Я опешил.
«Это что еще за хамство?..»
Но тут ускорение вдавило меня в мягкую стенку кенгуриной сумки, а перед внутренним взором возникла фигурка зеленого робота, похожего на мусорный бачок, с табличкой «Сарказм» в манипуляторе. И гиперссылка, как водится, на «Алгебру человечности» Расмуссена.
Через двое суток я знал ее назубок. Особенно понравился пассаж про то, что юмор и нарочитая грубость успокаивают людей-операторов, которые начинают ощущать вычислительную систему еще одним членом экипажа, «человеком», подобным им самим. Идея хорошая, но на практике просто начинаешь считать программистов сволочами.
Еще через восемь часов нас бросило сквозь границу.
Мир вокруг ревел. Белизна линий выжигала сознание и душу, а тело сотрясал вой и грохот — Элина передавала все, что чувствовала.
«Я тебя сломаю», — шептала она буре, и я чувствовал эту злость. Тонкой иглой она прошила сингулярность звука и света, и внезапно я услышал тонкую, чистую ноту, глушащую хаос вокруг.
Элина пела.
Ее голос развернулся в линию от прошлого в будущее, от границы сферы — в точку назначения, я поймал несущую частоту, усилил и послал нас вперед, кодируя модулирующим сигналом. Корабль дрожал; где-то в его недрах машины выполняли мою волю, укрепляя ее своей безумной, нечеловеческой логикой невозможного. Танец корабля становился все сложнее, узор трассы превратился в многомерное кружево, а потом мы сломались — сначала Элина, потом я. Нас тряхнуло, и мир перестал существовать.
Похоже, нас вытащил компьютер.
Потому что мы очнулись на орбите планеты земного типа, живые и вроде как невредимые. Звенел колокольчик — не тот, который при посадке, а другой, аварийный. Я долго не мог понять, что это. А следом я услышал другой звук и потратил еще время на то, чтобы узнать в нем женский плач.
Это была Элина.
Она лежала, скрючившись, абсолютно голая, возле СЖО и плакала. Я дал команду на высвобождение — сесть на планету корабль сможет и сам, — подполз к ней и обнял, зашептал, что все хорошо, мы живы, целы и я рядом. Не ахти какое утешение — но лучше, чем ничего. Наплевать, что голые.
— Егор! — плакала она. — Я трассу не слышу!
Я же обнимал ее и гладил ее волосы — самое большее, что я мог поделать.
Потому что сам видел лишь бесконечную тьму. Ничто. Нигде. Никогда.
Может быть, именно это случилось с навигатором предыдущего корабля: он перестал видеть из-за аномалии и не смог направлять корабль?
— Компьютер, — позвал я, — скажи: мы можем улететь назад твоими силами?
— Простите, я не могу это просчитать. Рисковать я не имею права и не буду. Кроме того, навигационная система показывает неустановленную ошибку…
— Пустоту?
— Скорее, перегрузку. Но в данном случае это одно и то же.
— Что с первым кораблем? Ты видишь его?
— Есть следы корабля. Он разрушен, спасательные капсулы — на орбите, следов людей не наблюдается. Электронные системы активны, но информация… Спорная.
— Организуй спасательную операцию согласно регламенту. Ты — капитан. Я же…
— Уже. Пока займитесь собой.
Я вдруг понял, что держу в руках девушку. Плачущую, беззащитную, нуждающуюся в заботе. И командую кораблем, сидя голым на корточках. Кажется, Элина тоже поняла это, потому что подскочила, как пружина, смахнула слезы:
— Так, что такого спорного с данными о людях?
Ее голос звенел сталью. Ничего общего с девочкой-припевочкой: беда стряхнула ее несерьезность, серые глаза разгорались огнем, вся ее фигура…
Жанна д’Арк в доспехах из живой плоти. Я видел ее, стоящую на фоне звезд перед лицом решающей битвы, укутанную в вуаль из звездного света, с мечом в руках и воинами за спиной. Снова это зовущее чувство в руках, покалывание на кончиках пальцев, когда хочешь схватить стило, кисть, карандаш — да хоть кусок камня и писать на чем угодно, будь то бумага, стена, изнанка мира, радиоволны и пучки фотонов посреди океана вероятностей, — рисовать, пока еще помнишь это мгновение, пока короткий разум хранит образ…
— Ты чего? — спросила она. Не дождавшись, пошла одеваться. А я так и сидел, пытаясь спасти рисунок в голове от пустоты вселенной.
Как мы садились, я не запомнил. Информационный терминал был отключен, а в болтанке внутри отсека СЖО на аварийных местах интересного мало. К тому же было о чем подумать.
Чрево корабля приняло ровно двести спасательных капсул. Все они, согласно инструкции, во время аварии были отстрелены на высокую орбиту, но сам корабль почему-то ушел вниз, к планете, унеся с собой навигатора. Все капсулы были закрыты и пусты. И каждая из них была стара — семьдесят пять лет, восемьдесят восемь, сто четыре… Абсолютно бессистемная флуктуация времени, тем более странная, что и капсулы, и корабль были выпущены два года назад.
Механизмы были в отличном состоянии. Мы бы, может, ни о чем не узнали, если бы не крошащийся под руками экопластик. При этом дублирующие черные ящики в каждой из капсул указывали на одну и ту же недавнюю дату, которую нам назвали в порту.
