Вероника поджала губы. Впрочем, голос ее был совершенно спокойным, когда она ответила:
— Поневоле начнешь интересоваться существом, с которым твой муж проводит больше времени, чем с тобой.
— Не преувеличивай. Мы говорим пять минут максимум. Да какой там, это даже не разговор. Она никогда не отвечает.
Вероника пожала плечами и некоторое время жевала. Анастас отстраненно любовался ей: тонким носом, безупречно подведенными бровями, золотыми волосами, рассыпанными по плечам. Казалось, такое существо должно питаться исключительно нектаром, а не утятиной.
— Ты все еще пытаешься достичь совершенства, — сказала вдруг она со странной нежностью. — Но совершенство недоступно никому.
Он ничего не ответил. Остаток ужина прошел в молчании.
— Спасибо, Вероника! — Он допил вино. — Было очень вкусно. Прости, очень спать хочется, устал.
К утке он так и не притронулся.
Спокойно поспать ему, впрочем, не удалось.
Посреди ночи взвыли сирены, в окна ударили сполохи огней. Анастас мгновенно оделся — пригодилась актерская практика — и выбежал на дорогу.
Горели бочки. Две невесть откуда взявшиеся металлические бочки по другую сторону дороги полыхали, освещая все вокруг ярким неровным светом. Где-то вдалеке тоже видны были сполохи. Семью из дома напротив спешно эвакуировали — мужчину, женщину и двоих детей, уже достаточно взрослых, чтобы не плакать, усаживали в черный автобус Чрезвычайного департамента. Рядом спокойно, без лишней суеты, ждали темные фигуры спасательниц.
— Одна старая женщина, — раздалось над ухом, — постоянно критиковала собственную дочь. Когда у той родился сын, критика только усилилась — женщина считала, что ее мнение единственно правильное. В конце концов она дошла до того, что заявила в полицию о неподобающем обращении с ребенком, чтобы припугнуть дочь, сделать ее более послушной. При виде полисменов та испугалась, попятилась и выпала вместе с ребенком из окна. Старая женщина осталась в одиночестве.
Анастас едва удержался, чтобы не передернуть плечами. Даная подошла совершенно бесшумно. В ее очках отражалось пламя.
— Плохой пример, — буркнул он. — Не оставляет места для размышлений. Бьет по эмоциям на уровне рефлексов. Сыграть такое несложно. Ты можешь фальшивить как угодно, зритель не заметит нюансов на фоне ослепительного костра страданий.
Даная не повела и бровью. Помедлила секунду и спокойно двинулась к своим. Анастас обернулся. Из окна второго этажа неодобрительно смотрела Вероника.
Анастас последний раз окинул взглядом происходящее. На той стороне дороги постепенно собиралась толпа зевак. Он собрался было идти спать — попытаться, по крайней мере, — как заметил вдруг знакомое лицо. Чуть в стороне, у фонарного столба, стоял давешний ушастый пассионарий в очках. Взгляд его был прикован к Данае. Вспомнив, что рассказывала жена, Анастас широко ухмыльнулся — да, этот парень действительно влюблен в свое творение.
Но потом улыбка увяла. Он вспомнил, как начальник департамента, Дервец, рассказывал про участившиеся случаи ложных сообщений о заложенных бомбах. А ведь это вполне может быть этот раздолбай. Влюбленные — удивительное сочетание безрассудства и дурости.
Он сделал несколько шагов к Омиру. Тот увидел Анастаса, смутился и едва не сбежал, его тело будто приготовилось уже дать деру, но вдруг передумал и решительно зашагал навстречу.
— Твоих рук дело? — с ходу спросил Анастас, указывая на эвакуируемый дом.
— Нет, — ответил Омир таким тоном, что любому стало бы понятно — его.
— Да уж, не возьмут тебя в театр.
— Почему?
— Врать не умеешь. Ну и что ты здесь делаешь?
— У меня есть способы узнавать о происшествиях.
— Я не спрашиваю, почему ты здесь. Я спрашиваю, что ты здесь делаешь?
Омир недружелюбно смотрел на Анастаса и молчал. Тот делал вид, что безмятежно любуется догорающими бочками.
— Вы мне никто, — сказал наконец Омир. — Я не собираюсь отвечать вам.
— Я согласен, — кивнул Анастас. — Просто… Неправильно ты поступаешь. Не надо так.
— Вы… вы ничего не понимаете, — тихо сказал Омир. — Вы ведь даже не знаете, какого цвета у нее глаза.
Он посмотрел вдруг наверх. Анастас обернулся. Вероника все еще следила за ним из окна. Омир едва заметно поклонился. Она кинула на него заинтересованный прощальный взгляд и задернула занавеску.
— Обществу полезно встряхнуться, — сказал Омир. — Я… Здесь не происходит ничего страшного. Просто потревожили несколько людей.
— Я настучу на тебя в департамент, — ласково сказал Анастас.
— У вас нет доказательств.
— Не для того чтобы тебя посадили. А для того чтобы ты больше этого не делал. Слышал историю про мальчика, который все время кричал «волки»?
Во взгляде Омира он прочел нотки презрения и ненависти. Не говоря ни слова, тот отвернулся и пошел прочь.
Молодо-зелено, думал Анастас. А еще он думал, что вот уже полгода знаком с Данаей, но действительно не знает, какого цвета у нее глаза.
На следующий день он, недолго колебавшись, пошел к Дервецу.
