Мы научены различать самолеты противника по силуэтам, по звуку. Знаем их полетные характеристики. «Хейнкели» перед выходом на боевой курс выстраиваются в прямую линию. Этакие медлительные брюханы.
— Высота?
— Три тысячи семьсот!
— Есть совмещение!
— Темп 4! Огонь!
Встреченные шквальным огнем, брюханы как бы застопорили, разворачиваясь веером. Бить их, бить!
— Прекратить стрельбу! — слышу команду Березняка.
На земле тишина. В воздухе упорный, нарастающий, глуховатый рокот «хейнкелей». И тут же улавливаем знакомый перестук. МиГи! Девятка наших истребителей идет на сближение. Вспыхнули кинжальные полосы.
— Гори, гад!
Головной «хейнкель» полыхнул свечкой, свалился на левое крыло и косо понесся к земле, оставляя за собой шлейф дыма. За лесом раздался мощный взрыв. Немецкие летчики не успели сбросить груз и взорвались на своих бомбах. Горит второй, третий «хейнкель». Остальные отвалили на запад.
Что творилось на батарее! На верзиле Семене Иванове чуть не весь расчет повис от радости. А мой Павел Багин набросился на меня, сорвал пилотку и полез целоваться.
— Ура-а! — орали зенитчики хором.
Изрядно села аккумуляторная батарея. Ночью настроил движок, веду зарядку. Монотонный гул навевает сон. Взбрадриваюсь, достаю из ранца письма. Одна стопка — от отца из Новосибирска, вторая — от матери из Алма-Аты. А эта, самая пухлая, от Маши из Сталинска. Перечитываю первым ее письмо, написанное в далеком теперь, еще довоенном июне. На листке лощеной бумаги контур ручонки моего пацаненка. Что они сейчас делают, мои дорогие? Мать, наверное, зачастила в церковь. Отец достает из сундука свои четыре Георгиевских креста, вспоминает бои в японскую пятого года и империалистическую. А Маша?..
Зашел Березняк:
— Ты, сержант, не наведи на батарею какого-нибудь «шатуна» с бомбами!
— Нет! Я змеевик приспособил, так что вместо искр только дымок курится.
Мы своего лейтенанта уважали. После десятилетки он мечтал поступить в Харьковский политехнический. Но отец посоветовал пойти в военное училище. Вместе выбрали зенитную артиллерию — интересный, умный род войск! Наш комбатр заядлый технарь. Незадолго до войны полк получил новые приборы управления зенитным огнем. Было их немного, выдали лучшим батареям. Березняк возился с новинкой, как с малым дитятей, изучил его до последнего винтика. С прибористов согнал сто потов, добился быстрого и точного «совмещения», научил самостоятельно устранять всевозможные неисправности.
К 27 июня обстановка на нашем направлении резко ухудшилась. Началось отступление.
Идем через Львов! За время службы полюбил я этот древний город. Не часто, но бывало воскресными днями, получив увольнительную, бродили мы с ребятами по уютным улочкам.
Батарея миновала опустевшую площадь Мицкевича, повернула на шоссе в сторону Тернополя. Улицы пустынны, словно вымерли, пахнет гарью.
Полк сосредоточился в лесу. Встретились с земляками из 13, 14 и 15-й батарей. Я разыскал Георгия Басова. С ним мы на пару «бацали» цыганочку в кружке полковой самодеятельности. Гоша сильно похудел, на его красивом лице были заметны следы усталости.
…Поздно вечером 29 июня батареи полка вытянулись из леса на шоссе и двинулись на Тернополь. Вражеская авиация нас пока не обнаружила, но на обочинах шоссе мы видели разбитые и сожженные автомашины, тягачи, конные повозки. Здесь не воевали, здесь одни других просто расстреливали и бомбили.
Перед Тернополем на бреющем полете на батарею вывалилась пара «мессеров». Березняк вовремя заметил стервятников. Как только они на предельной скорости выскочили на опушку леса, мы резко тормознули, и трассы пуль прошили шоссе немного впереди.
На окраине города батарею остановили связные из штаба полка. Мы привыкли к тому, что Березняк, когда ставит задачу батарее, всегда подробно объяснит обстановку, чтобы солдаты тоже знали, что к чему. На этот раз ничего определенного он не сказал. Обстановка была неясная. Севернее — в обход — наступают танковые части врага, южнее несколько наших пехотных дивизий оказались в окружении. На подступах к городу замечено движение небольших разведывательных групп противника. Часть батарей полка поставлена отражать налеты авиации, часть — на танкоопасные направления.
Заняли позицию севернее города. Окопались прямо на пшеничном поле. Связисты и разведчики выдвинулись вперед — стерегут автоматчиков. Андрей Ивойлов, Павел Багин и я с пулеметом отрыли окоп около проселочной дороги. Впереди — большая лощина.
Только наладили связь, смотрим: в километре от нас с западной стороны накатывается до роты фашистов на мотоциклах и двух бронетранспортерах.
Докладываю Березняку.
Ползком перетащили пулемет на бугор. Дорогу перекрыли не в лоб, а расположились метрах в пятидесяти, на возвышенности. Обзор отличный. Павел на связи, но связки с гранатами приготовил.
Показались незваные гости. Едут осторожно, на небольшой скорости. Двести метров, сто, пятьдесят…
— Начали!..
