— Я спрашиваю, сколько стоит любовное зелье?
— А? Ах, зелье? Пустяки, всего один доллар.
— О, если б вы знали, как я вам благодарен!
— Я люблю, когда люди мне благодарны, — довольно сказал старик. — Тогда они приходят еще. Не сразу, конечно, а потом, когда разбогатеют и когда им понадобятся более дорогие препараты… Ну, вот ваш пузырек, увидите, какой будет эффект.
— Благодарю вас! — Алан сердечно пожал сухую руку торговца… — Большое-пребольшое вам спасибо. Прощайте!
Старик отвел глаза и усмехнулся.
— До свидания… — тихо сказал он.
Перевел с английского А. Шаров
Рене ЗюсанГеометрическая задача
Когда я излагаю свою идею, все неизменно пожимают плечами. Меня это не удивляет — такова участь всех новаторов. Люди считают их сумасшедшими, пока истина не становится очевидной. Тогда все поражаются: как они не додумались до этого сами! А мою теорию очень легко могут проверить. И не гениальные ученые или совершенные электронно-вычислительные машины, а вы, я, любой, кто имеет простое начальное образование.
Следите внимательно за моей мыслью: поверхность, занимаемую человеческим туловищем средних размеров, можно вычислить, взяв за основу прямоугольник длиной 50 см и шириной 30 см. Это равняется приблизительно 1500 кв. см. Поверхность, занимаемая двумя составленными вместе ногами, равноценна прямоугольнику длиной 30 см и шириной 25 см, то есть площади в 750 кв. см. Сравните эти два числа. Ноги занимают в два раза меньше места, чем туловище!
Ладно. Теперь вычислите поверхность площадки в вагоне метро. Скажем, приблизительно 2X2 м. На этой площадке может стоять, потеснившись, 27 пассажиров: это число мы получаем, разделив общую площадь — 4 кв. м — на среднюю величину поверхности туловища. Что касается ног пассажиров, они на той же площади заняли бы чуть больше 2 кв. м.
Приняв это за основу, перейдем к делу. Вы ездили когда-нибудь в метро вечером в час «пик», чувствовали, как вас сжимают, сдавливают, сминают в вагоне? Тогда не могли не заметить одну деталь: наступает момент, когда просто некуда поставить ноги. Больше того. Если вы, уже прочно стоя на месте, неосторожно приподнимаете одну ногу, это пространство тут же занимают, и вы вынуждены продолжать поездку в позе, присущей торчащим на болотах цаплям.
Но вот что я нахожу горестным и печальным для будущего человечества: никто не задумывается над приведенным фактом. Ну, поразмыслите же наконец! Учитывая, что поверхность ног в два раза меньше поверхности туловищ, там, где достаточно места для туловищ, должно хватать места для ног! Еще и оставаться! Однако это не так. Для ума здравомыслящего, логического, рационального напрашивается единственный вывод: имеются лишние ноги.
Всегда, когда я дохожу до этого момента в своих рассуждениях, мой собеседник начинает гнусно хихикать. Я к этому привык. Такова самая удобная, но и самая трусливая позиция, поскольку она позволяет увильнуть от столкновения с тревожными метафизическими перспективами.
Путь, ведущий к истине, тернист. Галилей, Парацельс, многие другие познали это. Ну что ж, когда выбираешь удел первопроходца, надо мириться с невзгодами, которые приносит такая участь!
Ведь у меня был единственный способ обнаружить лишние ноги, ноги без тела — наступать на все окружающие. Разумеется, каждый раз я извинялся, поскольку хорошо воспитан. Но все равно меня обзывали разными словами, выпихивали из поезда удавами ног пониже спины. (Ноги в данном случае легко опознаваемые.)
И все продолжалось до того дня, когда, наконец, мое упорство было вознаграждено. Сначала я жал полегоньку, потом все сильнее… Но рядом с моими ногами была нога, не имеющая хозяина! Это было совершенно очевидно: я изо всех сил давил на эту ногу каблуком, а лица вокруг меня не выражали никаких эмоций.
Вероятно, кто-то возмущался, какое-то существо кричало от боли и гнева… Где-то, но не в моем вагоне. Значит, снаружи? Где? В другом мире, в другом измерении?
Отчего я так глупо упустил свой шанс? Почему на пересадке, когда большинство людей выходит из вагона, я не придавливал еще сильнее? Все дело в том, что у меня нет опыта таких схваток! Самое неприятное, что «они» теперь знают, что я «их» разоблачил, и дальше все будет гораздо труднее. К тому же меня уже узнают пассажиры. Напрасно меняю время, маршруты: меня замечают, на меня смотрят, от меня отодвигаются. А в такой ситуации, как «те» могут проникнуть? Им нужна давка, чтобы остаться невидимыми!
Неважно. Я не падаю духом. Когда-нибудь я обнаружу одного из «них» и на этот раз не отпущу таинственную ногу. Схвачу ее обеими руками, побегу и отнесу медикам, в институт Пастера, в национальный научно-исследовательский центр… Ну, куда еще, не знаю… Туда, где компетентные люди смогут наконец определить ее природу, если не происхождение.