Увидев Анастаса, тот вскочил и полез обниматься. Дервец ко всем лез обниматься. Хотя вот к спасательницам почему-то не лез. Человеческого тепла ему не хватает, что ли, подумал Анастас. Почему-то все большие люди, которых он знал, всегда были шумными, будто пытались так скомпенсировать свое отличие, замаскировать огонь свечи на фоне пожара.
— Понимаю, зачем пришел! — прогремел Дервец. — Прости, пожалуйста, никак не можем поймать этого типа. Но мы его поймаем, не отвертится!
— Я, кажется, знаю, кто это, — сказал Анастас.
Он рассказал Дервецу об Омире. Тот некоторое время размышлял, а затем оглушительно расхохотался.
— Прости, пожалуйста, — повторил он, вытирая слезы. — Уж больно комично! Влюбленный, кто бы мог подумать! И ведь не ищет легких путей, надо же. Есть ведь способы попроще.
— У меня примерно такие же эмоции, — улыбнулся Анастас.
— Надеюсь, ты ему про свои подозрения не рассказал?
— Рассказал, а как же.
Дервец снова потянулся за платком, вытереть посерьезневшее лицо. В такие моменты он был бы идеальной мишенью для скульптора. Удивительное сочетание смолисто-черных кудрей и лысины.
— Зря. Теперь поймать сложнее.
— Так я для того и рассказал, чтобы не поймали. Дурак он. Не хочу, чтобы ему любовь всю жизнь поломала.
— Да какую там жизнь. — Дервец махнул рукой. — Посидит полгодика в камере, только умнее станет. Надоел он мне, не представляешь как.
— Ну, мое дело — предупредить. И тебя, и его.
— Да уж. Спасибо. Знаешь, если тебя это напрягает, мы можем Данаю поменять на кого-нибудь еще…
— Нет-нет, не надо! Я к ней привык. Сроднился, можно сказать.
Анастас взялся за ручку двери.
— Слушай, — сказал он вдруг. — А у вас правда недавно мать с ребенком из окна выбросилась?
Дервец пожевал губами.
— Не помню, — признался он. — Вряд ли. Я бы помнил. Погоди.
Он сел за монитор и начал толстыми, как сосиски, указательными пальцами что-то набирать. Оказывается, Дервец, под чьим началом, пожалуй, самые высокотехнологичные устройства этого мира, совсем не в ладах с компьютерами, думал Анастас. Ирония. И как любая ирония — абсолютно логичная.
— Нашел! — обрадовался Дервец. — Да, была попытка два месяца назад. Ну как попытка, без вмешательства бла-бла-бла вероятность восемьдесят три процента бла-бла-бла, в общем, чуть не выпала дамочка, да. Но мои девочки успели. — Он ткнул в экран еще несколько раз. — Сейчас вроде все нормально в этой семье. Если тебе интересно.
— Мне интересно, — сказал Анастас. — Ты меня очень успокоил, спасибо!
Не прошло и часа, как его догнал звонок Дервеца. Анастас прогуливался в это время в парке, в тени высоченных кипарисов, зелеными мохнатыми дорогами уходящих в небо.
— Прости, — сказал Дервец, — но я решил, что тебе нужно знать. Прямо сейчас твоя жена встречается с этим Омиром. Они сидят в кафе и о чем-то говорят.
Дервец назвал кафе. Дешевая забегаловка прямо рядом с их домом, все столики на виду. Если бы Анастас сразу пошел домой, он бы и без Дервеца их заметил. А домой он вполне мог бы пойти, и Вероника это знала. Интересно.
— Спасибо, — сказал Анастас.
— Только я тебе не звонил, договорились? Мы и следить-то за ним не имеем права без особых подозрений. Глаза закроют, учитывая звонки, но лучше обойтись.
— Конечно. Я их случайно увидел.
— Вот именно. Случайно. Если еще что подобное будет, дать тебе знать?
— Обязательно.
В кафе Анастас, по некоторому размышлению, не пошел. Вероника явно хотела вызвать в нем ревность, и ему не нравилось, что им решили манипулировать. Особенно так грубо, так явно. Так… неартистично. Одно только волновало его — у Вероники не было никакой возможности получить телефон Омира. Она даже не знала, кто это такой, хотя могла, пожалуй, предположить после вечернего разговора. Получается, что Омир связался с ней сам, проявил инициативу. Этот паренек начинает нервировать.
Анастас с удивлением понял, что злится. И с еще бо́льшим удивлением осознал, что ему нравится это чувство — честное, яркое, заставляющее думать, двигаться и жить.
— …Мальчишка! Лживый пес! Коль летописи ваши пишут правду, то вы прочтете там, что в Кориолы я вторгся, как орел на голубятню, гоня перед собой дружины ваши. Я это совершил один. Мальчишка!
Анастас не чувствовал к Авфидию ненависти, которую должен был испытывать его герой. Но он представлял на его месте Омира, и крупицы искренней веселой злости вспыхивали внутри и заставляли гореть глаза, кривить губы. Трагедию ставили уже вторую неделю. Она неизменно заканчивалась овацией.
Вот уже два месяца его жена встречалась с Омиром, примерно раз в неделю, всегда в кафе или парках. Анастас старательно избегал их, его глазами были камеры Чрезвычайного департамента. Поначалу это забавляло его. Он рассказывал Веронике свой маршрут, а затем, когда они с Омиром устраивали «засаду» — вернее, устраивала она, Омир, дурачок, шел, куда попросят, — внезапно менял его и никак, никак не мог застукать их вдвоем. Вероника всегда была раздосадована, даже злилась, и Анастас все ждал, когда же она прямым текстом заявит ему про встречи, но та сдерживалась.