— Пойдем, — осмотрев ее с ног до головы и вычеркнув из мыслей разврат за неактуальностью в данную минуту, киваю я в сторону лестницы.
— К-куда? — теряется она. И где, блин, смелость дела?
— Тебе нужен лед.
Ехидная улыбка возвращается на ее лицо. Девчонка смотрит на меня снизу вверх, но будто бы свысока.
— И где ты собираешься найти лед? В общаге, — как для тупого, чуть ли не по слогам произносит она.
— У парней на шестом. Пошли давай.
Я специально не трогаю ее, пропускаю вперед. Она недоверчиво косит глаза, но все-таки поднимается молча. Правда, ровно до третьего этажа, где, видимо, и живет.
— Все в порядке, я…
— Иди, — уже раздраженно бросаю я и шагаю дальше, даже не оглядываясь. Почему? Я знаю, что она, блин, следует за мной по чертову запаху.
Когда мы заваливаемся на кухню, которую с Русом посещали минут десять назад, я без слов киваю ей в сторону стульев и лезу в холодильник, чтобы достать хороший кусок замороженного мяса. Уж лучше этот стейк выручит Огневу, чем падет смертью храбрых на кухне со ржавыми сковородками. Я брезгливо смотрю на кухонные полотенца не первой свежести и конечно же не нахожу бумажных. Плюнув, стаскиваю ветровку и заворачиваю в нее стейк, лишь после протягиваю девчонке. А она не сразу берет его, кривится, будто я ей кусок дерьма предлагаю. Задирает брови, осматривает мои голые плечи, не скрытые футболкой. Тормозит взгляд на кулоне, который я тотчас прячу, и этот жест разбивает тишину.
— И как это все понимать? — задает почти риторический вопрос, но, к моему удивлению, не спорит со мной. С облегчением выдыхает, приложив холодное к локтю — я замечаю, как бы ни пыталась скрыть.
Саня долбоеб.
— Может, в травму съездим? Я на тачке.
— Нет, спасибо, с твоим другом мы достаточно поболтали. Уволь.
— Я серьезно, — пресекаю этот поток сарказма из ее рта.
— Все нормально, максимум мне светит неуд от Филатова, потому что сегодня я вряд ли сяду за ноутбук, — она усмехается, но неправдоподобно. — Лучше объясни, как ты здесь оказался? И откуда познания в общажной жизни?
Я беру стул и поворачиваю к ней спинкой, а затем усаживаюсь на него и склоняю голову набок.
— К Русу заезжал.
Она будто бы не сразу соображает. До нее медленно, но верно доходит, и она снова выглядит удивленной.
— Третий из ларца и простой смертный? Как так вышло?
Пожимаю плечами, потому что распространяться о жизни друга точно не собираюсь, и достаю мобилу, чтобы решить еще один вопрос. Игнорирую Огневу и слушаю гудки — мама всегда долго ищет телефон, который бросает где ни попадя.
— Да, Арсюш, — это звучит слишком громко, и Булочка слышит. Давит улыбку, но глаза ее сдают. — У тебя все в порядке?
— Ага. Мам, замути справку для хорошего человечка на завтра, — без предисловий перехожу к делу. — Что угодно — хоть почетным донором сделай. Пожалуйста, — добавляю я, когда вижу, что Огнева собирается возмутиться вслух, и затыкаю, приложив палец к ее губам, от которого она отшатывается, будто обожглась.
— И кому выпала такая честь?
— Мам, не начинай, данные скину.
— С тебя подробности, сынок, — сквозь динамик слышу усмешку. Это у нас семейное.
— Решил заняться благотворительностью, — говорю и быстро сворачиваю разговор.
Я думаю про Руслана, у которого в семье такой пиздец, что тот решился жить в общаге, и не могу не радоваться про себя своим родителям. Пусть они у меня далеко не идеальные, еще и разведены, но адекватные и с душой. По крайней мере, я очень надеюсь, что отец не снимет Огневу при удобном случае, он вроде бы так и бегает за мамой. Сегодня с утра, когда я заехал отвезти малого брата в школу, как раз застал папу на цыпочках выходящим из маминой комнаты. Никогда не пойму их отношений, но не лезу к ним.
Отключив вызов, я ловлю на себе заинтересованный взгляд Огневой. Зараза будто в душу мне смотрит, не люблю такие откровения. Ей обо мне точно лишнего не нужно знать, чтобы перепихнуться.
— Отдыхай, с меня справка. Дальше сама, — бросаю почти безразлично, вскакиваю на ноги и, не дожидаясь, пока она выдавит из себя хоть что-то еще, топлю по лестнице вниз.
На хер общагу. На хер Булочку. И так слишком много добрых дел за вечер. Гребаный Саня, блин!
Я вижу его во дворе. Он сидит на моем капоте и залипает в телефон, а я злюсь. Сильно, блять, и откровенно злюсь. Кулаки чешутся, кровь бурлит. Я поджимаю губы и с разгона толкаю его в бок.
— Гром, блять, мобилу из-за тебя чуть не разбил! — возмущается тот, завалившись набок. — Какого хуя?
— Ты Лику тоже за руки так таскаешь? У нее от тебя синяки? — сложив два плюс два в голове, я вспоминаю, как его девчонка недавно на днюхе у общего знакомого с фальшивой улыбкой натягивала рукава водолазки едва ли не до колен и заливала, что просто неудачно упала. Опять. Я закрыл на это глаза, хоть и чуял подвох. Ну не валятся с лестниц так, чтобы оставались синие следы пяти пальцев на локтях.
— Че? — Лоб Сани напрягается, нижняя губа выпирает вперед, сам он весь бычится на меня.
