На природе — страница 1 из 2

Сергей ИвановНа природе

На болотах

Поехал на болота. Гусей посторожить, или там уток. Короче, что подвернется. 90 с лишним км от города по хреновой дороге. Приехал, оставил машину в кустах, палатку маленькую рядом. Навес небольшой от дождя и ветра тоже рядышком. Сколочен из досок и обшит каким-то рекламным баннером. Пошел на тундряк, пошарахался. Гусь то летит, то не летит. В час по чайной ложке. И то не надо мной, а стороной. Утка еще хуже. Пришел, под навесом расположился, плитка газовая, сковородка, чайник, то-сё… Пока суть да дело, стемнело. Заход солнца в 19.04, так в телефоне написано. Поужинал с налобным фонарем. Убрал, что не доел, на верхние полки навеса. Типа, на завтрак. Шмурдяк разный, сапоги там, ящик с походными принадлежностями — в палатку. Поскучал в темноте, интернет в телефоне поизучал. Интернета скорее нет, чем есть. Разложил сидуху в машине, на нее — коврик самонадувающийся(на самом деле — принудительно), на коврик — спальник. Завалился спать. Время девяти еще нет. Не спится. В палатке, может и удобней было бы, да земля от дождей влажная, а раскладушки нет. К тому ж медведь шарится в этих местах, мужики по соседству вроде видели. Как-то слегка стремно спать в палатке. В общем, поразглядывал через окна звезды на небе, пока их тучами не затянуло, да и задремал. Часа в два проснулся, темень глаз коли. Вылез из спальника, вышел из машины. Метрах в двух-трех что-то белеет у полубочки, в которой костер жгут. Не придал значения спросонья, может отсвет от луны или еще что. Затупил, короче. Полез спать обратно. Проснулся в сумерках, еще не светло, но уже видно. Зябко. Оделся не торопясь, на утреннюю зорьку, подхожу к навесу. Он рядом совсем, палатка, навес, машина — до всего рукой подать. Так вот, подхожу к навесу — а там бл… капец. То, что белело ночью — это пакет разорванный в хлам с пустыми газовыми баллончиками, консервной банкой, и стеклянной банкой из под кофе. Большая пластиковая крышка на банке разгрызена основательно. Все раскидано. Смотрю на стол — со стола все сметено, за землю скинуто. Стакан в золе от старого костра, чайная ложка недалеко. Нож охотничий на столе лежал — тоже в кустах, темляк кожаный отгрызен и отсутствует, правда резинка от него осталась. Смотрю дальше, сожрано или утащено: начатая булка хлеба, кусок бекона, упаковка сырых яиц(вместе с упаковкой. Консервные банки со всякой фигней раскиданы с полки под стол. Кто резвился ясно — лиса приходила. С продуктами понятно, перетащила куда-то к себе, но нафига было стакан с ложкой трогать, а особенно — темляк от ножа отгрызать? И сковородку с остатками ужина, почему-то не тронула, а ведь хлеб и бекон рядом лежали…

Привязал к ножу темляк из капронового шнура, несъедобный.

Большая медведица

Тлевшие сырые дрова в печке к полуночи высохли и вспыхнули ярким пламенем. Всполохи света через щель в дверце печки заметались по стене яркими оранжевыми зайцами. В охотничьем домике сразу стало невыносимо жарко. Я проснулся, откинул одеяло, всунул ноги в импровизированные тапочки и прошлепал к выходу. Распахнул дверь, вышел на настил из досок, заменявший порог, и уселся на стул с отломанной спинкой.

Щербатая луна заливала долину молочно-серебристым светом. Редкие корявые лиственницы растопырили свои поросшие мхом ветви, отбрасывая неровные тени на снег. Я сидел и смотрел в ночное небо. Над головой мерцали звезды из созвездия Большая Медведица. Время от времени их застилал белесый дым из печной трубы. В эти моменты звезды тускнели и их свет еле-еле был виден. В домике по прежнему было невыносимо жарко, и не было никакой возможности заснуть. В ожидании пока спадет жара, я разглядывал небо и тщетно пытался вспомнить, как найти Полярную звезду. То, что она находится где-то рядом с Большой Медведицей я помнил, а вот в какую сторону, и от чего нужно начать поиск — от ковша, или от ручки — решительно забыл. Дым в очередной раз закрыл Медведицу, звезды замигали и неспешно закружились на небе замысловатым хороводом. Луна, окруженная тусклым кольцом — предвестником мороза, насмехалась, наблюдая за поисками. Большая остроухая серая лайка подошла и заглянула мне в лицо.

— "Зачем тебе Полярная звезда?" — махнула она свернутым в колечко хвостом.

— "Полярная звезда показывает путь на Север" — совсем не удивился вопросу я.

— "Мы и так на Севере" — ответила лайка, — "Гав! Гав!" — повернулась она в сторону темного леса.

Я вздрогнул и очнулся от дрёмы.

— " Гав-Гав! " — продолжала собака беззлобно лаять на черные тени на снегу, на обычном собачьем языке. Заметно округлившаяся луна немного скатилась вправо, за крышу домика. Большая Медведица чуть сместившись, по прежнему светилась над головой.

— "Пошли спать! " — позвал я лайку и зашел в дом…

Море

Вот, к примеру, море. Какое оно? Доброе, злое, холодное, жесткое? Или же просто — море, как море. Обычное северное. Холодное — это точно. Остальное — всё от случая.

