На далекой заставе — страница 14 из 33

Но тут началось такое, о чем без смеха нельзя и вспомнить. Жучок, который отлично знал меня, бегал за мной как собака на заставе, на этот раз, плут, даже и не посмотрел на своего начальника.

Заметив, что его хотят перехватить, он свернул в сторону и был таков.

Признаться, это удивило меня. Что такое? Не узнал что ли, дуралей, меня?

— Жучок! Жучок! Ты, что, чертова голова! Остановись! Жучок, сахар! Сахар, Жучок! — сердито кричал я ему.

Но Жучок даже и не обернулся, он точно оглох. Тогда я прикрикнул на него. Жучок недружелюбно покосился в мою сторону и потом дал такого ходу, что я еле поспевал за ним. Легкую рысь он сменил на полевой галоп.

Поведение Жучка озадачило меня. Вот так, думаю, Жучок! Мы учим наших коней, чтобы они остерегались посторонних, а они боятся и своих пограничников…

И вдруг я похолодел: а что, если боец убит, и Жучок, напуганный схваткой, стрельбой, все еще не может прийти в себя?

Встревоженный, я еще раз попытался поймать Жучка, свистел, кричал, манил его, но какое там! Пришлось вернуться на заставу.

Сокращая путь, я свернул с дороги и лесными тропами раньше Жучка прибыл на заставу. Минуты через две во двор ворвался взмыленный Жучок. Заметив меня, он радостно заржал, подбежал к крыльцу и встал как вкопанный.

В седле ничего не оказалось. Но под ремнем уздечки я заметил записку. Осторожно развернув потный клочок бумаги, я прочел:

«Преследую».

А это означало, что боец, выследив нарушителя, требует подкрепления.

Через несколько минут с группой бойцов я снова въезжал в лес.

Огибая лесное озерко, мы заметили вдали две фигуры. Впереди шел человек с поднятыми руками. Позади него с винтовкой шагал пограничник. Вишневецкий так близко шел от нарушителя, что штык упирался в спину незнакомца. Скоро мы сошлись.

Вокруг них вились тучи комаров и слепней. Болотная назойливая мошкара облепила неизвестного, не щадила она и бойца. Комары так разукрасили их лица, что они казались рябыми.

На заставе неизвестного обыскали. Кроме двух револьверов (нагана и маузера) с пятьюдесятью патронами, у него нашли две пачки пятирублевых папирос «Северная Пальмира» и полторы осьмушки махорки.

Обе пачки оказались распечатанными. Это показалось подозрительным. Видимо, табак одной был пропитан каким-то снотворным составом. Анализ целиком подтвердил наши догадки.

Как и следовало ожидать, задержанный оказался шпионом, неоднократно переходившим границу. С топором за поясом и холщовой сумкой за плечами, с поддельными документами пробирался он к границе…

Я вызвал Вишневецкого.

— Как было дело?

Вишневецкий помялся немного, поежился, затем улыбнулся и недоумевающе развел руками.

Очень просто, товарищ лейтенант, получилось. По следу ехал. В лесу на коне ехать нельзя. Тогда я спешился, сунул в уздечку записку и сказал Жучку: «До начальника, до заставы тикай». А сам — в лес. В лесу и настиг я его. Он, как змея, ползет, и я за ним. Так ползли мы с ним километра полтора. Вдруг вижу — ручей. Он к ручью — пить захотел.

У ручья я его и взял. Направил на него штык и кричу:

«Вставай! Руки вверх!»

Он мне: «Попить сначала дай». Ну что ж, думаю, попей в последний раз из нашего ручья водички. Пьет он, а я штык у спины держу. Поглотал он водицы, встал, поднял руки и говорит:

— Ну вот теперь и в ад идти не страшно.

— Как он себя дорогой вел?

— Ничего, смирно, только закурить просил и меня папиросами угощал.

— А вы что?

— Штыком в спину нажал. Говорить запретил…

— А записку когда успели написать? Времени-то у вас было мало.

— А я ее, товарищ лейтенант, как в лес ехал, заготовил.

— Молодец, Вишневецкий, — говорю ему.

Вишневецкий ушел. А я хожу по своему кабинету и думаю: «Егору Ивановичу — награда, Вишневецкому — часы с благодарностью, а как быть с Жучком, ведь и он тоже славно отличился».

Позвал старшину.

— В поимке диверсанта, — говорю старшине, — большое участие принимал Жучок, так вот… выдайте ему двести граммов пиленого сахару.

Старшина стоит в дверях и не знает, шучу я или серьезно говорю.

— Не поймет он, товарищ лейтенант. Может, ему лучше лишний котелок овса дать?

— Сахару дайте, поймет.

Я долго и любовно смотрю на Жучка. А продувной жеребец, положив голову на плечо начальника, косился огромным черным глазом на его карман. Старая история — ждет сахару.

Я пожалел, что не захватил с собой сладкого.

1938 г.


К. СимоновЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМОчерк

Каким образом они появились в тылу, немцы так и не узнали.

С моря? Но и в эту и в предыдущую ночь на Баренцевом море бушевал девятибалльный шторм.

С воздуха? Но уже третьи сутки небо было затянуто сплошной серой пеленой.

По суше, через немецкие позиции? Но там всюду стояли патрули, и вот уже третью ночь не слышно было ни одного выстрела.