Полоснули длинной очередью. «Максим» — машина убойная, а эти как на ладошке. Только два мотоцикла чудом уцелели. Бронетранспортеры прибавили скорость, идут на нас.
— Павел! Что батарея?
— Цель не видно! Выслано отделение Рогачевского. Сейчас будут!..
Левый бронетранспортер пристрелялся. Головы не дают поднять. Правый полез на бугор в обход, но вдруг опрокинулся и загорелся. Это он борт батарее подставил. Андрей, словно прикипев к пулемету, бьет по смотровой щели. Павел размашисто бросает связку гранат. Грохот и… тишина, какая-то тяжелая, неестественная тишина.
Ночью снова на марше. Оказывается, основные силы немцев обошли Тернополь и продвигаются на восток. Опасаясь окружения, наши части оставили позиции.
…Вторые сутки безостановочно льет дождь. Движемся только по проселочным дорогам. Над автострадами висит немецкая авиация, летчики наглеют от безнаказанности.
Промокли до нательного белья. Идти тяжело. Тягач часто буксует, и мы, ухватившись за грязные колеса орудий, помогаем ему. Иногда мелькнет в голове мысль: «Не дурной ли это сон? Мы отступаем? С нашими-то пушками?» Взял бы опрокинулся навзничь в придорожном кустарнике, подставил бы лицо этому летнему, теплому дождю и уснул…
Березняк одно твердит: «По шоссе, ребята, нельзя — по шоссе уедем только в могилевскую губернию».
Он прав, мы понимаем это. Устали смертельно. Даже Павел Багин — закоренелый оптимист — скис. Натужно рычит тягач, наматывая на свои стальные лапы километр за километром украинской земли. Укрывшись плащ-палатками, шагаем сквозь частую сетку дождя.
Задремал на ходу. Слышу в полусне:
— Стой! Командиры орудий, водители тягачей, помкомвзвода Рогачевский — ко мне!
Разбухшая от затяжного дождя речушка смыла мост: справа и слева затопленная низина. Брода нет.
— Получается так, — негромко говорит Березняк, — если будем ждать утра, дождемся около этого гнилого мостика «юнкерсов». Раздолбают под орех. Да и пехота немецкая сидит на пятках. Принимаю решение — выходить батарее на шоссе. Не курить, не светить фонариками!! Пойдем при потушенных фарах…
Коротки июньские ночи. Торопись, солдат. Минуты стали в одной цене с жизнью.
Шоссе обозначилось отблесками фар идущих машин.
— Должно быть, немцы.
— Почему?
— Шпарят-то с иллюминацией.
В полосу цвета попадает бронетранспортер. На борту крест.
— Немцы!
Зенитная пушка забрасывает пудовый снаряд на высоту в несколько километров. До шоссе, выпиравшего в нашу сторону крутым поворотом, метров триста. На таком расстоянии трудно промахнуться.
— Прицел постоянный! По двадцать снарядов на орудие! Осколочными — огонь!
На шоссе ярко вспыхнули огромные костры. Стало светло как днем. Снаряд попал в бензовоз. Пламя взметнулось к небу. Мечутся немцы. Падают. Бегут в панике.
— Отбой-поход! — подает команду Березняк.
Осталась позади разбухшая от дождей речушка. Когда занялся рассвет, батарея свернула с шоссе и опять пошла проселочными дорогами.
…Непостижима душа русского человека. Даже в минуты тяжелых испытаний остается в ней спасительный запас юмора. Сегодня батарейцы надорвали животы от смеха. На окраине города Коростень батарея припарковалась около маслозавода. Вася Чекалин предложил Павлу Багину:
— Разведаем?
— Пошли!
В цехе пусто. Стоят огромные чаны. Постучали. Пустые. Чекалин говорит:
— Придержи лесенку. Загляну в середку.
Павел лесенку держит. Вася пробует. Наконец Павел спрашивает:
— Ну, что там?
— На вид не то сметана, не то сливки, — отвечает Вася.
— Ну так попробуй!
— Ладно, теперь ты за ноги придержи, а то свалюсь и утону.
Павел держит. Вася пробует. Во вкус вошел. — Сметана свежая. Разозлился Павел и приспустил Васю немного. Когда обратно дернул, тот и выговорить ничего не может, хлебнул крепко сметаны. Схватил Чекалин какой-то дрын и за Багиным. Смотрим: впереди во весь дух улепетывает Павел, а за ним верзила в белой чалме. В руках у верзилы вроде как оглобли. «Наших бьют!» Мы наперерез! А Березняк:
— Отставить!
Разобрались что к чему, и хохотать.
Сметаны на всех хватило.
…В районе станции Войтовцы и села Шаровачка батареи полка развернулись на противовоздушную оборону, но вскоре начальник артиллерии дивизии полковник А. А. Матюхин привез приказ: 4 июля форсированным маршем следовать в Игнатопольские лагеря, маршрут движения — Бердичев — Житомир — Коростень.
Нам разъяснили, что предстоит совершить марш вдоль всего правого крыла фронта. Противник рядом.
Дивизионные колонны распались на батарейные. Дороги оказались забитыми.
Сплошным потоком, растянувшись на десятки километров, двигались войска к Бердичеву, Острополю, Хмельнику, чтобы оттуда нанести удар по танковому клину фашистов в районе Ровно — Острог. А противник вновь, в который уже раз, опередил нас, и теперь войска, оборонявшие Шепетовский укрепрайон, под ударами врага отошли в южную часть Новоград-Волынска.