– А эта розовощекая женщина главная у вас?
Те сразу закивали, дескать, самая главная.
Оказалось, моя соседка – известная в Турции певица, которая постоянно гастролирует по стране. В доме кроме нее жили три служанки, с которыми я уже имела честь познакомиться, и один помощник: он занимался тремя золотистыми ретриверами, которые, к слову, жили в отдельной зале, обставленной в стиле рококо. Голова шла кругом от необычной ситуации и нестандартного уклада в доме, в котором я оказалась.
Недалеко раздались шаги, и девушки моментально исчезли, как и в первый раз. Айшегюль вернулась с гигантской охапкой свежей зелени и четырьмя бутылками молока, так ловко перевязанными бечевкой, что все четыре можно было нести в одной руке.
– Болтушки все рассказали? – хитро улыбнулась она. – Я Айше. Так называй. А их не слушай. Их язык день и ночь… – Тут она быстро забарабанила ладонями по столу. Видимо, такая национальная аллегория пустословия. Мне понравилось: получилось живо и ярко. Тут Айше грозно крикнула что-то по-турецки – и мы услышали спешные удаляющиеся шаги в глубине квартиры, сопровождавшиеся девичьим хихиканьем. Я засмеялась – впервые за этот день, который начался весьма странно. И все же было неловко отнимать чужое время, и я засобиралась. Айше медленно поводила огромным пальцем прямо перед моим носом.
– Я учить тебя пить кофе. Твой чай из бумаги – позор! Поэтому ты такой, как твой чай.
Я задумалась по поводу последней фразы, но быстро поняла, что в моем состоянии лучше пропускать такие слова мимо ушей. Хотя определенно это был не лучший комплимент в жизни.
Мы подошли к плите, и мое сердце застучало быстрее. В детстве я думала так: «Когда вырасту, у меня будет то и это». Сейчас я выросла и не знала, какое условие нужно соблюсти, чтобы пообещать себе что-то. Выходило, что нужно было ждать пенсии, чтобы наконец вернуться домой и обзавестись таким аксессуаром, а думать о пенсии хотелось меньше всего, и я просто перестала думать обо всем этом. Под зевом широченной вытяжки был уступ, на котором стояло штук десять турок разных цветов, форм и размеров.
– Это джезва! – гордо произнесла моя проводница в мир благородных напитков. Только сейчас, глядя в ее живые глаза, я подумала о возрасте. Похоже, она была из той редкой категории женщин, чьи годы начисто стерты с их лица и не поддаются расшифровке. Теперь она не была такой уж строгой, какой показалась сразу при встрече. От нее пахло сухой куркумой и лавандой – невероятное сочетание, дающее ощущение дома. Густые волосы, оттененные басмой, были закручены в тугой пучок на затылке. От хитрых глаз к вискам разбегались россыпи мелких морщинок. Очень тонкая кость даже в зрелом возрасте оставила ей девичий стан и длинную красивую шею, на которой я с удивлением обнаружила цепочку – и на ней крестик. На турчанке такой аксессуар смотрелся странно.
– Отец был фанариотом. Грек. Богатый. Панайоти. Много лет все меняться. Я не богатый. Ничего нет. Это есть. От мама… – И она нежно сжала крохотное распятие в своей большой натруженной ладони.
Я вспомнила, как читала про многочисленные поселения греков в одном из красивейших районов Константинополя на самом берегу Золотого Рога, названном в честь маяка – Фенер. Позже, после покорения города османами, предприимчивые и невероятно богатые греки, занимавшие высокие государственные посты и имевшие исключительные права на торговлю, присягнули на верность султану, продолжая пополнять казну внушительными налогами. Такое сотрудничество длилось столетиями, хотя временами идея Великой Греции и реставрации Византии возвращалась в умы влиятельного православного меньшинства. Каждый раз любая попытка мятежников жестоко наказывалась, однако греки продолжали мечтать, что однажды Византия возродится, и делали все возможное для этого. Однако после Первой мировой войны влияние их почти полностью ослабело, пока, наконец, с ними и вовсе не перестали считаться, вынуждая добровольно иммигрировать на родину.
Я не стала утомлять свою новую знакомую ненужными расспросами. Она стояла задумчивая у плиты, очаровательная и нежная, – особенно в мимолетной грусти, которая улетучилась так же быстро, как и возникла в ее глазах.
Звонко щелкнув пальцами, Айше с минуту подумала над выбором джезвы, после чего уверенно потянулась за медной потертой кофеваркой – такие я встречала лишь в антикварных магазинах и даже не представляла, что кто-то до сих пор ими пользуется.
– Так кофе варил отец. Мой отец. Панайоти.
– Но он ведь был греком… Значит, кофе будет не турецкий?
– Османский кофе фа-на-ри-о-тов! – гордо заключила она со смешным акцентом, и я подумала, что идея Великой Греции, видимо, еще не совсем угасла в сердцах последних романтиков,
и от слова «последних» стало нестерпимо грустно. Однако звон меди быстро привел меня в чувство, и я погрузилась в кулинарную тайну минувших веков.
