ией, батальоном саперов, мотопехотой, авторотой. Разведывательный дивизион целиком немецкий. Командиры полков – арийцы, за исключением одного Кононова. А эскадронами в большинстве, командуют казачьи офицеры. Такое разумное переплетение германских воинов и туземцев предаст формированию особую прочность, – трезвость и мужество воинов вермахта плюс дикая храбрость казаков!
Прежде этот полигон занимала польская кавалерия. На складах хранилась амуниция в огромном количестве, поэтому и выбрали Милау местом формирования. Помимо опытных солдат, сюда привлекли из лагерей уроженцев казачьих территорий. Особенно импонируют кубанцы и терцы! Я встречался со старым атаманом Трофимом Горбом, создателем Атаманского кубанского штаба. Вместе с ним посредником от кубанцев выступает зондерфюрер Тарасенко, от донцов – полковник Духопельников, а терцев представляет войсковой старшина Николай Кулаков. Почтенный атаман шестидесяти трех лет, потерявший в Гражданскую войну обе ноги, передвигается на протезах. Я спросил этого фанатика: “Что заставило вас снова сесть в седло?” Терский атаман ответил: “Ненависть к большевикам, поругавшим православие и казачество!”
Боевая подготовка, учеба сочетаются с идеологической обработкой. Туземцы не должны забывать, что воюют под знаменем Гитлера! В качестве повседневной формы казаки носят наш полевой “фельдграу”, дополненный их традиционной символикой. А для торжеств и парадов им пошита форма по войсковым канонам. У донцов – черные папахи, темно-синие шаровары с красной полосой, нарукавный знак “Дон”; у кубанцев – черные кубанки с красным верхом, им в тон – шаровары с узкими красными лампасами и нарукавный знак “КВ”; у терцев – высокие черные папахи, на защитных шароварах – голубые лампасы с черной каймой и нарукавный знак “Терек”. Эти молодцы из конвойной сотни, надевшие свои национальные костюмы, потрясли меня джигитовкой, особой лихостью! Они не просто рубаки, а истинные головорезы!
Фон Паннвицу удалось установить в дивизии строжайшую дисциплину и порядок. Казаки готовы к боевым действиям! Этот вывод будет основополагающим в моем докладе. Гельмут, произведенный в генералы, обрел еще большую уверенность и стойкость. Я горжусь давним товарищем, талантливым командиром и намерен требовать перевода в его дивизию.
19 августа 1943 г. Ставка “Вольфшанце”. Растенбург.
Оперативные донесения с Восточного фронта безрадостны. Сегодня стало известно, что противник срезал Орловский выступ и достиг оборонительного рубежа “Хаген” восточнее Брянска. В упорных боях под Харьковом наши танкисты сдерживают превосходящие силы Советов.
Осмысливая прошлые дни, следует признать, что никто в ставке не предполагал, что тщательно подготовленная, просчитанная до деталей операция “Цитадель” обернется неудачей. Сбылось то, о чем предупреждал фюрера Манштейн. Отсрочка концентрического удара у основания Курской дуги привела к тому, что русские успели соорудить заградительный вал из минных полей, траншей, рядов колючей проволоки, фланкирующих препятствий. Но помимо этого, они дрались за каждую пядь земли. Это сковало наше наступление. Элемент внезапности был утрачен. Плохо прикрывала наземные войска авиация. Мы уже не превосходим русских в небе из-за того, что не обеспечены современными самолетами. Слишком дорого обходятся склоки и соперничество между шефом авиапромышленности Мильхом и рейхсмаршалом Герингом.
Не оправдали наших надежд танки: “Тигры” Т-IV, фирмы Порше, не были оснащены пулеметами, что делало их беззащитными в ближнем бою, а против “пантер” русские применяли не бронебойные, а подствольные снаряды, прожигающие даже толстую броню. Советы были мобильней нас, маневренней. Однако исход июльской кампании мог бы стать иным, если бы не высадка англо-американцев на Сицилии, где итальяшки покрыли себя позором, безропотно сдаваясь целыми полками. Именно это: нестабильность на юге Европы, новый очаг боевых действий, смещение Муссолини, опасность удара в спину, – побудило фюрера остановить проведение операции “Цитадель”, хотя на ее коррекции и развитии настаивал Манштейн.
29 августа 1943 г. Ставка “Вольфшанце”. Растенбург.
Утром я был вызван шеф-адъютантом Шмундтом, поздравившим меня с присвоением звания оберстлейтенанта[16] и назначением на должность инспектора при штабе командующего Добровольческими войсками генерала Гельмиха. На прощанье Шмундт дал несколько дельных советов. В частности, взять во внимание материалы совещаний у фюрера, документы, затрагивающие политические аспекты нашего отношения к туземным формированиям. Как верно заметил Ницше, всякая идея, которая замалчивается, становится ядовитой. Нужно иметь трезвый взгляд на проблему иностранных добровольцев. Я сделал выписку из стенографического отчета совещания в “Берхтесгадене”, состоявшегося в начале июня. Его открыл начальник Генштаба.