— Я повторять не буду, ты все слышал, — стою на своем.
Он хмурит брови, щурится, пыжится весь, будто перед дракой, но пусть только рыпнется в мою сторону. Не рискнет.
— Не твое дело, — бросает он в меня самым тупым аргументом и палит всю контору.
— Можешь творить, что хочешь, но если я узнаю то, что мне не понравится, — специально торможу как можно ближе к нему и тычу пальцем в грудь, — пеняй на себя.
Саня что-то ворчит под нос, но я уже сажусь за руль и завожу мотор, зачем-то бросив последний взгляд на старую облезлую общажку.
Глава 9
Тори
Чилить в кровати, когда в общежитии тишина и все на парах, — новый для меня опыт. Я редко болею, а если болею, но в состоянии передвигаться, натягиваю на рот и нос одноразовую маску и дую на занятия. Здоровье мозгов мне как-то важнее, чем мимолетная хворь. Вот только сегодня я прогуливаю.
Блин.
Да, благодаря Громову у меня есть справка, никто не подкопается. Правда, если бы опухшая рука дала мне сосредоточиться на чем-то, кроме ноющей боли, я бы убила ночь на реферат для Филатова и отправилась в универ. Но сволочь Быков свое дело знает — с нашей стычки прошла уйма времени, а я все еще ощущаю себя как прибитый рогами тореадор. Или тут не только Быков постарался…
Громов.
Его поведение остается для меня полной загадкой. Я не понимаю его. Ну совсем! Чего вдруг он так расстарался, если до этого за малым не устроил охоту на ведьм с прилюдным сожжением на костре? Что вдруг изменилось? Совесть проснулась? Товарища, значит, своего недалекого от меня отодрал, не поленился со мной до холодильника прогуляться и даже маму со справкой напряг. Варианта два — или он задумал что-то еще более гадкое, или он не такой уж отморозок, каким хочет казаться. В последнее, конечно, верится с трудом, это что-то из области фантастики. Как гласит народная мудрость: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты сам. И мой саднящий локоть вопит о том, что от Громова и его компашки нужно бы держаться подальше.
Перевернувшись на другой бок в постели, я громко ругаюсь, когда неудачно задеваю пострадавшую руку. Жесть такая — сустав болит, а на коже сияют отпечатки толстых пальцев Быка, которые уже наливаются ядреным лиловым. У этого олуха точно мозгов нет — я бы вполне могла на него заявить. Зная нашу полицию, толку было бы мало, но, возможно, в следующий раз он хотя бы задумался, прежде чем демонстрировать примитивную силу тем, кто слабее его.
В общем и целом, день для меня проходит почти незаметно, в обнимку с сериалами (хоть я и дергаюсь пару-тройку — десять — раз, что лучше бы не пропускала пары), а из кровати вытаскивает не стыд за собственную лень, а банальный голод. Надев треники с вытянутыми коленками, я выбираюсь из комнаты на общую кухню. Сооружаю себе огромный и кривой, как Пизанская башня, бутерброд, завариваю литровую чашку чая и перекидываюсь парой слов с девчонкой из параллельной группы, которая готовится здесь к какому-то семинару. А когда возвращаюсь обратно, телефон на кровати вспыхивает входящим звонком.
Это Дима.
— Привет, Викуль, — грохочет он в трубку, стоит мне принять вызов. — Веня сказал, ты приболела и пропустила занятия. Что случилось?
— Не переживай, Дим, — сдержанно отвечаю я, но сама улыбаюсь, потому что мне приятно его внимание. — Просто немного не в форме. Завтра буду в универе, и мы сможем увидеться.
— А я внизу.
— В смысле внизу? — Я даже вскакиваю на ноги и еле сдерживаю стон, потому что снова цепляю руку.
— В окно выглянешь?
Я в тот же миг раздвигаю шторы и замечаю на тротуаре одинокую фигуру в ветровке цвета хаки.
— Привет, — смеюсь я и, поддерживая трубку плечом, отвечаю ему легким взмахом здоровой руки.
— Пытался прорваться через вашу вахтершу, но безрезультатно. Без письменного разрешения не пускает. Прямо Пентагон какой-то, — вздыхает с сожалением он. — А я тебе апельсины принес.
— Серьезно? — спрашиваю шепотом, ощущая, как в животе становится тепло от этой трогательной заботы.
— Ага. Еще чай и облепиховое варенье. Мама говорит, хорошо помогает, когда насморк и болит горло.
— Я не простыла, Дим, — объясняю я с улыбкой, такой широкой, что скулы сводит. — У меня микротравма.
— Какая разница? Мне просто хотелось увидеть тебя. А варенье еще обязательно пригодится — зима близко.
Я смеюсь, Дима подхватывает. Мы с ним часами за кофе обсуждали модные телешоу.
— Дай мне пять минут, — прошу. — Я спущусь.
После я стремглав мчусь в комнату, одним движением стягиваю с себя домашние треники и футболку, чтобы влезть в джинсы и объемный свитер — надевать его из-за руки непросто, но я справляюсь. С волосами, конечно, беда, так что я выжимаю максимум из возможного — прохожусь по ним расческой и собираю в хвост. Время на макияж не трачу — не хочу заставлять Диму ждать.
Сунув телефон в задний карман штанов, я сбегаю по ступенькам вниз и нахожу парня на том же месте у клумбы. Он улыбается, увидев меня, и приветливо машет рукой. В этот момент напоминает мне большого плюшевого медведя — самого лучшего друга из детства, с которым можно было обниматься и коротать вечера за просмотром слезливых мелодрам.