совсем чернуха вроде призывов демонов и надругательств над трупом соперника. Пернатый киманошник явно хотел использовать всё, что может, я был с ним в этом плане солидарен. Ведь начав что-то запрещать, можно до того дойти, что окажется разрешена только честная сталь и духовная сила, а ману с праной отсекут, как нарушение правил поединка чести. Оно мне не надо. Мне надо оторвать врагу голову и я это сделаю.
Моё ожидание перед воротами не оказалось долгим и вскоре они наконец отворились выпуская меня на арену. Сяньцы любили бои едва ли не больше древних римлян и сейчас трибуны были полны, ведь турнир ещё не начался, участники лишь съехались, а мордобоя узкоглазой публике хотелось. Тут же вовсе был поединок до смерти или до того момента, когда один из бойцов не сможет продолжать бой, что среди воинов духа и владеющих праной северян бывало исчезающе редко. Пока живы, мы обычно можем сражаться, так уж устроены.
Хотя внешне между нами конечно маловато общего. Я вышел на бой в зачарованном латном доспехе, частью откованном кузнецами Берна, а частью моим отцом. У меня в руках было копьё и щит, на поясе ждали своего часа меч и боевой нож. Мой противник был одет в сяньский доспех из шкуры какой-то небесной рептилии, скорее всего крокодила, раз нуррэ-онна не шипит. Его голову защищал шлем, который походил на те, что на Земле носили самураи, к нему прилагалась личина, напоминающая харю демона. Ну или просто что-то страшное. Из оружия он предпочёл два цзяня, сяньских прямых меча, которыми удобно как рубить, так и колоть. Странный выбор для кого-то, но для мастера стиля журавля должно быть самое оно.
Последних слов и предложений примириться не было, просто ворота за нашими спинами закрылись, а с балкона судей ударил гонг, ознаменовавший начало поединка. Мой противник сорвался вперёд в стремительном беге, но я не собирался ни миндальничать с ним, ни облегчать ему жизнь, песок под ногами начал пытаться засосать врага в себя. Однако он применил какую-то незнакомую мне технику и побежал буквально по воздуху, раскинув руки с мечами в стороны, как крылья. Что ж, дух земли не особенно помог, как и не самое сильное заклинание, это было ожидаемо. Но по логике вещей, утратив связь с поверхностью и продолжая свой путь сантимертрах в пяти от неё, враг должен хуже её чувствовать. А потому повинуясь моей воле из под земли ударили каменные шипы… лишь развеяв фантом. Моего же оппонента нигде не было видно.
Не самая приятная ситуация, но и ничего нового в ней нет, к тому же могу биться об заклад, динозавры Фростхейма умеют прятаться получше. Меня резко окружил водяной туман, который тут же сделал моего противника заметным, конденсируясь на нём. Однако Ли Бей был уже близко и что-то неразборчиво прошипев из под личины сянец набросился на меня с мечами. Точнее попытался.
Копьё давало мне заметное преимущество в дистанции и владел я им весьма недурно, так что к себе врага не подпускал. «Журавль» начал блокировать мои выпады, нанося сильные рубящие удары по древку, явно напитывая те духовной силой, но чтобы перерубить арканит явно нужно было что-то посерьёзнее, противник услышал лишь металлический звон. Я же уловив момент рявкнул из под полмаски шлема:
— Йощ!!!
Огонь ударил передо мной, заставив противника отпрыгнуть в сторону и зашипеть от боли, одну руку я ему всё-таки подпалил. Но как выяснилось и он не просто так тут передо мной скакал, а готовил свою дистанционную атаку. Его мечи сплели последний завиток узора странного рисунка и в меня с них полетели воздушные лезвия голубоватого цвета. Я принял их на щит, но тот не защищал всё моё тело целиком, ноги пару раз прострелило болью, когда атака сяньца нашла уязвимые места в латной броне и прошла под кольчугу. Раны были не смертельными, но неприятными и заставили меня тратить часть концентрации на то чтобы залечить повреждения целительной энергией. Думаю можно было сказать, что пока что счёт был один один. И ни один из нас не собирался сдаваться.
Я удар по «журавлю» молнией с наконечника копья, но его скрыл полупрозрачный щит энергии духа. А через мгновение он метнул в меня один из своих мечей, как копьё. Этот шаг казался мне глупым лишь мгновение, когда я отбивал неожиданный снаряд щитом. Из широкого рукава противника выскользнул короткий клинок на тонкой, но длинной цепочке. Его первый удар я опять принял на щит, однако в прямую враг его кинул лишь один раз, затем рывком подтянув шэнбяо к себе и хлестнув им меня, как плетью. Что же могу тут сказать, в том и беда подобных типов оружия, их можно закидывать за щиты.
И Суртур бы с ним, с кунаем на конце цепи, это чай не шипастый биток булавы, а я в надёжном доспехе, но оружие противника явно было каким-то грёбанным артефактом. Оно не вредило, попадая в щит, но вот угодив мне по спине будто выпило силы, утянув сходу и духовную энергию, и прану, и ману. Сам же враг держался дальше пределом досягаемости копья, пользуясь длинной цепи, а магические атаки принимал на свой странный щит, который кажется даже не думал истощаться в отличии от моих резервов. И тогда я пошёл на отчаянный шаг.