Словом, немцы не знали, как появились в их. тылу пограничники, наделавшие в эту ночь такого шума от побережья до Петсамской дороги. Так или иначе, к двадцати двум часам пограничники оказались в глубоком тылу немцев, в занесенных снегом расщелинах скал, откуда оставалось всего несколько километров до шоссе, ведущего из Петсамо на фронт.

Падал снег. Проваливаясь в него по пояс, разведчики выбрались на скалу, с которой была видна дорога.

Здесь, на голой скале, под свирепыми порывами ветра, с трудом согревая окоченевшие пальцы, они неподвижно пролежали три часа. Здесь фронт шел почти по самой границе, и они знали этот участок, как свои пять пальцев.

Ночь была темна и туманна, бесконечное нагромождение скал сбивало с толку, а выйти на дорогу надо было точно в назначенный час и в определенное место. Ни на полчаса позже, ни на полкилометра дальше.

В неприглядной тьме разведчики должны были засечь расположение моста — конечной цели похода. В этом им помогли немцы. В одном месте они притормаживали машины. На дорогу падали неподвижные пятна света от фар. Потом машины двигались дальше, но острым взглядом уже можно было различить на секунду вырванные из темноты куски перил и мостового настила.

Разведчики дали знать об этом. К часу ночи весь отряд лежал рядом с разведкой, прижавшись к скале всего в полукилометре от дороги.

Командир и комиссар разделили людей. Политрук Сенькин, лейтенант Егунов и сапер Лебедев — на мост. Лейтенант Якушев — к землянкам, там, у моста должны быть землянки. Лейтенант Сороколат — на дорогу, наперерез идущим к мосту машинам. Остальные — сзади после выполнения задания прикроют отход и примут на себя удар преследующего врага.

Тихо по цепочке передавались приказания. Четыре группы, бесшумные и почти невидимые в своих маскировочных халатах, одновременно тихо скользнули вниз по снежному склону. Через минуту на скале никого не было.

Политрук Сенькин, лейтенант Егунов и сапер Лебедев — все трое были опытные, спокойные и очень смелые люди. Именно поэтому их и послали с группой на мост.

От их спокойствия и умения зависело все. Они не имели права стрелять, прежде чем не дойдут до моста. А если по дороге наткнутся на часовых, если встретят машины, увидят землянки? Ну, что же — это их дело, они могут встретить и часовых и машины, но первый выстрел должен быть в пятидесяти метрах от моста, не раньше, за это они отвечают головой.

Командовал Сенькин. В пятистах метрах от моста он наткнулся на землянку. Бесшумно отделив часть отряда, он оставил здесь бойцов, приказав им залечь и ждать выстрела. Остальные пошли дальше.

До моста осталось пятьдесят метров. Уже были видны черные силуэты часовых, когда шедший впереди сержант Гудков наткнулся на вырытые у самого моста землянки. Из-за пригорка выскочил немец:

— Хальт!

Гудков пригнулся и выстрелил с колена. Немец тоже. Оба промахнулись. Трассирующие пули прошли над головой Гудкова. Он выхватил гранату и бросил ее в немца. Потом, пробежав несколько шагов, швырнул еще две гранаты в открытую дверь землянки и побежал дальше к мосту.

Ко второй землянке подскочил пограничник Евсеев. Он рванул на себя дверь. Землянка была полна немцев. Евсеев хотел кинуть гранату, но она зацепилась за пояс. Тогда он захлопнул дверь, прижал ее на секунду коленкой, отцепил гранату и, снова открыв дверь, бросил гранату в кучу кричащих и беспорядочно стреляющих гитлеровцев. Не задерживаясь больше у землянки, Евсеев побежал к мосту, стреляя на бегу. Магазин опустел. Евсеев вынул его и хотел на бегу вставить новый, когда уже у самого моста ему навстречу выскочили двое часовых. Снова истерическое «Хальт!» и выстрелы. Евсеев схватил пустой магазин и с криком «Гранаты!» швырнул его в часовых. Немцы легли. Этой секунды было достаточно для того, чтобы вставить новый магазин. Евсеев скосил очередью поднявшихся часовых и бросился дальше к мосту.

При вспышках, было видно, как через мост на ту сторону бежали еще двое часовых. Короткий хлопок выстрела — и один из них, раскинув руки, боком упал через перила.

Путь к мосту был открыт. «Саперы, на мост!»— скомандовал лейтенант Лебедев, и шестеро саперов под взвизгивание пуль вбежали на первый пролет.

Саперы непослушными, обмороженными пальцами привязывали тол. Пограничники залегли у моста, за камнями и огнем автоматов сбивали каждого показавшегося немца. Любой ценой они должны были удержать это место на пять минут, на пять длинных минут, за которые саперы должны привязать тол, поджечь запал и поднять на воздух хотя бы один пролет моста.

Сзади слышались частые взрывы. Это там, на дороге, Сороколат и Якушев громили землянки и жгли машины. Еще взрыв, еще, еще… Но самого главного, близкого, оглушительного взрыва еще не было.

И вдруг, даже прежде чем звук дошел до слуха, всех разом тряхнуло, ударило сильным порывом воздуха.

Пробивая себе путь гранатами, взрывая по пути оставшиеся! землянки, пограничники стали отходить от моста.

Справа на дороге часто стучали пулеметы и все еще слышались взрывы. Как видно, второй и третий отряды не закончили своего дела.