизни, но вдруг замолчали и развернулись ко входу…
На самом деле сначала была подозрительная, нехорошая линия, которая тянулась со стороны и упрямо путалась в наших цветах. Мы упорно обходили ее, но она вдруг стала широкой, прямой и забрала все наши цвета и песни. Тут бы сдать назад, но человеческое тело не имеет функции перемещения по полю вероятностей: для этого люди научились строить корабли, которые, по совпадению, сами летать не умеют, ибо не знают куда и как. Так или иначе, линия шла именно к нам, и мы безропотно смотрели, как по ней ползет узел, как открывается дверь…
Их было двое: низенький, полный мужчина в деловом костюме и галстуке, не достававшем до пряжки ремня, и другой — высокий, морщинистый, с военной выправкой, но тоже в деловом костюме, только без галстука и с расстегнутым воротником. Он сразу пошел к нашему столику, в то время как низенький, разглядев стаканы на нашем столике, сначала завернул к бармену и заказал «то же самое».
— Вы уже познакомились с Виталием Никитичем? — спросил он. — Виталий Никитич Нестренко, замминистра транспорта. А я — Адольф Вейссман, представляю здесь известную вам компанию…
— Да сюда только три компании и летает, — заметил я. — Первые две мы знаем, а вы, стало быть, из третьей. Проблемы с транспортом для колонистов?
Толстый поперхнулся, промычал что-то, затем схватился за поставленный молоденьким барменом стакан:
— Ну а вас мы уже знаем. Поэтому — за встречу!
И залпом выпил половину. Оторвался, озадаченно посмотрел стакан на просвет, затем перевел взгляд на нас.
— Все нормально, Адольф! — улыбнулся высокий. — Я же говорил, что навигаторы не пьют спиртное! Первые пару дней вообще — только чистую воду.
— Ну не знаю, — смутился тот, — когда я был пилотом, то мы после рейса завсегда рюмочку накатывали. В полете-то сухой закон… Неужто пресная вода не надоедает?
— Нет, — улыбнулась Элина. — Весь рейс мы подключены к шине с физраствором внутривенно.
— У нас вообще пресной воды нет, — поддакнул я.
— Как вы так живете вообще?
— Замечательно! — хором ответили мы с Элиной. И переглянулись.
— Они не так видят мир, как мы с тобой, — сказал Виталий Никитич и повернулся к нам. — Вы не против, если я обрисую вам ситуацию?
— Гм… Только «за»!
— Хорошо. Тогда — кратко: у нас есть «двойка»…
— Слушайте, — заволновался Адольф, — а ничего, что нас… Э-э… Может, пройдемся? В кабинет зайдем?
— Ничего секретного здесь нет. И потом, навигаторы теряют форму очень быстро, а набирают ее долго. Месячный перерыв ведь сделан не из гуманных соображений! Так что, если коллеги согласятся, сейчас же их и отправим.
— Ладно, — пропела Элина, опередив меня на полсекунды, — а на что же интере-есное мы должны сказать «согласны»?
Адольф с сомнением посмотрел на ее стакан.
— Мы направили один большой корабль с колонистами на периферию, — начал он. — Он вроде как долетел. Но… Как-то не совсем.
Чем-то он в этот момент напомнил творчество Эдварда Мунка. Я даже не понял, в прошлое я смотрю или в будущее.
— Тогда мы оперативно подготовили корабль на помощь. Проблема в том, что это — «двойка». Экипаж для нее пока не прибыл, а отправлять по-хорошему нужно уже сейчас…
— И так совпало, — закончил за него Виталий Никитич, — что два навигатора в боевом состоянии на этой планете появились только сегодня. До этого — только по одному.
— А почему не отправить туда любой из регулярных рейсов? — спросил я.
— Видите ли, — Адольф явно нервничал, — там такое дело… Проблема была с навигатором. Он почему-то… Отказал.
И смутился. Наверное, нелегко говорить о ком-то как о вещи, а другого слова не подобрал. Но технически определение верное, не поспоришь.
— Автоматика?
— Резерв сработал. Но это не второй навигатор, а всего лишь нейронная сеть, вы же сами понимаете. Девять раз из десяти доставляет точно, в целости и сохранности…
Мы замолчали. Про десятый раз и так было понятно. Вся надежда — что это не тот случай из ста, когда ошибка навигации вызывает сбой аварийных систем и корабль со всем содержимым размазывается тонким слоем по галактике.
— В общем, — подытожил Виталий Никитич, — нужно провести обследование, помочь выжившим — а мы исходим из того, что выжившие есть, — доставить питание, инструменты. Кто захочет назад — вернуть. Время — сейчас. С вашими компаниями я все решу сам, не волнуйтесь.
— «Двойка» должна быть сработанной, — возразил я, — а мы только познакомились. К тому же мы — разного пола…
— Нужно лететь, выбора нет, — неожиданно проговорила-пропела Элина. Так, что я не смог не встретиться с ее взглядом..
На миг разноцветные линии сплелись в ритме ее слов и меня словно ошпарило образом — предрассветная тьма, застывшие в ужасе синие глаза девушки, в которую летят раскаленные куски стали, ее кровь, рисующая буквы на грязных полупрозрачных дверях в темный тоннель без выхода. Я тряхнул головой, прогоняя нежданную картинку.
У Элины другие глаза, серые. Не она.
— Ладно. Везите.
— Ключ поверни, и по-ле-те-ли-и, — пела Элина себе под нос. В черной вероятности, принесенной незваными гостями, навстречу смерти неслись люди — каждый в своем личном спасательном вагончике-капсуле. Не успеешь подобрать, закончится воздух или энергия — капсула станет гробом.
Корабль был местной постройки, но сделанный по стандартному проекту. Усиленный углепластик, термопоглощающие элементы, бортовая вычислительная сеть с искусственным интеллектом — и спаренная система жизнеобеспечения для двух навигаторов, новенькая: даже пахнет заводом, а не как родная.
Элина тут же деловито полезла внутрь — осматривать.
— М-м-м, какая матка интересная. — Ее голос был приглушен, словно она закрылась в капсуле.
— Э-э… Что?
— Матка, говорю. Какой-то новый образец, но так все уютно, как у мамы в животе…
Я поперхнулся.
— Никогда… Никогда я не называл СЖО «маткой».
— А что так?
— Как-то коробит, что ли. Акт рождения… Не могу принять, что меня рожает корабль. Я называю ее «сумкой кенгуру»: сидишь в ней, питаешься, время от времени высовываешься и смотришь на мир. А потом скок-поскок…
Элина выбралась из системы и пошла складывать вещи, раздеваясь на ходу.