В связи с отходом частей Таманского фронта оставшиеся в Темрюке большевики и многие фронтовики скрылись в камышовых плавнях, образовав темрюкский отряд партизан. Главные силы его обосновались на правой стороне Кубани — между станицей Варениковской и Темрюком. Отряд возглавил подпольный комитет РКП(б), в состав которого входили Ф. Дроздов, С. Новицкий и А. Швыдкой. В первые дни в отряде насчитывалось 300 бойцов, 50 винтовок и один пулемет. Партизаны установили связь с надежными людьми, через которых получали продовольствие, одежду и новости о положении дел в городе.
Между тем головорезы генерала Покровского затеяли повальный обыск тех улиц и дворов, где остались семьи ушедших бойцов Таманской армии. Пришли и в наш двор. Казаки отобрали у нас мерина. В квартире обнаружили бескозырку с красным околышком, подаренную мне дедом Ефимом, участником Севастопольской обороны, прослужившим 25 лет в николаевской армии.
— Кто у вас носит эту бескозырку? — спросил хорунжий.
— Это моя бескозырка, — ответил я.
— Щенок! — рявкнул он и двинул меня кулаком по голове.
Мать бросилась ко мне. Хорунжий оттолкнул ее.
— Все вы здесь красная зараза! — кричал он, пряча бескозырку за пазухой.
Ночью в переулках и на улицах, ведущих от Михайловского собора к центру Темрюка, на деревьях было повешено несколько человек с табличками «партизан», «красный большевик». Потом стало известно, что большую группу задержанных расстреляли где-то за городом.
Я собрал несколько мальчишек-ровесников искать расстрелянных. У Ракового озера мы увидели свыше 20 трупов, однако родственников и соседей, взятых контрразведкой, не нашли. В 10 верстах от города на хуторе Герасименко, в саманных ямах, мы обнаружили еще много трупов...
Прибежав в город поздно вечером, мы рассказали о том, что видели. Поток жителей хлынул к местам расстрела. Однако контрразведка не разрешила брать трупы домой, распорядившись свезти их на кладбище. Утром следующего дня состоялись похороны. Я не видел никогда столь большой массы темрючан. Власти запретили траурный митинг, но он состоялся. Над могилами погибших выступали с прощальным словом товарищи и друзья. Звучали слова: «Мы отомстим за вас, товарищи!»
Время шло. Карательные отряды и контрразведка не оставляли город. Но чем больше свирепели они, тем быстрее, подобно снежному кому, росли ряды отрядов красных партизан. Теперь в них насчитывалось до 900 бойцов. Они объединились, создав штаб партизанских сил Темрюкского района в составе Спиридона Новицкого, Семена Руры, Филиппа Дроздова, Андрея Швыдкого, Демьяна Мурашко и Ильи Репина. Выросло и партийное ядро в отрядах, что позволило образовать партийную группу. Ее возглавили Новицкий, Репин, Швыдкой и Дроздов. Эта партийная группа выполняла функции районного центра по руководству революционным движением.
Весной 1919 года контрразведка выследила и арестовала командира 1-го темрюкского отряда партизан Семена Руру и командира батареи Демьяна Мурашко. Вскоре стало известно, что их повезут на пароходе в Екатеринодар. Партизаны решили освободить товарищей. Была создана группа из 17 бойцов под командой Николая Боштового, молодого, умного и дерзкого командира.
В районе Зайцева Колена, в глухой излучине Кубани, между Темрюком и станицей Варениковской, группа Боштового встретила пароход, на котором контрразведчики везли Руру и Мурангко. Партизаны пригрозили капитану парохода, что обстреляют пароход и потопят его, если он не причалит к берету. Капитан выполнил приказ, конвой и офицеры сдались без выстрела. Контрразведка организовала карательную экспедицию по ликвидации партизанских гнезд, но успеха не добилась.
Екатеринодарский подпольный комитет РКП(б) установил связь с темрюкским партизанским штабом. Обеспечивал связь опытный подпольщик Николай Пшеничный. Партизаны стали получать подпольные листовки и широкую информацию о революционном движении на Кубано-Черноморье, о положении в Советской России. Среди населения Темрюка распространялись подпольные газеты и листовки. Через надежных людей партизаны опирались на местное население, которое обеспечивало их всем необходимым. Вместе с отцом я принимал участие в доставке хлеба партизанам. Мать пекла, а мы отвозили на лодке, которую оставил нам Ефим. Уходя в партизаны, он сказал отцу, где спрятана его «байда» для рыбалки сетями. Отец понял его правильно. Под видом рыбака он два раза в неделю переправлялся по Ахтанизовскому лиману в Казачий Ерек и далее по Кубани до стоянки партизан. Для маскировки у меня была водовозка на двух колесах. В бочонке я привозил испеченный матерью хлеб, обратно вез воду или отцовские сети-путанки с рыбой и раками.
