Катя покосилась на знакомую белую пирамидку, но плыть туда не стала. Мышцы работали лучше, чем в пятнадцать, — инъекции, упражнения, физиотерапия для «лучших инженеров Земли», но почему-то было жутковато наконец раскрыть тайну ее детства накануне самого важного события в жизни.
Только спросила уже вечером у бабы Нины, следуя сложившийся уже традиции:
— Я там мимо парома плыла, знаете? Там островок еще крошечный совсем. И там такая… белая штука, наподобие треугольной пирамиды. Вот что это?
— А, знаю! — Баба Нина отмахнулась так естественно, что Катя даже испугалась, что тайна наконец раскроется. — То ж Алеха с того берега там ночует.
— А что за пирамидка-то? — продолжила пытать Катя.
— Какая пирамидка? Нет никакой пирамидки, он лодку так сушит. Поставит на корму и сушит.
— А зачем… — Катя проглотила «сушить лодку» и уткнулась в свой чай с брусникой и мятой.
— Ты мне лучше оттуда привет передай, вот что! — решилась наконец попросить баба Нина. Видно было, что собиралась давно, но стеснялась.
— Так нас же по телевизору показывать не будут… — растерялась Катя. Она представила себе, как на стартовом столе они выходят из шаттла и тут она останавливается и, как в «Поле чудес», начинает:
— Хочу передать привет бабе Нине из деревни Березки…
— А ты так передай. Как ступишь на не нашу землю-то, так и шепни — привет, мол, баб Нина. Я почувствую, — мягко сказала та.
Катя кивнула.
***
Кате было двести тринадцать — если считать по-земному. Вокруг нее были звезды, слепящие глаза каждым лучом. Она нажала кнопку на пульте, звезды мигнули — и снова стали звезды.
Катя на миг испугалась, что ничего не сработало и ее сейчас разнесет в космическую пыль, но потом с плеском провалилась в теплую черную воду, и звезды разлетелись брызгами.
Перед отправкой в последний бой Пол вызвал ее к себе — кажется, одной из последних.
«Где бы ты хотела умереть?»
«Что за вопрос?»
«Подбираю координаты твоего маяка».
Давно поговаривали, что научники — где-то среди них был и Джек, давно постаревший, поумневший и уже не такой наивный, как раньше, — докрутили наконец свое супероружие. Теперь все неудачные бои можно просто отмотать назад.
«Что за маяк?»
«Ментально-темпоральная связь — доставшиеся нам обрезки от супероружия. Подарок для самых ценных людей Земли — нажимаешь кнопку, и ты снова в том месте, где тебе было лучше всего».
«Зачем же умирать?»
«Потому что никто не верит, что оружие сработает как задумано. Скорее — начнет отматывать время все быстрее и быстрее, пока не вернется обратно в точку Большого взрыва».
Звезды дрожали в воде, и звезды дрожали над головой. Катя знала, что все это ненадолго, что скоро волна от супероружия дойдет и сюда, свернет пространство, свернет время — и больше нигде не будет Кати, стрекота сверчков, тихого плеска волн и молчания неба. Но сейчас они были отдыхом от немых взрывов за иллюминаторами и истошного воя сирены.
Она сделала еще несколько гребков в парной июльской воде и подняла голову — звезды впереди заслонял силуэт острова с тремя деревьями и едва различимым в безлунную ночь белым треугольником. Там молчали даже сверчки, и вода реки беззвучно толкалась в заваленный буреломом берег.
Кате вдруг захотелось наконец узнать, что же такое этот треугольник. Она поплыла быстрым кролем, то и дело срываясь на лягушачий стиль, словно уже вернулась обратно в детство, растеряв весь свой опыт. Но в тот момент, когда она уже хваталась за длинные космы травы на берегу…
…Вселенная вздрогнула…
…вздохнула…
…вывернулась наизнанку…
…и понеслась обратно, набирая ход, по пути промахнув мимо маленькой девочки с двумя заколками в виде божьих коровок, ржавым гвоздем царапающей на белом треугольнике маяка:
КАТR
Кухня-бар для своих (Амина Верещагина)
«Черт, — подумал Верхушкин, — какого черта они тут делают?»
За соседний столик уселись трое: долговязый игрок в неоновых трансферах последней модели, жмущаяся к игроку девица — еще более долговязая, чем он, — и невнятный сморчок в длинном помятом плаще грязно-белого цвета.
Верхушкин уткнулся в стол — голая тетка с лицом жабы смотрела на него и призывно крутила бедрами.
— Я не сдамся без тебя… моя тонконогая цапля. — Она открывала рот, и в ушах Верхушкина раздавался ее тягучий, низкий голос.
«Кто вообще это слушает?» — Верхушин смахнул ее.
Вместо жабы появилась карта меню. Сушеная саранча в сахарной глазури. Дикая кошка со сливочно-горчичным соусом. Верхушкин старался не поднимать головы. Они не должны его тут видеть. Детоксицированные мухоморы 18+.
«В какой жопе я оказался?» — Верхушкин прочел на топпере стола Кухня-Бар для Своих.
Маринованные огурцы с картофелем.
«Наконец-то! Хоть что-то съедобное». Верхушкин дважды стукнул оттопыренным пальцем по воздуху прямо над названием блюда.
«20 минут?!» Верхушкин поморщился и обновил таймер, надеясь, что это какая-то ошибка, но нет, таймер показывал 19:55.
