Мю Цефея. Шторм и штиль — страница 12 из 34

Женя храбро посмотрел вперед и тут же обледенел. Из-за его плеча Саша увидела белые руки, мутные глаза замороженных людей, но не испугалась. Им не войти.

Она села за стол, сняла с руки браслет, положив его так, чтобы видеть одновременно индикатор и свечу. В коридоре трещали стены, за окном дробились льдины. Белые руки беспомощно шарили по ледяному Жене. А Саша смотрела на свечу, повторяя: «Живой огонь». А потом и вовсе лишь «живой», потому что очень замерзли губы, ими трудно было шевелить. Красный индикатор медленно уменьшался, из полоски он стал лишь щелочкой. Саша подумала, что все кончено, и подняла глаза на Евгения.

Сначала ей показалось, что просто блик пробежал по его затылку, по заключенным в лед волосам. Но пламя свечи уменьшилось, а движение повторилось. С волос пропала ледяная корка, их шевелил легкий сквозняк из окна. И свеча тоже задрожала на этом сквозняке. Саша защитила ее рукой и повторила: «Живой», глядя на Женю.

Каменное сердце (Иван Булдашев)

Тучи, что сгустились над замком, вели себя как ленивые плакальщицы на нищих похоронах, столь же скупо отмеряя каждую каплю, проливающуюся на землю. В бойницах и переходах гулял ветер, то заунывно рыдая, то постукивая болтающимися ставнями, словно гробовщик, торопливо забивающий последние гвозди. В тон ему вторил гнусавый рожок, хрип которого проникал, казалось, во все залы и комнаты старого замка.

Выйдя во двор, барон раздраженно покосился на темнеющее небо, сплюнул, проклиная звездочета, уверявшего, что дождя не будет до конца седмицы. Сбросить бы его со стены на поживу тварям, когда те пойдут на приступ. Проку от него никакого, разве что следит за книгами да корпит днями и ночами над бумагами.

Вновь загнусел рожок, поторапливая отставших. Та часть двора, что прилегала к надвратной башне, опустела. Все воины уже поднялись на стены и сейчас торопливо разбегались по местам. С противоположного конца донеслись обеспокоенные голоса крестьян, суетливо спешащих укрыться в замке.

Быстрым шагом барон пересек пыльный двор, поморщился, углядев вмятины на ползущей вниз решетке. Третьей — прочие две уже вонзились в пазы, загораживая проход под низкой аркой. Недоглядели кузнецы, впрочем, винить их было трудно. И так работали без продыху: выправляли щиты, чинили самострелы, готовили наконечники для стрел и копий, наскоро перековывали мечи, изъеденные жгучей кровью тварей.

Сзади сопел оруженосец, совсем еще мальчишка, пылкий и наивный щенок, гордящийся своими обязанностями. Прошлый погиб в начале весны, во время первого дождя, когда ополоумевшие после зимнего голода и дремы твари валом перли на стены.

Легко, словно сбросив пару десятков лет, барон взбежал по лестнице, окинул взором приготовления; закипали котлы со смолистым, едким раствором, громоздились вязанки стрел и увесистые булыжники.

Он выглянул между зубцов, заранее зная, что увидит бескрайнюю розовую гладь, вскипающую от дождя, и блеклые силуэты тварей, подбирающихся к замку. Клубящийся у подножия стен розовый туман то сгущался, то истаивал, осторожно ощупывая камень.

— Опять-тудать, — выругался стоящий рядом воин, — чтоб этим колдунам с юга, придумали же пакость!

— Не колдуны его создали, — заметил оруженосец, — а алхимики. Но творили они и впрямь темные дела, не зря император объявил им войну.

— Объявить-то объявил, — хмыкнул воин. — Только где сейчас все его легионы? И Капителла давно пала. Может, не трогали бы их, и они бы нас не тронули.

Над поверхностью тумана взвились стремительные крылуны, закружились в воздухе, выбирая жертв. Дождь понемногу расходился, и туман начал редеть, открывая взорам людей подступающих к стенами тварей. Барону хватило беглого взгляда, чтобы представить общее число нападающих, гораздо большее, чем могли выдержать укрепления.

Тем временем командир лучников дал отмашку своим людям, и те принялись отстреливать зарвавшихся крылунов, изредка перебрасываясь парой словечек. Вопли падающих тварей и звон тетив неприятно напомнили барону о прошлогоднем, самом первом приступе. Против воли перед глазами встали картины того боя.

…Взмах меча, крупный волк, покрытый толстой чешуей с острыми шипами, падает, но, даже хрипя, булькая, норовит вцепиться в колени. Удар закованной в сталь ноги отбрасывает его…

Приступ случился вскоре после того, как иссяк поток беженцев и розовая волна алхимического тумана затопила окрестности. Первое время над несуразными, еле ковыляющими тварями посмеивались, издевались, шутками отгоняя страх.

…Он пригнулся, клыки клацнули по наплечнику, оставляя вмятину. Ткнул мечом, не достал и тут же дернулся, уворачиваясь от рухнувшего рядом крылуна. Принял на щит удар твари, отдаленно похожей на медведя, пошатнулся, но сумел вонзить клинок ей в брюхо, попав точно между роговых пластин…

Ворота были пробиты менее чем за половину часа, решетка поддалась еще быстрей.