А пока пусть меня осыпают ругательствами и наставляют синяки. Наплевать! И мне плевать, что сведения обо мне есть в картотеках всех полицейских комиссариатов и всех больниц. Кстати, в последней больнице, куда меня привели, — она называется Сент-Ан, — я, наконец, встретил людей, которые согласились выслушать меня, следили за моими рассуждениями, проверяли мои вычисления… Ведь мои вычисления неопровержимы, а?
Перевела с французского Надежда Нолле
Джеймс ТерберИнтервью с леммингом
Усталый ученый, пешком путешествующий по горам Северной Европы, тяжело бросил рюкзак и собирался сесть на камень.
— Поосторожней, приятель, — произнес голос.
— Простите, — пробормотал ученый, с интересом отмечая, что к нему обратился лемминг. — Должен признаться, — добавил ученый, садясь рядом, — что меня несколько удивляет ваша способность разговаривать.
— Вы, люди, — сказал лемминг, — всегда поражаетесь, когда другие животные могут то же, что и вы. В то же время животные могут многое из того, что вам недоступно. Ведь даже для того, чтобы застрекотать, подобно последнему сверчку, вам нужны жилы быка или лошадиный волос.
— Да, мы животные несамостоятельные, — признал ученый.
— Вы удивительные животные, — сказал лемминг.
— Мы, в свою очередь, всегда считали вас весьма удивительными. Буквально таинственными.
— Ну уж если мы занялись определениями на букву «т», — резко заявил лемминг, — то позволь мне приложить несколько к твоему виду — тупые, тщеславные, трусливые…
— Вы находите наше поведение малопонятным?
— Воистину да. Вы убиваете, мучаете, морите голодом и унижаете себе подобных. Вы уничтожаете природу, губите животных, заливаете землю бетоном, вы…
— Эй, — прервал ученый, — так ты всю ночь можешь перечислять наши грехи и ошибки.
— Всю ночь и весь день до четырех часов, — поправил лемминг. — Всю свою жизнь я посвятил изучению высших животных и знаю почти все, что стоит знать о вас.
— Так, значит, ты изучаешь мой вид, — начал ученый.
— Я знаю, что вы глупые, гадкие, грубые, — сказал лемминг, — хитрые, хищные, хвастливые, коварные, кровожадные…
— Постой, отдохни, — перебил ученый. — Да будет тебе известно, что я долгие годы изучаю жизнь леммингов. И мне ясно все, кроме одного.
— Чего именно?
— Не могу понять, — признался ученый, — почему вы, лемминги, вдруг срываетесь с места и топитесь в море.
— Забавно, — сказал лемминг. — А мне как раз не ясно, почему вы, люди, этого не делаете.
Перевел с английского В. Баканов
В. РыбинСчастье
Создал я себе «электронного оракула» и спросил его:
— Где мне найти свое счастье? Электронный помощник молчал. Капала вода на кухне, словно считала секунды. Было тихо и скучно. Хоть бы кто позвонил. Или сосед постучался. Или, еще лучше — одинокая соседка, что жила напротив, Татьяна Васильевна. Она часто приходит с просьбой что-нибудь починить.
Вообще мне страшно не повезло в жизни. В книжках — о ком только не читал! О Джульетте, например. Была, говорят, такая, раз увидела — и кончено. А на меня сколькие глядели, и хоть бы одна захворала…
— Говори, где мне искать свое счастье? Сколько можно просить?
Тишина давила многозвучием панельного дома. Ветер шумел в вентиляционном колодце.
— Имей совесть!..
— Ладно, — сказала машина. — Иди и встретишь.
— Куда?
— Иди и встретишь.
— Вот заладила, — разозлился я. Стукнул ее по матово поблескивающему боку. — Говори, где мое счастье?
— Иди и встретишь…
И тут меня осенило. Счастье — это ведь абстрактное понятие, потому машина и не дает вразумительного ответа. Но она — мудрейшая прорицательница, — вероятно, предвидит, абстрактные возможности абстрактных понятий. Вероятно, она знает, что если я сейчас выйду из дома, то найду то, что ищу.
Что я ищу? А что может искать холостяк, которому осточертело одиночество? Не алмазы же в каменных пещерах и не шумное бремя славы. Холостяк ищет тишины и уединения. Только чтобы это уединение не было одиноким.
И я пошел. Был вечер. Луна светила вовсю, высекала искры из тротуара. Я остановился и загадал: которая первая пройдет, та и моя.
Но первая прошла не одна, а под руку с таким здоровым парнем, что я сразу решил ждать вторую.
Второй оказалась старуха с собачкой. Я уж совсем было отчаялся, но тут увидел Ее. Она не шла — плыла над тротуаром, словно невесомая, не ступала — цокала каблучками. И главное — глядела на меня.
— Здравствуйте!
Она почему-то удивленно пожала плечами.
— А я вас жду.
— Меня?..
— Машина сказала, что вы — мое счастье.
— Она ошиблась, — усмехнулась девушка.
— Машины никогда не ошибаются…
Я шел за ней следом и молол обычную в таких случаях чепуху — о кибернетике, о телепатии, а больше о погоде.
На остановке автобуса стояла соседка Татьяна Васильевна с тяжелыми авоськами в руках.
— Вы мне не поможете? — попросила она.
Но мое счастье шагало мимо.
— Извините, мне некогда, — сказал я и помчался догонять свою судьбу.