Я сидел на одиночном позвонке кита и размышлял. Позвонок этот, он откуда здесь взялся? До берега километр, не меньше. А может быть и больше. А он лежит тут, среди тундровых кочек, здоровый такой. И почему-то один. Других костей нет. Где они? Неизвестно. Пару-тройку лет назад море выкинуло на берег тушу кита. Ну, не прямо большого кита, скорее китенка. И не здесь, а дальше по берегу. Возле поселка. Поселковые восприняли это как манну небесную. Дня за два разобрали тушу на запчасти и развезли на «тойотах» и квадроциклах по дворам. Зачем им понадобилось мясо и жир дохлого кита в третьем десятилетии XXI века — загадка немалая. Типа, собак кормить. Однако вряд ли местные Жучки да Найды в восторге от такой гастрономической перспективы. А что касается ездовых собак, ну тех которые в упряжках, так их тут и не было никогда, в обозримом прошлом. В городе, там да, есть любители из какой-то собачье-упряжечной ассоциации. Но то скорее, как дань традициям. Вроде тех чудиков, которые по выходным дням за городом, "почти всамделишными" мечами рубятся. Короче, не то это. И упряжные домашние хаски да маламуты, у которых кличка в паспорте из-за родословной прописана длиннее моего имени-отчества, вряд ли позарятся на дохлую китятину… А тут море расщедрилось и после осенних штормов оставило на берегу целые залежи двустворчатых моллюсков. Огромные залежи, длиной в километры, 1–2 точно. И опять поселковые на «сафарях» и «сюрфах» гоняли туда — сюда по маршруту «берег- двор». Затаривая мидий мешками. Хотя, конечно, никакие это не мидии были, а спизулы. Но тоже, вроде деликатес. Это мне потом один знающий человек сказал. Сам — то я, в этом не бум-бум. Ни в китах, ни в ракушках.

Так что вы ходит, море доброе. Во всяком случае, сперва было. А весной возьми да и выкинь на рыболовный участок дохлого сивуча. Тоже не маленького такого. И те же мужики, что нарадоваться не могли морским деликатесам, теперь матерясь нанимали погрузчик, чтобы отвезти тушу и закопать подальше от берега. Дабы не разводить антисанитарию.

На следующую весну море и вовсе усыпало берег тысячами дохлых чаек, вроде крачки. Тут местные мужики и вовсе приуныли. Пошли толки о свиных, птичьих и прочих гриппах. Вызвали МЧС и все такое. Приехавшая комиссия посмотрела на небо, на море, взяла какие-то пробы на берегу, кто-то из приезжих поковырял кончиком сапога песок у воды, и кивнул стоявшим поодаль мужикам, дескать "Ничо. Жить можно." С чем и убыла. Пару птиц, однако ж с собою взяли. Не иначе, для опытов.

А море плескалось себе, как ни в чем не бывало. Вот поди, пойми ж ты его.

Я встал с китового позвонка, свистнул ничейную собаку, которая увязалась за мной и пошел по берегу. Собака еще повалялась на спине в чахлых кустиках голубики, вскочила на лапы, свернула хвост кольцом и большими скачками догнала меня. Один глаз у собаки был голубой, а другой — желтый. Это придавало остроухой морде аристократический вид. И наводило на мысль о том, что предложи ей продегустировать мясо дохлого кита — аристократка бы непременно обиделась…

Собачки

Ставить палатку на природе — минутное дело. В инструкции так и пишут. Не верите? Ладно, пусть пятиминутное. Опять нет? Хорошо — десятиминутное. Вытряхнул из чехла, расправил секции, пощелкал боковины, потолок. Поставил. А ввертыши по периметру, а растяжки по сторонам? А я за них и не говорил. Ползай вокруг палатки, вкручивай их в скальный грунт, колоти кувалдой в свое удовольствие, никто не гонит — палатка то уже стоит. Только я закончил с растяжками, расправил плечи, как за воротник упала крупная капля. Потом еще одна. Потом еще и еще. В палатку я занес раскладушку и раскладное кресло. Капли уже не капали, а барабанили по палатке. Все сильнее и сильнее. Наконец откуда-то сверху грянул необычайно длинный, раскатистый и вместе с тем приглушенный гром, капли перестали барабанить, и вода с неба просто хлынула, что называется, стеной. Гроза. Первая в этом году. Хотя ничего не предвещало. Да и сейчас по краям неба солнце пробивается. А на до мной — ливень. Я уселся в кресло и принялся рассматривать потолок палатки, вернее швы. Палатка была зимняя, на дожди особо не рассчитанная и несколько дней после покупки я провел в гараже пропитывая все швы самодельным раствором из бензина с незамысловатым названием «Галоша» и силиконом для заделки швов на кафеле в ванной комнате. Рецепт, само собой, из вездесущего Ютуба. Швы не протекали, изнутри было видно, как снаружи по палатке бегут струи воды. Красота. В лес меня тянет, что называется, по состоянию души. Хочется ночевать в лесу, вздрагивать и подскакивать от каждого треска и шороха за стеной палатки, замерзнуть до дрожжи под утро, возможно перед этим промокнуть, наступив в лужу, провалившись в канаву, или просто под дождем, пытаться растопить печку(да, у меня в палатке есть печка) сырыми палками, подобранными в дождливых сумерках под соседними елками. Нет, елок у нас нет. Это я так лиственницы называю. Вот когда после всего этого приезжаешь домой, в теплую ванну и чистую постель, то гарантировано ближайшую неделю в лес не тянет. Сбивает оскомину. А потом опять — чего-то не хватает. Нужно в лес. Рыбалка, охота, или просто так — не важно. Нужно и всё.