расстегнутой кобурой. Борт плавбазы, с которой мы обменивались коробками, был выше нашего, а тут еще и волна. Одним словом, когда я самоотверженно ловил тяжеленную коробку далеко за бортом, - в хребте что-то треснуло и хряпнуло. Это было - начало.
В качестве гонорара доктор любезно принял из рук Сан С????? ??????? ???????, ? ??? ??????? ???????????? ?????? ? ?????????. ????? ?? ??? ??????? ???????, ??, ??????? ???????? ? ????? ???????, ?????? ???? ???????? ?? ?????? ????????????? ????, ?????? ??? ?????????? ??????...ской службы. К тому времени, когда они пили мировую, уколы уже подействовали, и я смог самостоятельно встать. Сан Саныч отдал мне штук двадцать фотографий - свидетельств нашего пребывания в дальних морях, которые я распихал по карманам рубашки. Перенося свою поясницу шаг - за шагом как драгоценный сосуд, я отправился домой.
***
Собираясь добывать себе очередное звание я хотел выглядеть достойно и, даже, решил надеть новую рубаху. Попросив жену разгрузить карманы и передав ей снятую с себя одежду, я рухнул в кресло. Удалось расслабиться, превозмогая боль в пояснице. Мне давно не приходилось общаться с дочкой, которой недавно исполнилось два с половиной годика. Только вчера я появился дома после восьмимесячного отсутствия. С громадным удовольствием полистал вместе с ней детские книжки и попытался поиграть в ладушки. Было уже часов десять вечера, когда я начал загружать карманы новой рубашки. Отложив в сторону пачку фотографий от Сан Саныча и засунув в правый карман удостоверение, я собирался положить в левый - партбилет, но его не оказалось. Поиски не увенчались успехом. Жена уверяла, что выложила на стол все содержимое карманов. Дочка охотно подтвердила, что взяла красную книжечку и, через каждые пять минут, показывала новое место, куда она ее спрятала. Дочурка воспринимала поиски как игру и очень веселилась. Вместе с ней я облазил всю квартиру, бродил под окнами и перешуровал мусорное ведро. Наконец интерес к игре она потеряла, и поиски приостановились. Я уже забыл о своем радикулите и ползал на четвереньках под столом и за диваном. Результат - нулевой. Ситуация была катастрофической. Утеря партбилета грозила мне суровым партийным взысканием - строгачом с прицепом. Со званием я, конечно, пролетал. О медали и речи быть не могло. Партийный "фитиль" в то время весил намного больше нескольких служебных. В будущем мне грозила убогая судьба бесперспективного младшего офицера на занюханном периферийном пункте базирования в местах, известных только комарам, крысам и тараканам. Такая возможность жену не обрадовала, и она тоже провела активные поиски. Безрезультатно.
Совершенно неожиданно в комнату с характерным гоготом и шуточками ввалился мой стародавний приятель-однокашник, уже старлей, Юрик Лужский, которого я не видел года полтора. Его подводная лодка осталась на ремонте в Египте в Александрии. А экипаж, отправленный на Север, задержался на несколько дней в Севастополе. Юра приволок в подарок для моей дочери огромного плюшевого медведя. Обняв игрушку с себя ростом, она, не удержавшись на ногах, упала, не пройдя и пары шагов. Это совместное падение стало залогом их дальнейшей многолетней дружбы.
Поиски были прерваны на время праздничного ужина, но пропажа документа отравила мне радость встречи. Гость, выпытав у меня причину тревоги, ужаснулся и посоветовал вернуться на эсминец, продолжить поиски там. Я собрал оставшиеся бумаги и документы и, с последней надеждой, в сопровождении соратника отправился на корабль.
***
Было уже около нуля на часах, однако Сан Саныч, Лом и Боря продолжали вести беседу за коньяком. Вчера вечером на эсминец передали портфель для начальника РТС с полудюжиной бутылок этого напитка. Ни письма, ни записки не было. Поэтому каждый третий тост был "За скромность!". Мне с большим трудом удалось привлечь их внимание криком: - Спасите, люди добрые! Дважды я четко изложил свою трагическую историю, после чего был усажен на койку, а мне в лицо нацелились два отражателя. Саныч сурово потребовал правдивых ответов на его вопросы. Минут десять спустя этот Пинкертон сделал первый обнадеживающий вывод. Осмотрев пачку фотографий и удостоверение, он сообщил, что места в карманах для партбилета в обложке уже не оставалось. Значит, домой я ушел без него. Ура! С дочки сняты страшные подозрения. Таким образом, билет исчез в период моего пребывания в дружественной каюте. Скорее всего, потеря произошла в то время, когда с меня сняли рубаху, а тело уложили на палубу. Мы облазали всю каюту, но ничего не нашли. Сан Саныч, видимо, из добрых побуждений, желая меня успокоить, произнес небольшую речь:
- Известно, в каком виде, и из какого места ты вывалился в этот мир. Партбилета при тебе тогда не было. Постоянно помни об этом, будь скромнее, но не унижайся - все окружающие ничем не лучше тебя. Даже если им удалось приобрести и сохранить нетронутыми свои интимные политические взгляды и документы.
Грубить в ответ я не стал, но посмотрел на него с укоризной.