В итоге каждая шлюпка была проверена анализатором. Наш корабль — тоже: с ним все оказалось хорошо.
— Спустимся к материнскому кораблю, — твердо решила Элина. — Там будет расширенная информация с бортовой инфосистемы, плюс, быть может, прояснится судьба навигатора.
— Что ты думаешь о старых шлюпках? Искажение из-за звезды?
— Ну да. Пока это рабочая гипотеза — гравитационное искривление пространства-времени при переходе. Только это не объясняет, почему они постарели не одинаково. И отсутствия людей — тоже. Ни костей, ни праха. Попытались выскочить на планету в одних скафандрах? — Она усмехнулась сама себе. — Ну явная же дичь. Тогда уж спускались бы в шлюпках…
— Ты не хочешь вернуться с орбиты к границе? — осторожно спросил я.
— Что скажешь сам?
— Кислорода и питания должно быть достаточно на переход. Но… Компьютер, сколько времени лететь на пределе?
— Около шести лет при постоянном ускорении на пределе способностей человека. Если реалистично подходить, то не менее…
— Хорошо, спасибо. Черт возьми, — не выдержал я, — как так вышло, что расстояние от края до звезды оказалось таким большим? Что здесь вообще происходит?
Элина прервала мой вздох.
— Если мы не построим хоть самую простую трассу, мы отсюда не выберемся. Значит, нужно садиться. Значит, нужно разбираться с аварийным кораблем.
— Мы не поднимемся с планеты без вероятностного…
— Без разницы. Мы скованы этим миром так или иначе.
Я кивнул. Мой мир стал черным квадратом, мир Элины стал немым и глухим. Из свехлюдей мы стали теми, кем всегда были, — обычными животными внутри пластиковой коробочки. Нас несет, но мы не знаем куда. Компьютер так и не смог ничего увидеть: навигационная система пыталась вычислить вероятности, но находила лишь пустоту и выпадала в ошибку.
Через несколько витков вокруг планеты компьютер нашел упавший корабль и начал снижение. Мы с Элиной болтались в пассажирских креслах и думали — наверное, об одном и том же. О планете без вероятности, о шлюпках без людей. О мире, сковавшем нас цепью небытия.
Вдруг тряска закончилась особенно сильным ударом, от которого мы чуть не выскочили из кресел. Под кораблем зашуршало, его тряхнуло еще раз, и только тогда мы остановились, а в отсеке зазвучал родной колокольчик.
Компьютер прокашлялся и начал почему-то женским голосом:
— Наш борт сообщает об успешной посадке, поздравляет с прибытием и приветствует вас на планете… Г-х-х-р… Температура воздуха — двадцать два градуса Цельсия, ветер умеренный, белковые и иные известные формы жизни не обнаружены. Экипаж желает вам приятного отдыха! Спасибо, что воспользовались услугами…
Мы не дослушали.
Шлюз открылся, и в корабль вошел воздух — соленый ветер с моря. Возле ног шелестел желтый песок, а невдалеке шумел прибой.
— Ты слышишь? — спросил я. — Море!..
Но Элина не слышала ничего. Лишь потом она судорожно кивнула: да, море, оно шумит.
— Уши, Егор. Всего лишь уши. Слышу море и песок. И… Ничего больше.
— Да, это совсем не рай, — пробормотал я, спускаясь.
Бесконечный песок в одну сторону, бесконечное море — в другую. И для разнообразия полузанесенная тушка второго корабля вдалеке.
Навигатора там, конечно же, не было. И вообще, сто сорок два года для корабля — уже срок.
— Сейчас мы с машиной отрабатываем гипотезу, — рассказывал я вслух, пока Элина моталась по кают-компании тигром в клетке, — что навигатор не мог пробиться сквозь барьер и создал некую гравитационную аномалию, чтобы с помощью классического маневра забросить себя внутрь границы. И что-то пошло не так.
Форменные кроссовки остервенело били по полу. Топ! Топ! Топ! Вью-ить! Разворот.
— Гравитация искривляет время в пользу того, кто идет к горизонту событий. Корабль должен быть молодым, а мы — состариться. Не то!
Топ! Топ! Топ!
— Допустим, искривление не в ту сторону. Отрицательная масса…
— Убью неуча!
— …Или новый, неизученный эффект. Весь мир тяжел, а корабль почему-то нет. Мир стал кораблем, зависшим у черной дыры, а корабль выпал из мира и продолжил движение в линейном потоке.
Вью-ить!
— Либо, как вариант, — Элина ткнула пальцем в голограмму звездной карты, — под искривление попали мы. Мир ушел, а мы остались.
— Тогда звездная карта должна измениться. Свет, радиоволны, работа пульсаров… Все в норме.
— А сфера не может?..
— Не может.
— Но траектория движения света вероятностна! Система частиц обладает необсчитываемой энтропией!
— Не здесь. — Я развернул карту, приблизил светило, возле которого мы оказались. — Это звучит дико, но здесь даже случайный электрон, вылетая, не имеет вероятностной трассы. Его путь либо жестко определен, либо абсолютно непредсказуем, что означает отсутствие электрона как такового. И это — одновременно. Корабль поселенцев все прошедшее время занимался подсчетом лучей и песчинок и ни разу не сбился, как и не увидел изменяемой трассы. Это — мир либо не существующий, либо детерминированный по Лапласу.