Османский кофе по-фанариотски (порция на двоих)
• 2 чайные ложки мелко молотого кофе
• 1 чайная ложка коричневого сахара
• Соль – меньше щепотки
• Размятое зернышко кардамона
• Молотая корица (коричную палочку можно использовать при помешивании)
Солнце заглянуло в окно, и легкий ветер приятно защекотал в носу цветочными благоуханиями. Айше быстро забегала по кухне, предвосхищая невероятное зрелище. Я вся напряглась внутри, благодаря судьбу за такую возможность. В двери снова показались широколицые красавицы, но на этот раз их старая гречанка не заметила. Или сделала вид, что не заметила.
Сейчас она была поглощена невероятной магией, которая окутала всю кухню дурманящим запахом специй. Айше двигалась плавно, что придавало еще большую торжественность моменту. В турку она бросила щепотку соли и пару крохотных ложек коричневого сахара, немного корицы и зернышко кардамона, слегка раздавленное деревянной ручкой кухонного ножа.
Я с жадностью впитывала каждое ее движение, стараясь запомнить все точь-в-точь, как делала последняя из дочерей фанариотов.
После каждого ингредиента она хорошенько встряхивала турку, что придавало ее виду некую артистичность. Наконец пришел черед кофе. Она с трудом откупорила фарфоровую банку из бело-синей майолики, больше напоминавшую гигантский пузырек, и кухня тут же наполнилась волнующим ароматом молотого в пыль кофе. Крупинки были настолько мелкими, что тут же взвились пушистым облаком вверх, но опытная Айше так ловко тряхнула банку, что проворные беглецы сразу опустились.
В шкафу я приметила две золотистые упаковки Mehmet Efendi[11]со смешной мультяшной головой и маленькой чашечкой в рисованной руке. Определенно мне нужно было приобрести такой же домой.
В джезве оказались две полные чайные ложки кофе, прежде чем она залила все содержимое турки холодной водой и поставила на крохотный огонек. Минута – и я почувствовала легкое головокружение, а Айше все продолжала ворожить над старинным напитком, плавно помешивая его. Когда пушистая шапка пузырьков поползла вверх, она сняла джезву с огня и убрала пенку, аккуратно разложив ее по двум миниатюрным чашкам. И снова на огонь. Пять раз она проделывала это, не давая закипеть жидкости. Наконец взвар был готов, и очаровательная чародейка неспешно разлила его в те же чашки, предусмотрительно согретые горячей пеной. Это делалось для того, чтобы холодный фарфор не забрал тепло напитка, которое так необходимо ему, чтобы дойти до совершенного состояния.
Пенка покрыла кофе густой шапкой, не давая ароматным парам вырваться наружу. Несколько минут ожидания, пока оседала кофейная гуща, показались мне вечностью, но Айше была выдержанна и терпелива. Было видно, что этот ритуал она совершала много раз в течение долгих лет, поэтому оставалось лишь наблюдать за ней с трепетным благоговением благодарной ученицы, которой посчастливилось увидеть мастера в деле.
– Первый глоток – самый главный… – серьезно произнесла Айше и наглядно продемонстрировала его. Томно закатив глаза, она глубоко выдохнула, поднесла чашку прямо к носу и сделала долгий вдох. Я тут же повторила за ней. Невероятная нега разлилась по телу. Глоток – и напряжение в висках как будто рукой сняло. Я знала, что кофе расширяет сосуды, но неужели так быстро? Моментально я позабыла обо всех проблемах и сосредоточилась лишь на одном: крохотной, размером с кусочек лукума, фарфоровой чашке и удивительной собеседнице напротив меня.
– Это стамбульский кейф. – И она хитро прищурилась, глядя на меня – такую расслабленную и… неужели довольную? Этот непонятный кейф, который здесь предвещают все и всюду, снова застиг меня врасплох. Как бы я ни старалась хандрить и изображать больную особу, тут же находился кто-то, кто настойчиво предлагал мне хваленый стамбульский кейф, который, как ни странно, работал.
Когда кофе был выпит, Айше накрыла чашку блюдцем и аккуратно перевернула ее вверх дном. Недолго думая, я решила проделать то же самое.
– Нужно переворачивать чашку на себя, а не от себя, – с видом экспертов затараторили наперебой Зарина с подружкой, которые уже успели сварить себе несколько порций «тюрк кахвеси»[12]. Я в точности сделала все, как было сказано, и стала ждать. Ждать нужно, пока чашка совсем не остынет. Мне показалось это премилой хитростью в стиле стамбульского кейфа, позволяющей продлить полное удовольствия безделье.
Переворачивали кружки женщины одновременно. Те, что помоложе, затаив дыхание и закрыв глаза. Айше реагировала на гадание спокойно, хотя и в ее лице я увидела перемены: щеки покрылись еще более алым румянцем, и как-то странно загорелись глаза. Две горничные, которые были как две капли похожи между собой, чуть ли не визжали от радости, обнаружив на дне чашек своих суженых, причем один из них был якобы похож на Бурака Озчивита