Саныч строго допросил Толика и Борю, но те ни в чем не признались. О себе он заявил, что считает свою персону вне подозрений, если дело не касается женского пола. Коньяк, видимо, ударил ему в голову. Он забыл, что последние полгода видел женщин только на картинках. Его смена сойдет на берег только завтра, впервые после возвращения с БС.
Тут доктора осенило: - А за мной вы кого посылали?
- Приборщика! - дуэтом ответили Лом и Саныч.
- А кто у нас приборщик? - спросил Сан Саныч у Лома.
- Точилин из моей БЧ-2, второгодник, тихий такой.
- Тихий, говоришь? - Сан Саныч нахмурился.
Толя вскочил и заявил, что используя легкие подручные средства, сейчас же добудет и Точилина и истину. Однако, Саныч Лома остановил, а меня отправил за старшиной второй статьи Чекрыгой. Он был известен тем, что из-за задержки с возвратом корабля в базу переслуживал свой срок уже месяца на четыре и на днях готовился, наконец, к ДМБ. Саныч послал нас всех в амбулаторию к Боре, а сам задержался в каюте для разговора с Чекрыгой, после чего присоединился к нам.
- Подождем немного, - сказал он и начал склонять Борю к дегустации его свежевосполненных запасов медицинского шила. Боря не поддавался. Минут через восемь - десять появился Чекрыга и сообщил, что билет нашелся, якобы, за рундуком в каюте и вручил его Санычу. Тот открыл книжечку и достал боновый чек, номиналом в один рубль.
- Ты чего это, валюту в билете хранишь? - спросил он.
Я был страшно удивлен. Дело в том, что после уплаты партвзносов у меня оставался оторванным от чековой книжки всего один листок - одна копейка, который я и оставил в партбилете вроде закладки. Копейка реальной стоимости не имела. Рубль - же в боновом виде был суммой немалой. Это - бутылка армянского коньяка тамошнего разлива в экспортном исполнении или псевдофранцузские духи арабского изготовления - мечта соотечественницы. Правда, эти чеки по размерам и цветам почти не отличались. Сан Саныч выслушал меня и, передавая красную книжечку, заявил: - Не удивляйся. Этот бончик - результат многократного деления твоей одноклеточной копейки. Набежали, понимаешь, проценты на вложенный в партбилет капитал.
Всех очень интересовало, что Саныч сообщил Чекрыге такое, из-за чего мгновенно нашелся партбилет, да еще и с подорожавшим чеком. Однако, он ничего не хотел рассказывать, а требовал продолжения праздника. Добыть в тот период, очередной борьбы с алкоголизмом, ночью выпивку было весьма проблематично, но я справился, благодаря бонам Мортранса. Их тогда ценили гораздо выше, чем сейчас - баксы. Ближе к утру Саныч поведал, что "по секрету" предупредил Чекрыгу о пропаже из каюты партбилета нового образца, которая может быть результатом происков иностранных разведок. На весь экипаж падает опасное подозрение. Прежде всего, наверное, будут допрашивать в застенках особого отдела "годков" и "дембелей". Так что и Чекрыга мог подзадержаться еще месяцев на несколько до полного прояснения ситуации.
Утром на приборку в каюту НРТС прибыл молодой матросик, а про Точилина стало известно, что тот обварил себе правую руку на камбузе горячим компотом по самое плечо и убыл в госпиталь на излечение.
Благодаря помощи шефа и собственной беготне, старлейское звание я получил уже через три дня, но позже всех своих однокашников на ЧФ. В этот же день с эсминца, наконец, проводили в запас ст.2ст. Чекрыгу Петра Сергеевича. Я подарил ему на память свой значок "За дальний поход" с редкой подвеской за участие в каких-то маневрах. В ответ на мои вопросы о бонах в партбилете он сделал круглые глаза и пожал плечами.
Медаль мне так и не досталась - представление, по-видимому, затерялось в наградных или иных органах.
Для ношения документов Сан Саныч презентовал мне специальный пояс с карманами и карманчиками, снять который возможно только с бездыханного тела. Он взял с меня клятву, что я никогда не буду вкладывать в документы деньги, чеки и другие приманки для воров. Эту клятву я не нарушаю.
Когда Сан Санычу подошел срок получать очередное звание - капитан 3 ранга, он подал заявление на вступление в партию. Я дал ему рекомендацию. Для перехода в разряд старших офицеров партийность была условием совершенно необходимым, но не всегда достаточным.
***
Моей дочери сейчас столько же лет, сколько было в то время Сан Санычу. Она беспартийная, но в детстве была пионеркой. Сын мой сегодня чуть-чуть моложе меня и Лома тех лет. Он был октябренком. Ужас опасности утраты партбилетов им, слава Богу, неведом.
Для меня так и осталось загадкой: почему матросы заменили мою копеечку на полноценный инвалютный рубль? Наверное, впопыхах просто перепутали бумажки. Но возможно, это - плата за молчание. Я и молчал больше четверти века. А таких обалденных дивидендов на вклады не давал ни один МММ!
Я почти научился не делать резких движений, крайне опасных, для разведчиков и радикулитчиков. Изредка меня беспокоят во сне погони за похитителями красных книжечек. Я их всегда ловлю, но, пробуждаясь, чувствую огромную усталость.