“Кейтель. – Вся пропаганда Власова, которую он развернул самовольно, послужила основой для нынешней капитальной пропаганды, названной “серебряный лампас” и рассчитанной на привлечение перебежчиков. Из специальных лагерей, куда сейчас направляются, они могут быть в дальнейшем вызваны для различных работ, для пополнения туземных соединений. Наша идеологическая атака опирается на листовки, подписанные “национальным” или “национально-русским комитетом”. В этих листовках есть обещания, что с добровольцами будут хорошо обращаться, кормить, они получат работу, а также призыв вступать в русскую национально-освободительную армию.
Фюрер. – Из всего изложенного я усматриваю только одно – и это является для меня решающим – необходимо избегать такого положения, когда у нас самих могли бы создаться ложные представления. Я всегда считал, что очень мало людей, которые в критические моменты способны сохранять полное хладнокровие и не создавать себе иллюзий. Поговорка, что утопающий хватается за соломинку, к сожалению, верна.
Теперь у нас достаточно людей. В хозяйстве Розенберга они сидят без дела. Есть они и при армии. Это бывшие балтийские дворяне, украинские эмигранты, которые обжились в Германии и даже получили гражданство, но которые смотрят на немецкую освободительную кампанию с радостью посторонних! В перспективе они видят не наши национальные цели, а свои собственные. Каждый народ думает о себе, и ни о ком другом! Все эти эмигранты и “советчики” хотят только подготовить себе позиции на будущее.
Сегодня перед нами именно такая опасность. Здесь я могу лишь сказать: мы никогда не создадим русской армии – это фантазия первого разряда! Прежде чем это сделать, будет гораздо лучше, если я из русских солдат наберу для Германии рабочих. Мне не нужно русской армии, которую придется целиком пронизывать немецким скелетом.
Нам следует решительно избегать даже возникновения такой мысли: может быть, наступит день, когда дела пойдут совсем плохо и потребуется создание украинского государства, и тогда мы получим дополнительный миллион солдат… Мы ничего не получили бы, ни одного человека! Никаких отдаленных целей я намечать не могу и в смысле создания других независимых или автономных государств.
Кейтель. – В расширении так называемых туземных частей и в их вооружении наши генералы усматривают средства для ликвидации тревожного состояния, существующего в тыловых районах.
Фюрер. – Об этом расскажет Цейтцлер.
Цейтцлер. – Всего мы имеем 1 полк, 122 роты и 78 батальонов туземцев, из которых 47 находятся на Украине и в распоряжении командующего Запасной армией. Имеется еще особая категория численностью в 60 тысяч человек. Это своеобразная разновидность охраны. Они сведены в мелкие группы.
Фюрер. – Это правильно. Без них нельзя обойтись.
Цейтцлер. – В добровольных помощниках приблизительно до четверти миллиона человек.
Кейтель. – В них я не усматриваю ни политической, ни пропагандистской проблемы. Что касается туземных соединений, там дело опаснее.
Фюрер. – Решающий момент заключается не в самом существовании этих соединений. Мы ни в коей мере не должны обмануться насчет того, чего вообще можно от них ждать!
Кейтель. – Инициатора пропагандистских листовок, подписанных Власовым, – национальный комитет – следует рассматривать как чисто идеологический орган. Я спросил у Розенберга: каковы намерения в отношении этого комитета? Его ответ: объединение добровольных помощников и русских, украинских, кавказских, татарских боевых структур в единую освободительную армию. А это именно то, о чем предупреждает фюрер.
Цейтцлер. – Сосредоточение туземных сил я считаю совершенно недопустимым. И уж ни в коем случае численностью до дивизии! Предел – не более батальона. Исключение можно сделать только для казачьего формирования. Эта дивизия фон Паннвица будет вести себя вполне дисциплинированно.
Фюрер. – Если бы мы удержались на Кавказе, то могли бы получить боеспособное соединение не у грузин, а у мелких тюркских народов.
Кейтель. – Они являются сильнейшими врагами большевизма.
Фюрер. – В данный момент создание новых формирований опасно.
Кейтель. – Подтягивание к фронту для ввода в бой, а также использование эмигрантов и лидеров прежней русской эмиграции, как и раньше, категорически воспрещается. Это оговорено четко.
Фюрер. – Вообще этот генерал Власов в наших тыловых районах мне совершенно не нужен.
Шмундт. – Но он там занимается пропагандой.
Фюрер. – Это необходимо прекратить! Его место только на передовой…”
Несмотря на минувшие два месяца, отношение к добровольческим формированиям остается неизменным. Бесспорно, каждый народ заинтересован в своем будущем, и не следует доверять верноподданническим заверениям бывших врагов, перешедших к нам.
Меня обнадежило, что единственное исключение сделано для казачьей дивизии. В последний месяц к идеологической работе с казаками фон Паннвица привлечен бывший донской атаман и германофил Петр Краснов. Я встречался с начальником “казачьего отдела” Восточного рейхсминистерства доктором Химпелем. Он является посредником между нашим руководством и казачьими генералами. В середине июля Химпель устроил в берлинском отеле “Адлон” встречу атамана Краснова с фон Паннвицем. Гельмут понимает по-русски, хотя говорит плохо. А Краснов к тому же литератор, отлично знает наш язык. Старый казачий вояка и немецкий генерал, отважные кавалеристы, понравились друг другу. А это – залог успешной работы и будущих побед. Химпель передал, что предложение фон Паннвица стать “почетным шефом” дивизии атаман воспринял со слезами умиления и благодарности».