немало ездили. Рубчато тянулся проследок колес. Павел, вдыхая холодящий разреженный, чудесный воздух, осторожно неся сынишку, часто оглядывался на Марьяну. Сосредоточенная, с блестящими глазами и оживленным лицом, выглядела она молоденькой девушкой, была особенно красива и желанна.
На минуту приостановились, делая передышку. Павел кивком отбросил чуть назад фетровую шляпчонку, тоже подаренную хозяином, спросил ласковым голосом:
– Не устала?
– Рана немного болит. А так – ничего. Даже силенок прибавилось… Ты не так несешь! Выше подними ему головку, – улыбнулась, заметив на поросшем щетиной лице мужа озабоченное выражение, когда малыш ворохнулся в свертке.
– Есть! – шутливо отозвался Павел и прильнул к жене, такой родной и прелестной. Тревожным блеском сверкнул у нее на шее рубиновый крестик.
Лес расступился. Они вышли к небольшому лугу, от которого дорога вновь устремилась на подъем. Примерно в километре, вверху, маячили красночерепичные крыши Бургфридена.
Павел первый услышал приближающийся рокот машины.
Она натужно, с подвывом мотора, уже карабкалась по двойнику. Острая тревога обожгла ему душу: неужели засекли, когда поднимались по тропе? И без всякого промедления он передал сынишку Марьяне, достал пистолет. Они ускорили шаги, сворачивая к ельнику. Джип, одолев подъем, вынырнул точно из-под земли! В его открытом кузове качались солдаты в летних мундирах и панамах цвета хаки.
Шотландцы ехали к ним. Напрямик, по скошенному лугу.
Павел побежал, торопя жену, к ближайшему укрытию. Огромный валун громоздился в стороне, прикрывая тропку к селению. То и дело оглядываясь на приближающийся джип, он отчетливо произнес:
– Пригнись и беги! Что есть духу!
– А ты?
– Быстрей!
Павел отошел в сторону, держа в опущенной руке пистолет. Так стоял, прикрывая собой жену, пока за спиной не утихли ее шаги.
Он подпустил англичан метров на тридцать и с первого выстрела поразил плечистого водителя. Джип, потеряв управление, завилял. Солдаты, спрыгнув на землю, открыли из автоматов огонь. Всего их было шестеро, не считая убитого. Перебежками, давая очереди, шотландцы заходили от леса.
Привлекая их внимание, Павел вскинулся во весь рост и метнулся в сторону пропасти, где щетинились скальные отломки. Кувыркнулся, броском ушел от пуль, ударившись о камешник. Выиграл несколько секунд! И, увидев вставшего в полный рост темнокожего солдата, выстрелил. Очевидно, ранил, судя по жалобному вскрику. Но тут же свинцовые струи всклубили вокруг укрытия мельчайшую колючую пыль. Удушливо потянуло порохом. Очереди учащались и становились ближе. Он изредка отвечал англичанам, стреляя только прицельно и не тратя патроны. Сейчас, в окружении врагов, им владело одно желание – продержаться подольше, чтобы Марьяна с сынишкой успели добраться до первого крестьянского дома…
У Павла оставалось всего несколько пуль, когда подкравшийся из-за елей неведомый шотландец сзади застрочил из автомата. Внезапно сраженный, Павел качнулся, опершись рукой о шершавый бок валуна. Мысли спутались… Однако, ощущая, как немеет ставшее неподвластным тело, и слыша как будто рядом молитвенное пение, он успел заметить, что Марьяна минула склон, – точно ушла в небо.
В последнее мгновение Павел повернулся на восходящее солнце, в ту сторону, где были Дон и его хутор, и среди сверкающих снегами горных вершин, тронутых первыми лучами, увидел белый храм с позолоченными куполами, высоко и навечно вознесенный над темной гибельной бездной.