Июльская Москва выглядела ничуть не хуже июньской — только народу на улицах поубавилось, школьники разъехались на каникулы, труженики — в отпуска. Таня забрала документы и решила пройтись. Любимый когда-то маршрут от родного факультета по Большой Никитской, мимо Консерватории, у театра Маяковского свернуть в Малый Кисловский переулок, миновать дом, где жил Лев Толстой, и обязательно злорадно поулыбаться у Центральной музыкальной школы — в давние времена мама прилагала героические усилия, чтобы заточить туда свою своенравную дочку.
Таня шла, против обыкновения, не спеша. Умилялась интеллигентным «центровым» старушкам в шляпках и с ухоженными собачками. Примечала интересные вывески — указатель, например, что совсем рядом, в начале Тверского бульвара расположился ресторан «Палаццо Дукале». Ну кто вот им нейминг делал!
Машин в переулочках совсем мало — только очень упертые готовы часами искать, где встать всего-то за шестьсот рублей в час. Тане доводилось попадать на штрафы в пять тысяч, поэтому только радовалась, что своего Росинанта оставила дома. Кстати, раз она без машины — может, позволить себе мохито в честь грядущего отпуска? Кафешки дружно выставили на улицы столики, а одинокая дама с коктейлем в центре столицы, к счастью, давно не объект осуждения или охоты, но вполне обыденное явление.
В «Палаццо Дукале», конечно, не пошла, а вот «Есть хинкали & пить вино» — звучало, на ее взгляд, весьма вдохновляюще. Можно и хачапури угоститься, и капусткой по-гурийски (ее Таня ставила почти вровень с любимым своим блюдом — морковкой по-корейски).
Столиков на улице, правда, здесь нет, но пышноусый грузин-официант усадил ее у распахнутого, ввиду знойной погоды, окошка. Садовникова обсудила с ним заказ, согласилась, что запивать хачапури коктейлем — надругательство над национальной кухней, и попросила «Саперави».
По видеосвязи позвонил Митя. Таня продемонстрировала ему интерьер, себя и бокал с рубиново-красным вином. Спросила:
— Не осуждаешь?
Галантно отозвался:
— Теть-Тань, такая милфа, как ты, имеет право на любые капризы!
Когда в первый раз ее подобным словечком аттестовал, обиделась. Но Денис провел целый лингвистический экскурс и убедительно доказал: слово «милфа», то есть мама друга, которая очень еще ничего, имеет в детско-подростковой среде исключительно положительную окраску.
— Ладно. Спасибо, что разрешил. Буду пить вино. А ты ешь суп, — сказала строго.
— Можно с чипсами вместо гренок?
— Хреновый ты конспиратор. Будто я открытый пакет с чипсами не увидела. Так что мог бы не спрашивать.
Положила трубку. Смаковала «Саперави», поглядывала на улицу.
И вдруг — захлопала глазами, чудится ей, что ли? — совсем близко увидела Дениса. Тот шел мимо, по Малой Бронной. Но с кем! Рядом — юная девушка, да такая, что все прохожие шеи сворачивали. Бесконечные ноги. Золото длинных волос. Ярко-голубые глаза обрамляют чернющие — и по виду натуральные — ресницы.
Богатов идет широким, решительным шагом. Спутница старательно к его поступи подлаживается, семенит. Он — уставший, чуть раздраженный. А она — все время ему в глаза заглянуть пытается, что-то пищит восторженно (слов Садовникова в разношумье улицы не разобрала).
Кто это? Коллега? Знакомая? Родственница?
Остановились. Девица что-то горячо говорит, лапки к груди прижимает. А Богатов… Богатов вдруг хватает ее — и начинает кружить. Пешеходы добродушно расступаются, юное создание заливисто хохочет.
— Ваш хачапури! — торжественно провозгласил официант.
Блюдо дурманяще пахло горячим сыром, аппетитно дымилось. Но тщетно подавальщик ждал от посетительницы похвалы — Таня глаз не сводила с улицы.
Денис наконец опустил свою спутницу на землю. Она щебечет, подпрыгивает от нетерпения. А он — достает из внутреннего кармана светлого льняного пиджака (Танин, между прочим, подарок!) бархатную коробочку. Встает — это посреди улицы! — на одно колено. Торжественно вручает девице.
Та открывает (что внутри — не видать). Визжит от восторга. Бросается ему на шею.
А Таня отстраненно думает: «Вот и съездили мы в идеальный отпуск».
Меньше всего она сейчас ожидала увидеть в собственной квартире Дениса. Но тот — каков подлец! — попивал на кухне чай с Митиным любимым тортом. На подоконнике красовался букет белых роз.
Таня всю дорогу до дома размышляла и к моменту входа в подъезд решила твердо: унижаться до выяснения отношений она не станет. А то ведь Денис подумает: специально его выслеживала, будто жалкая ревнивая фурия. Гордо уйти — вот лучший выход. У Богатова имелся крошечный шанс: самому — первым! — покаяться, все объяснить и, может быть, вымолить прощение.
И по виду его действительно походило — готовится объявить нечто важное.
Однако речь повел совсем не о том, чего она ждала:
— Танюшка, Митяй! Мне страшно подумать, как вы оба сейчас ругаться начнете. Но у меня возникли обстоятельства. Непредвиденные.