Компания за соседним столиком тем временем что-то обсуждала. Лицо сморчка было наглым, с гиеньими глазами. Он медленно двигал губами, жевал их и бегал глазами, словно выискивал кого-то. Девица качала головой — она, кажется, слушала песню жабы. Игрок постоянно перебивал сморчка. Он внушительно нависал над сморчком и что-то втолковывал ему, а потом снова выпрямлялся и ждал ответа.
Верхушкин вернул жабу. Она послала ему большое сердце и, положив руки на ягодицы, снова завертела задницей.
— В это-о-о-о-ом мире без согласия я буду с тобой лишь и за тебя, глаза твои закрытые целуя… — Песня убаюкивала.
Верхушкин зевнул пару раз и снова исподлобья посмотрел на игрока и компанию. К ним уже подкатил официант — выстрелил на стол напитками в плотном цветном пластике и поставил перед каждым по коробке с едой. Игрок развернул палочки и принялся есть. Ткнул локтем девицу. Она наконец оторвалась от экрана и потянулась за выпивкой, мигом опрокинула полулитровый пластиковый цилиндр и взялась за второй.
Сморчок, выплюнув зубы, набросился на еду. Как же мерзко он ел — жевал с открытым ртом, перекатывал куски еды в беззубом рте и одновременно говорил.
Верхушкину было интересно смотреть на игрока. Как на редкую диковинку, нечто экстраординарное. Игрок — темная лошадка. В реале его давно никто не видел и не хотел видеть, ради собственной же безопасности. Девица вообще походила на одну из местных — видно было, что она знакома со всей этой кухней, и судя по тому, что губы ее двигались, а голова мелодично покачивалась в такт музыке, — она знала жабью песню наизусть.
Каждый столик был защищен шумовым барьером, но Верхушкину не надо было слышать, о чем они говорят, достаточно было видеть губы говорящих.
— Они заплатят миллионы, миллиарды, — чавкал сморчок и крутил глазами, — и это только начало.
— В жопу деньги, — медленно сказал игрок.
Он был раздражен, зол, агрессивен, но связан по рукам. Верхушкин знал это, считал с еле заметных движений лицевых мышц — тут дрогнул уголок глаза, там слегка напряглась ноздря. Просто, как дважды два. Особенно когда ты изучаешь лицевые мишени и психотипы более тридцати лет.
Верхушкин быстро отвел взгляд от игрока. Ему стало не по себе, словно он случайно подглядел за кем-то в ванной или в постели. Одно дело, когда ты следишь за человеком намеренно, с мотивом, и совершенно другое, когда ты оказываешься свидетелем чьей-то личной жизни случайно, из праздного любопытства или по глупости, не сумев вовремя отвернуться. От этого порядочному человеку всегда немного стыдно и грязно. Да и потом, игрок не из тех, кто может простить вторжение в свое личное пространство.
Верхушкин посмотрел на часы — Кристина должны была прийти двадцать минут назад. Он решил, что дождется еды и, если Кристина к этому времени не появится, уйдет.
Главное — проскользнуть незаметно мимо игрока и его спутников. Верхушкину хотелось избежать неловкой встречи — зачем игроку знать, что он его видел? Да и сам Верхушкин не особо хотел светиться в городе. Мало ли у кого какие вопросы возникнут.
На таймере — 09:38. Время тянется медленно. У Верхушкина под ложечкой засосало — он не ел уже вторые сутки, с тех пор как с ним связалась Кристина. Первый день он просто не мог есть от возбуждения. Он мерил шагами свой апартамент, курил и искал аргументы. Потом вывел последние коины из кошелька в пасс и вышел из дома.
Последний раз он ездил в город лет пять назад. Тогда все только начиналось, и в городе еще было не протолкнуться. Верхушкин закрыл глаза. Черт, так приятно. Ни один симулятор не может точно воспроизвести эти неровные прикосновения ветра.
«Хоть бы пошел дождь», — подумал Верхушкин. Но небо было ясным. Еще пара часов, и солнце выкатит в полную мощь. Он воспроизвел сообщение от Кристины. Время, адрес и ее голос. Мягкий, знакомый и чертовски холодный. Кристина предлагала встретиться в кафе на углу Красной Пресни и Пресненского Вала. В груди у Верхушкина что-то кольнуло. Они когда-то жили в тех краях. Кристина еще была его женой, а он еще не собирался становится локтом — кто мог предположить, что все так развернется. У него было, конечно, предчувствие, что мир меняется, причем очень быстро. Но он и в самом страшном кошмаре не мог предположить, что все произойдет настолько стремительно. А что если Кристина все еще жила там? Она ведь могла себе позволить жить в городе.
Он захотел спуститься в метро, но оно оказалось закрытым. На прозрачной двери было написано: «Открыто с 8:00 до 16:00». Верхушкин развернулся и стал искать глазами хоть какой-то транспорт. Ни электробусов, ни такси. Как ему добраться до города? Мимо пронесся черный автомобиль с горящими фарами. Он почти полностью сливался с асфальтом — таким же черным.
Верхушкину никогда не нравилось это время суток — предрассветное, со сгустками черноты в углах и под козырьками, с выглядывающими в рассеянном свете силуэтами и очертаниями, с редкими звуками, пугающими и тревожными. Он направился к пустой стоянке такси. Там висела табличка с номером телефона. Он набрал номер.