Весной 1919 года в город прибыл карательный отряд войскового старшины Щелковского, а с ним штабс-капитан Сандецкий. Отец Сандецкого жил невдалеке от нашего дома и, как видно, с помощью своих агентов установил, что у нас каждое утро топится печка, пахнет печеным хлебом. И однажды ночью к нам нагрянула вооруженная группа казаков. Мать объяснила, что печет хлеб для семьи. Других улик не было, но по требованию Сандецкого отца взяли в контрразвездку. Допрашивали под свист шомполов, но он ни в чем не признался. Дома появился полуживым: его привез на телеге сосед извозчик. Я не мог смотреть на спину отца: она была исполосована, как мне казалось, до костей и кровоточила сплошняком.
Вскоре контрразведка изловила нашего зятя Ефима Зыбцева. Ему также дали 100 шомполов.
Допросы, пытки, расстрелы близких и родственников не остановили мою мать: она продолжала свое дело — выпекала хлеб для партизан, как бы бросая вызов палачам. Материнская твердость и решительность передавались и мне.
За окнами вечерняя прохлада. Вкрадчиво шелестят листвою клены и акации Комсомольского садика. Пахнет разнотравьем отдыхающих от дневного зноя цветников и клумб. Настал час вечернего оживления улиц. В мой кабинет, где собрались члены бюро обкома партии и городского Комитета обороны, доносятся голоса девушек и парней. Бренчат гитары, звенит смех. Молодость всегда и везде берет свое. И хорошо, что она есть, иначе разлюбили бы мы себя и свою жизнь еще задолго до появления детей и внуков. Эти девушки и парни знают об опасности, но возраст не позволяет им унывать, и оживленностью своей в такой час они не сознавая того, лишний раз утверждают право на радость, на счастливую жизнь и тем обязывают нас, старшее поколение, разумно и целенаправленно использовать их энергию.
Долго и горячо мы обсуждаем информацию секретаря обкома комсомола Виктора Левкина о работе заводских комсомольских организаций и ближайших задачах молодежи города. Третий час... Не много ли, когда для всех членов бюро каждая минута на счету? Нет, на это времени не жаль. Нельзя рассчитывать на успешное решение хозяйственно-политических задач на любом предприятии, в колхозе, совхозе, без учета и привлечения тех сил и возможностей, какие таятся в комсомольских организациях. Где, какой участок обходится без молодежи? Таких нет и не будет. В условиях мирной жизни мы не планировали ни одного мероприятия без участия комсомола. В дни войны роль комсомольских органов возросла до уровня общегосударственного значения. Поэтому работа обкома ВЛКСМ, низовых комсомольских организаций заботит весь аппарат обкома партии. В свою очередь секретарь обкома комсомола Виктор Левкин — энергичный, вдумчивый коммунист — понимает, что без партийного руководства ему не справиться.
Прислушиваясь к молодым голосам, что доносятся сюда, Виктор Левкин хмурится. На его усталом лице читается готовность принять упрек и признать «вину» перед нами за веселость девушек и парней, но я даю Виктору понять: не смыкай брови по-стариковски, молодость нельзя осуждать, молодости надо радоваться.
Конечно, в работе обкома и горкома комсомола есть упущения, недоделки, но члены бюро обкома партии знают, как много делает комсомол по военной подготовке молодежи. Еще в октябре прошлого года началась запись добровольцев в истребительные батальоны и обучение истребителей танков. Сотни групп, сформированных за считанные дни, приступили к регулярным занятиям — ежедневно по 2 — 3 часа после работы. Пленум горкома партии, состоявшийся 29 мая 1942 года, рассматривал отчеты Баррикадного и Дзержинского райкомов партии о руководстве комсомолом и отметил, что комсомольцы и молодежь города с упорством и настойчивостью овладевают военными знаниями. К этому времени из Баррикадного района добровольно ушли в Красную Армию 900 комсомольцев, среди которых 175 девушек; из Ворошиловского — 1226 комсомольцев, из них 248 девушек; из Ерманского (только с фабрики имени «8-го Марта») — 149 девушек. Переданное по радио (18 июля) обращение обкома партии, облисполкома и городского Комитета обороны о нависшей угрозе быстро подхватили комсомольцы-агитаторы, школьники, пионеры. Содержание обращения они довели до сведения всех жителей города. Молодежь впитала в себя мужество и отвагу отцов, боевые традиции героической обороны красного Царицына.
Виктор Левкин зачитывает письмо ученика 6-го класса «А» березовской средней школы Геннадия Межевелова: «Мне 14 лет, — пишет мальчик в райком комсомола, — но я очень прошу вас послать меня на защиту нашего города... и зачислить меня в разведку. Я обязуюсь бить врага до последней капли крови. Мать согласна».
Что и как ответить юному патриоту? Ведь он подчеркнул: «Мать согласна».
Вижу себя в таком же возрасте и вспоминаю, как я, тоже с разрешения матери, ходил с дедом Галичем в боевой дозор. Было это после того, как партизаны освободили Темрюк и восстановили Советскую власть, но опасность возвращения белогвардейцев еще не миновала: деникинцы кое-где сохраняли за собой позиции для десантных операций. Так, 24 августа 1920 года десант высадился с Азовского моря в станице Ново-Нижестеблиевской. Против него выступила Таманская пехотная бригада, возглавляемая Ковтюхом и комиссаром Фурмановым. В Темрюке была объявлена тревога. На помощь пехотной бригаде ушли чоновцы. Позиции города остались охранять дозорные из стариков и мальчишек. И вот дед Галич спрашивает у матери: