— Какое же вы имеете право писать о народе, которого вы совершенно не знаете, — ни быта его, ни истории. Над вашей стряпней о «восьми женах» смеются не только казахи, но и русские!
Я молчал, возражать было невозможно. Постепенно Мухтар остыл, он продолжал меня распекать, но уже снисходительным тоном.
Ссора эта принесла мне большую пользу. Я стал ездить по аулам, у меня появились друзья-казахи — певцы, артисты. Осенью мы расстались с ним по-хорошему. Мне кажется, это произошло благодаря Исе Байзакову. Мы шли с акыном в кумысню и по дороге встретили Мухтара.
— Куда торопишься, Муха? — остановил его Иса.
Они о чем-то поговорили по-казахски. Мухтар искоса поглядывал в мою сторону, он узнал, что я дружу с акыном. Потом мы втроем дошли до базара и здесь распрощались. В кумысне Иса рассказал мне, что в аулах молодежь ставит пьесу студента Ауэзова «Енлик — Кебек».
— Очень он на меня сердится? — спросил я.
— Кто? Мухтар? Нет, он горячий, но не злопамятный. Хороший человек! Умный! Большой талант!
Летом 1925 года я перебрался в столицу Казахстана Кзыл-Орду. Здесь я встретил своих семипалатинских друзей Ису Байзакова и Амре Кашаубаева.
Иса привел ко мне своего друга Серке Кожамкулова и сказал:
— Это он будет ставить пьесу Мухтара Ауэзова «Енлик — Кебек». В настоящем театре!
— Замечательная пьеса! — подтвердил режиссер. — В аулах она имеет большой успех.
Спустя двадцать лет я приехал в Алма-Ату с московской киногруппой. Режиссеры Посельский и Ляховский должны были поставить документально-художественный фильм «Четверть века», а меня пригласили написать сценарий. В нем требовалось показать, как в богатейшем Казахстане, где до революции было всего два процента грамотных казахов, а города можно было пересчитать по пальцам, где в языке народа не бытовали слова: университет, консерватория, театр, балет, — за четверть века были построены заводы и электростанции, созданы институты и Академия наук.
Мне сказали, что Ауэзов будет в Казахском театре драмы на спектакле «Укрощение строптивой». Надеясь встретиться с ним, я решил пойти в театр, но он не пришел.
В антракте мы встретились за кулисами с Серке Кожамкуловым.
— Пьесу Шекспира перевел для нас Ауэзов, — сказал Серке. — Московские режиссеры постановку хвалили.
— А идет в вашем театре «Енлик — Кебек»? — спросил я.
— Идет. В прошлом году была новая постановка. Ауэзов переделал пьесу, стала еще лучше. Ставил молодой режиссер Токпанов. Народ любит этот спектакль. Мы много пьес Ауэзова ставили. Очень хорошие пьесы — «Айман — Шолпан», «Тунги Сарын», «Тас-Тулек», «Шекарада»… Мухтар большой драматург!
На другой день я встретился с Мухтаром Омархановичем у него дома, чтобы договориться, где и как можно было бы снять его для юбилейной кинокартины. Я помнил Ауэзова, когда он был студентом и начинающим писателем. Через двадцать лет он стал известным советским прозаиком, драматургом, ученым. Только что вышла в КазОГИЗе первая книга его исторического романа «Абай» на русском языке. Перед автором же на письменном, столе лежал пухлый том в темно-коричневом ледериновом переплете, изданный осенью 1945 года.
— Вот, посмотрите, бумага, правда, плохая, газетная. Ничего не поделаешь. Но издано в общем хорошо.
Мухтар вертел книгу в руках, явно любуясь ею, наконец вручил мне. На титульном листе я прочитал:
«Мухтар Ауэзов. «Абай». Роман. Перевод с казахского А. Никольской и Т. Нуртазина. Под редакцией Леонида Соболева. «Советский писатель». 1945».
Абай! Когда-то я читал о нем злобные строки как о певце феодального строя в казахской степи. Фамилию автора статьи я запамятовал. Перевернув последнюю 391 страницу романа, я прочитал заключительные строчки послесловия Мухтара о герое книги — Абае:
«В этих поисках он обрел свет и счастье, когда эта дорога вывела его на незарастающую тропу — к творчеству великого гения русского народа Александра Сергеевича Пушкина».
— «Абая» переводила на русский язык Анна Борисовна Никольская, — говорил Мухтар. — Человек большой культуры, ее перевод с французского романа Жоржа Дюамеля «Принц Джафар» вышел в двадцатых годах во «Всемирной литературе». Наши казахские поэты очень ей благодарны, она познакомила русского читателя с их творчеством. Она перевела народный эпос «Кыз-Жибек», сделанный по записи Сакена Сейфуллина, стихи и песни Махамбета Утемисова, Нурпеиса Байганина, Жумагали Саина и других.
На следующий день быта устроена байга на ипподроме, ее тоже снимали кинооператоры для картины. Мухтар вскочил на коня легко и вместе с группой почетных всадников помчался к линии старта посмотреть начало скачек.
Летом 1951 года Гослитиздат обратился ко мне с просьбой перевести на русский язык казахские сказки. Сборник должен был выйти под редакцией Мухтара Ауэзова. Составителем пригласили доктора филологических наук В. Сидельникова, занимавшегося казахским фольклором.