…Справа падает воин, мелкая тварь с длинными, выступающими зубами вцепляется ему в шею. Кровь бьет фонтаном, заливая изорванную кольчугу…

Их спасло лишь то, что дождь прекратился довольно быстро. Едва небо начало светлеть, как поток тварей иссяк, а оставшиеся резко ослабели.

…Ноги скользят в черной жиже, где кровь людей смешана с ядом тварей. Утробно рычат издыхающие существа, измененные до неузнаваемости алхимией проклятых южан. Двор завален трупами, и не только тварей, но и людей. Оторванные руки, перегрызенные горла, размозженные черепа…

Усилием воли барон прогнал непрошеные воспоминания и направился по переходу в Черную башню, отданную в распоряжение алхимика. Поднимаясь по винтовой лестнице, он чуть усмехнулся, заметив суеверный страх оруженосца. Мальчишка вздрагивал всякий раз, когда слышал шелест сквозняка или завывания ветра.

Гиблой славы башня удостоилась еще в начале постройки. Тогда, во время пожара, погибли несколько работников, а камень стен приобрел черный цвет из-за глубоко въевшейся сажи. Предок барона распорядился ею сообразно людскому мнению, устроив тюрьму. Так появились истории о блуждающих по ней призраках, коими объявлялись или замученные узники, или погибшие при пожаре строители.

С появлением в замке алхимика недобрая слава башни упрочилась, а к слухам добавились байки о диких воплях и странных огнях, что горят по ночам наверху. Впрочем, истории потеряли прежнюю остроту с приходом тумана, хотя рассказывать их не перестали. Все же призраки были не так страшны и реальны, как безжалостные порождения зловещего тумана.

В лаборатории алхимика пахло чем-то кислым, воняло паленой шерстью, под потолком клубился дым. Висящие двумя рядами вдоль стен светлячки наполняли комнату мягким, желтоватым светом, напоминающим о сиянии золотых монет.

Услышав шаги, алхимик неохотно поднял взгляд, отодвигая толстую кипу пергаментов, испещренных мелкими значками и жутковатыми рисунками. Учтиво поздоровался с бароном и жестом отослал своего юного помощника. Оруженосец остался у дверей, с опаской рассматривая замысловатые установки, в которых цветные жидкости переливались из сосуда в сосуд, булькали, смешиваясь, а затем собирались в крошечных емкостях. Покосившись на мальчишку, алхимик подошел к барону.

— Пора опробовать твоих созданий в деле. На всякий случай приготовь всех.

— Всех? — поднял брови алхимик. — Я намеревался провести еще серию испытаний, чтобы иметь полную уверенность относительно всех аспектов созданных существ.

— Нет времени. Твари снова пошли на приступ, а дождь может идти хоть до завтрашнего утра. Воины же не продержатся и до полуночи. Так что приступай немедленно.

Недовольно причмокнув губами, алхимик задумчиво огляделся и заковылял шаркающей походкой к задвинутому под книжный шкаф ларчику. Вытащив его, он, не оглядываясь на барона, зашагал к лестнице, ведущей на верхнюю площадку, и попутно прихватил с полки тонкую бутылку из зеленоватого стекла.

Наверху бушевал ветер, злобно швыряя брызги в морды каменных скульптур, стоящих по краю площадки. С высоты башни возвышенность, на которой располагались замок и деревня, казалась островом посреди простирающегося до горизонта бурлящего розового моря. Виднеющиеся вдали редкие, еле заметные холмики лишь усиливали ощущение затерянности и обреченности.

Оказавшись под открытым небом, алхимик зябко запахнулся в свою мантию, синюю, богато украшенную золотым узором, бережно опустил ларец на каменный стол. Руки у него тряслись, то ли от холода, то ли от волнения, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец раздался щелчок, крышка поднялась, открывая взору барона два небольших рожка, на вид отличающихся лишь вязью надписей.

Осторожно достав их, алхимик прошелся вдоль статуй, тщательно рассматривая каждую, особенно уделяя внимание глазам и крыльям. Наконец, удовлетворившись увиденным, он вернулся к барону.

— Все готово. Прикажете начинать?

Получив подтверждение, алхимик набрал в грудь воздуха и приложил к губам один из рожков. Над замком повис тонкий, еле различимый человеческим ухом звук. Разносясь далеко вокруг, он достигал самых дальних уголков замка, отдавался в коридорах и покоях, таял в хлипких временных постройках для крестьян и улетал в толщу тумана, теряясь в плывущей мгле.

Барон невольно вздрогнул, настолько пронизывающим показался ему звук. В нем отдавался рев ветра, хрип приказов и мучительные стоны, которые ему приходилось слышать совсем недавно.

…За узкими окнами лаборатории сгустилась ночь. Завывания вьюги заглушали голоса часовых, обдавали морозным холодом и напоминали о тварях, что дремлют под тонкой дымкой тумана. Им оказалась не страшна даже зимняя стужа, на которую так надеялись запертые на холмах люди…

Барон помнил, как боялся высказать свою идею алхимик. Но боялся не жестокости предложения, а возможного гнева господина.

…Позвякивая инструментами, алхимик как будто танцевал вокруг прикованного к столу крестьянина, не обращая внимания на ужас в глазах несчастного.