Вместо попыток отбить кунай, я сбросил щит себе под ноги и схватил цепь ладонью, отчего лезвие сделало вокруг моего предплечья пару оборотов, намотавшись на конечность. Кожаная внутренняя сторона перчатки явно сильно проигрывала кирасе, энергия из меня потекла бурным потоком, но мы оказались связаны с оппонентом. А я положил лезвие копья на цепь, после чего вдарил молнией по ней что было сил. И артефакт не справился с потоком! «Журавль» затрясся в судорогах, а я дёрнул цепь на себя, прорычав:
— Сюда иди!!!
Резко потянув врага на себя, я сам сделал два шага вперёд и совершив копьём длинный выпад пронзил противнику шею насквозь, после чего выдернул наконечник, поворачивая его в ране для гарантии. А потом быстро начал сматывать с своей руки цепи шэнбяо, потому что она тянула из меня силы, даже когда её владелец отбросил коньки, а резервы у меня уже показали дно. Это несколько смазало момент победы, но однако лучше было избавится от вампирствующей железки и прокричать боевой клич, вздымая оружие к небесам, после чего пойти к воротам с притихшей арены, чем сразу заорать в пафосной позе, а потом упасть и отрубиться.
Интерлюдия 1
Альвбранд терпеливо решал очередную математическую задачу, стараясь не отвлекаться от откровенно скучных цифр. Пока что это даже получалось, но мысли всё равно норовили свернуть в сторону чего-то хоть чуточку менее абстрактного, но более интересного. Это откровенно бесило юного полуэльфа, негативные же эмоции ещё сильнее мешали сосредоточится на задаче и порождали новый виток замкнутого круга. Однако спустя какое-то время отодвинув от себя листок желтоватой и относительно дешёвой сяньской бумаги, ученик вирдмана мог не без удовольствия признать, что как раз из по-настоящему паршивого замкнутого круга ему удалось вырваться.
Он очень, возможно даже слишком хорошо помнил свою жизнь до «долгого сна», но нынешние дни значительно отличались от прежних. Там он был просто результатом эксперимента с номером вместо нормального имени. Здесь определённо стал не просто чем-то, а именно кем-то другим, не объектом, а субъектом. Снежных эльфов интересовали пределы его силы и стойкости, которые они пусть и жестоко, но весьма эффективно развивали. Наставник же имел кардинально иной взгляд… да в общем-то на всё. И отражалось это, как ни странно, тоже во всём.
До «долгого сна» Альвбранда учили, пусть и довольно ограниченно. Он уяснил для себя, что цель обучения состоит в том, чтобы стать сильнее и умнее, а так же больше знать, ведь знания это тоже сила. Альвгейр сообщил ему, что цель обучения он видит в том, чтобы дать подопечному максимально широкое представление о мире и о нём самом, ведь если познать себя и познать окружающую действительность, то для Альвбранда откроется максимальное количество путей в жизни. Странная позиция. Но однако она определённо нравилась юноше, потому что подразумевала свободу. Вряд ли в этом мире было что-то, что юноша ценил больше. Он уже не думал, что окружающая действительность представляет из себя жестокую иллюзию хозяев или игру его собственного сломавшегося разума, но иногда просыпался по ночам, давя в себе крик. Проклятый каменный гроб и прочные оковы из аркониума продолжали ему снится, как и смерть сестры, умершей в неволе от голода и до последнего пытающейся звать его слабеющим голосом. Не с его прошлым относиться к свободе равнодушно.
Правда сейчас он вынужден был признать, что временно её лишён. Его существование было подчинено довольно плотному графику, которому он вынужден был старательно следовать. Зато знания о окружающем мире вливались в него стремительным потоком, как и умения драться, а главное побеждать. Ведь какой смысл в знании множества путей, если не можешь пройти ни по одному из них целым или хотя бы живым? Альвбранд понимал и принимал подобное положение вещей, но всё же всего один час в день личного времени казался ему до безобразия коротким. Пусть он и был бесконечно велик в сравнении с тем, что было восемь столетий назад. Там эксперименты и куцая учёба в библиотеке перемежалась с долгим лежанием в демоновом саркофаге, о котором не получалось забыть до конца. Тоже конечно своего рода отдых, но с возможностью сходить в лес, на берег ручья или на городской рынок определённо не сравнится. И уж точно не сравнится с визитом на арену!
Юноша хорошо запомнил тот день, когда попал туда в первый раз. Старика Хо Ши, учителя, весь хирд и его самого оскорбил знатный сянец, оказавшийся сыном вана. Однако происхождение не спасло его от словесного конфликта, который быстро перешёл в ту плоскость, где всё кончается кровью. Обычаи короткоживущих по прежнему вызывали у Альвбранда многие вопросы, но уж специфику вызова за оскорбления он уяснил, как и то, что поединки чести проводятся лишь между равными. Аристократ может бесконечно оскорблять крестьянина или лавочника и ему за это ничего не будет, но если представитель «подлого сословия» оскорбит кого-то из благородных людей, пусть даже в ответ, то его ждёт наказание от стражи… Если конечно аристократ просто на месте не убьёт простолюдина. Ещё одна странная концепция, но к счастью только южан, на севере любой свободный тингман может бросить вызов любому свободному тингману, если для этого есть значимый повод. Ну да не в обычаях суть, а в том, что последовало за оскорблением. Бой на арене! Противник, что был под стать учителю! Риск, будоражащий кровь! И смерть!