Редактор отдела литературы народов СССР Екатерина Иосифовна Цынговатова сказала:
— Ауэзов — человек очень занятый и с трудом принял нише предложение быть редактором сборника. Мы же в нем очень заинтересованы. Мухтар Омарханович академик, у него большое литературное имя.
Осенью я поехал в Алма-Ату и здесь закончил всю работу. Я принес рукопись Мухтару Омархановичу. Он сокрушенно покачал головой:
— Как это не вовремя! Сейчас у меня такая горячая пора.
Папку он все же взял, полистал несколько страниц и потом сказал.
— Я посмотрю!
На другой день он вернул рукопись.
— Все в полном порядке. Отправляйте в издательство. А когда наберут, я еще посмотрю верстку.
В тот же день я отослал рукопись в Москву, а через месяц пришла авторская корректура.
— Как быстро набрали! — удивился Мухтар. — Ну, давайте посмотрим.
Он прочитал довольно быстро и, подписав последний лист, вздохнул с облегчением, видимо, радуясь, что сможет снова вернуться к прерванной работе над романом.
Сборник казахских сказок[2] вышел осенью.
На квартиру Ауэзова непрерывным потоком шли письма читателей.
На конверте, склеенном из серой оберточной бумаги, почерком малограмотного человека был написан адрес:
«Казахская Советская Республика. Писателю романа «Абай» товарищу Ауэзову».
Письмо пришло в Алма-Ату. Здесь на почтамте легко установили адрес. Почтовый работник приписал:
«Улица Абая».
Ему не был известен номер дома, где живет писатель. Чья-то другая рука химическим карандашом добавила:
«Там все его знают».
По улице Абая, самой зеленой в Алма-Ате, идет письмоносец. Сумка его набита письмами. Он подходит к дому, где живет творец романа «Абай», и вручает адресату пачку конвертов. Мухтар Омарханович сидит в своем кабинете. Над письменным столом висит большой портрет великого казахского поэта Абая. Писатель работает над последней частью эпопеи. Временами он отрывается от работы и погружается в чтение писем, полученных от читателей-друзей. Я его застал за этим занятием.
— Не помешал?
— Нет, нет. Присаживайтесь.
Мухтар быстро читает, откладывая письма и конверты в сторону. После жена его Валентина Николаевна, вероятно, аккуратно их соберет и положит на соответствующую полку. А пока распечатывает еще один конверт с почтовым штемпелем «Саратов». Внучка великого русского революционного демократа Н. Г. Чернышевского — Нина Михайловна пишет автору «Абая»:
«С чувством глубокого волнения я читала Вашу прекрасную книгу «Абай». Мужественный образ отважного, талантливого и благородного сына казахского народа, созданный Вами, будет воспитывать и закалять советскую молодежь. Примите от меня, внучки Н. Г. Чернышевского, искреннюю благодарность за Вашу красивую, поэтичную и глубоко патриотическую книгу…»
— Мухтар Омарханович, у вас интереснейшая почта. Как бы вы отнеслись к тому, если бы я написал очерк. Письмо внучки Чернышевского — это же очень интересно.
Мухтар пожимает плечами:
— Пожалуйста. Валентина Николаевна даст вам письма. Пишите, не возражаю.
Скоро Мухтар Ауэзов уехал в Москву, Его пригласила читать лекции в МГУ.
После долгого перерыва Мухтар Омарханович позвонил мне по телефону:
— Как ваше здоровье?
— Ничего.
— Это хорошо. Работаете над чем-нибудь?
— Пока нет.
— У меня есть к вам предложение. Я закончил четвертую книгу «Абая». Не согласитесь ли вы перевести ее на русский язык?
Первые книги переводили Анна Борисовна Никольская и Леонид Сергеевич Соболев. По каким причинам Мухтар решил отказаться от прежних талантливых переводчиков, было непонятно.
— Спасибо за предложение, Мухтар Омарханович, но скажу честно… боюсь. Перевод очень ответственный, вряд ли он мне будет по плечу.
— Вы отказываетесь?
— Конечно.
— Странно! — Мухтар помолчал и добавил: — Вот что, давайте лучше встретимся завтра у меня в одиннадцать утра и обо всем поговорим. Сейчас я тороплюсь, а по телефону разговор займет слишком много времени, Итак, до завтра.
О Мухтаре Ауэзове говорили, что он не просто требовательный, но и очень капризный автор, когда дело касается перевода его произведений на русский язык. Меня предупредили:
— Угодить на него очень трудно. Лучше откажитесь, но сделайте это как можно деликатнее.
Утром я отправился к Ауэзову. Мне казалось, что наша встреча будет краткой. В Алма-Ате жили писатели, опытные переводчики, да и в Москве можно было легко найти охотников, они с радостью согласились бы перевести последнюю книгу «Абая».
Мухтар встретил любезно.
— Ну, теперь будем разговаривать, но только со всей душевной откровенностью. Что вас смущает?
— Скажите, Мухтар Омарханович, какой смысл вам менять переводчиков? Талантливые люди, три тома перевели хорошо, вы получили Государственную премию. Четвертый том наиболее ответственный. А ведь хороший наездник перед финишем вряд ли пересядет с испытанного ахалтекинца на неизвестную лошадь.