— Мы… не едем в отпуск? — упавшим голосом спросил мальчик.
— Нет, что ты! Конечно, едем! Вы, четко по плану, первого августа летите в Стамбул. Но я — присоединюсь к вам чуть позже. Вероятно, в Болгарии. Ну, или в самом крайнем случае в Сербии.
— И чем ты будешь занят? — равнодушным тоном спросила Садовникова.
— Экспедиция. Строго секретная.
У Татьяны едва не вырвалось: «С твоей проституткой?»
Но, верная решению не унижаться до разборок, спокойно отозвалась:
— Конечно. Езжай.
— Дядь Денис, но я в «Vialand» только с тобой хотел! — взмолился Митя. — Там комната страха — жесть, чисто для настоящих мужчин, теть Таня испугается!
— Танюшка у нас ничего не боится, — ласково посмотрел на нее Богатов.
Она ответила ледяным взглядом и промолчала.
Денис прижал ладони к груди:
— Ребят, мне правда дико жаль!
Митя еле сдерживал слезы. Богатов снова обернулся к Тане:
— Ты ведь сама всегда говорила: работа — святое.
— Полностью с тобой согласна, — отозвалась сухо. — Езжай. Работай.
— Что хоть за экспедиция? — убитым голосом спросил Митя.
— Ох, не могу я рассказывать, не мой секрет…
— Да, Митя, не для детских ушей, — подхватила Таня.
Денис метнул на нее быстрый взгляд и ответил:
— Хотя ладно. Минимальные вводные дам. Митяй, ты знаешь, как раньше назывался город Калининград?
— Э… что-то немецкое. Кенигсберг?
— Да, умник. У него интересная история. Основан город в тринадцатом веке немецкими крестоносцами, в начале восемнадцатого вошел в состав Прусского королевства. В Семилетней войне, при Елизавете Петровне, Кенигсберг пал и стал частью российского государства. Но спустя несколько лет ее преемник Петр Третий решил отказаться от всех завоеваний на территории Пруссии, и город вновь стал немецким. Оставался им вплоть до Великой Отечественной войны. Наши вновь взяли его в апреле сорок пятого города и назначили самым западным городом СССР.
Таня внутренне кипела — самое, конечно, время для исторических экскурсов! — но, верная принятому решению, молчала. Богатов тем временем продолжал разливаться:
— На тот момент в городе оставалось примерно сто двадцать тысяч мирных жителей, немцев по национальности. Поначалу была идея — всех перевоспитать, превратить в советских людей. Специально для них стали выпускать газету «Нойе Цайт», то есть «Новое время». Комсомольским активистам на собраниях советовали учить язык Шиллера и Гете. Но в сорок седьмом году ситуация резко изменилась, и всех немцев решили депортировать — к счастью для них, не в Сибирь, а на историческую родину. Постановление об этом приняли одиннадцатого октября, а двадцать второго — уже отправили первый эшелон с вынужденными переселенцами.
Садовникова показательно зевнула. Однако Митя слушал с интересом.
Богатов продолжал:
— С собой немцам разрешали взять немного — максимум триста килограммов личного имущества на семью. У многих, после всех военных лишений, и такого веса не набиралось. Но конечно, среди огромного количества депортируемых имелись и зажиточные господа. И забрать с собой все свои накопления они не могли никак — боялись, что нажитое при пересечении границы банально конфискуют. А что-то и не подлежало транспортировке. Как вывезти, к примеру, коллекцию старинного фарфора? В обычный вагон, на нары, набивалось минимум по сорок человек, в багажном — никто бы не стал церемониться с хрупким грузом. Вот и решали вынужденные переселенцы до поры свои сокровища спрятать, а потом за ними вернуться. Калининградская область до сих пор — одна из самых богатых в России по количеству кладов.
У Мити загорелись глаза:
— Дядь Денис, так это за кладом экспедиция?
А Таня вкрадчиво добавила:
— Прошло почти восемьдесят лет. Почему клад нужно именно вместо отпуска искать?
Подтекста в ее вопросе Денис не уловил. Театрально взмахнул руками:
— Дамы и господа, пожалуйста, поймите! Я никогда бы не стал нарушать наши общие планы из прихоти и тем более из самодурства. Не мальчик, кому вдруг в поиски сокровищ захотелось поиграть. Но я — не хозяин клада. Моя задача — всего лишь организовать экспедицию. А владельцу втемяшилось — ехать именно сейчас.
— Почему? — упрямо спросила Таня.
Посмотрел виновато:
— Сказал: кто платит — тот заказывает музыку.
— Дядь Денис! — умоляюще посмотрел на него мальчик. — А возьми меня с собой!
— Мить, думал над этим вопросом, — отозвался серьезно. — Но в дело вовлечен гражданин, м-мм, как сейчас говорят, недружественного государства. Я — представитель России — беру на себя всю организацию поездки и поисков. Будет странно, если сопровождать меня станет пусть умнейший, но все-таки ребенок.
— Какая красивая сказка, — не удержалась Татьяна. — Долго придумывал?
Взглянул с искренне разыгранным удивлением:
— Я рассказал всю правду! То, что возможно…
И она наконец не выдержала, заорала:
— Ну и катись! Ищи свои сокровища! Да хоть сам в землю закопайся!