Но не будем себя утешать: возраст всегда приносит с собой какие-нибудь неприятности. Кашалот, освобожденный от любовных страстей, избавленный от поединков, иногда все же испытывал раздражение, какую-то досаду. И вот почему: его изводили паразиты.
Плавать по теплым и умеренным морям очень приятно, но известно, что и всякая нечисть тоже любит тепло. Живущие на черно-коричневой спине кашалота китовые вши, размером с лесной орех, не очень ему докучают, и, кроме того, всякий раз, как кашалот хоть немного приближается к берегу, плавунчики избавляют его от них, по крайней мере частично. Но на спине его селятся и более неприятные обитатели: например, морские желуди Coronulae — усоногие рачки, которые ввинчиваются глубоко под кожу, в слой жира, несколько других видов усоногих рачков и особенно противный представитель веслоногих Penella. Это очень подвижные длинные черные ленты, которые цепляются за кожу своими головными рожками, словно крюками, да к тому же еще норовят выбрать самые нежные места: губы, уголки рта. Рассерженный кашалот может сколько угодно трясти своей массивной головой, он все равно не избавится от зуда и раздражения. Все его большое тело становится похожим на корпус старого корабля, который никогда не чистили.
Случается, что киты, встретив по пути корабль или крупный обломок, подплывают потереться об него, как корова о дерево. Кашалоту ни разу не представился такой случай, но опыт и инстинкт подсказывали ему, что, если наведываться временами в более холодные воды, можно почти полностью избавиться от всех своих паразитов. Теперь, когда заботы о гареме остались позади, ничто ему больше не мешает отправиться туда. Он пересекает тропик Козерога и держит курс на юг. Вот тогда-то наши синие киты и повстречались с ним.
В то время кашалот испытывал лишь одно сильное чувство — чувство необыкновенного голода, что легко объяснить: оказавшись в более холодных водах, его организм начинает защищать себя, увеличивая толщину жирового слоя, предохраняющего тело; жир этот не может образоваться на пустом месте, отсюда и аппетит. А между тем кальмаров стало меньше в этих холодных водах, так что кашалоту приходилось усиленно охотиться.
В то утро, когда ему встретились синие киты, он уже несколько раз нырял на глубину, а успех был так себе. После глубинных погружений кашалот должен полностью обновить запас воздуха, максимально обогатиться кислородом, как атлет после затраченных усилий. Кит делает вдохи и выдохи, слегка ныряет, возвращается на поверхность, снова вдохи и выдохи, и так шестьдесят или семьдесят раз подряд. Упражнения эти длятся минут десять — двенадцать. Восстановив силы, кашалот думает, конечно, только об одном: нырнуть снова, надеясь на более счастливую охоту.
Перед тем как нырнуть, он опускает голову в воду и сгибает свое массивное тело. Хотя кашалот поменьше синего кита, момент его отправки на глубину выглядит еще более внушительно. Спина его изгибается колесом, переворачивается, и на поверхность выходит хвост. Над водой вертикально вверх поднимается вся задняя часть тела с величественным двойным треугольником на конце. Именно это великолепное зрелище всего охотнее запечатлевали художники прошлого столетия, и лучшим среди них остается Гарнерей. Охотились в то время в основном на кашалотов. Если вам когда-нибудь попадется старинная гравюра — «Ныряющий кит» с таким вот поднятым кверху хвостом, знайте — это кашалот. Полсекунды длится такой момент, потом устремленный к небу двойной треугольник рассекает водную поверхность, и все разом исчезает.
Нырните под воду и опуститесь вглубь на несколько метров. Над вами поверхность моря — светлый потолок, сияние которого быстро убывает, под вами — полный мрак. Вы сразу чувствуете неодолимое желание вернуться на поверхность. Большинство людей имеют в этом деле лишь ничтожную практику. Возрастающее с глубиной давление не позволяет им значительно уйти от поверхности. На каждые десять метров глубины давление увеличивается на одну атмосферу. На глубине двадцать метров мы испытываем давление более трех килограммов на один квадратный сантиметр — это почти максимум того, что может вынести наше тело без специальной одежды. Чтобы опуститься глубже, человек должен надевать скафандр и снабжаться кислородом.
Кашалот, нырнув отвесно вниз, почти сразу достигает глубины сорок метров, где испытывает давление в пять атмосфер. Ловец жемчуга Виктор Берж рассказал, как на такую глубину спустился однажды водолаз и вдруг, ударившись о скалу, повредил свой скафандр. Вода хлынула внутрь. Когда водолаза подняли на поверхность и сняли с него скафандр, вместо тела там оказалась бесформенная масса, жутко напоминавшая колбасный фарш. А пловец-кашалот, всего четверть минуты назад разгуливающий по морской глади, достигает этой глубины, не испытав ни малейшего неудобства, и продолжает опускаться глубже. Многие виды рыб, привыкшие жить в верхних слоях воды, здесь ему уже больше не встречаются.
С глубины семьдесят метров в морскую толщу перестают проникать красные, тепловые лучи солнечного света, так же как оранжевые и желтые. Свет здесь приобретает синевато-зеленый оттенок. Кашалот видит теперь вокруг себя рыб только очень светлой окраски, стекловидных, похожих на призраков, и студенистых медуз. Он ясно различает их всех, потому что его сильно суженные зрачки концентрируют световые лучи. Морские водоросли, затянутые сюда подводным течением, уносятся все в одну сторону, словно на ленте невидимого конвейера.
Восемьдесят метров… сто метров… сто пятьдесят метров. Глубже ста пятидесяти метров водолазы почти не спускаются. На этой глубине исчезают зеленые лучи, становится еще холоднее. Кашалот от холода, очевидно, не страдает. Видит он здесь так же, как наверху, а может, и лучше, и все еще продолжает опускаться вниз. На глубине двести метров он без задержки пересекает рубеж, за которым исчезают все формы растительной жизни. Триста метров! На этой глубине кашалот испытывает давление тридцать два килограмма на квадратный сантиметр.
Глубоководные рыбы безнаказанно переносят огромное внешнее давление лишь потому, что такое же самое давление существует во всем их теле и даже внутри тканей. Устанавливается равновесие. Эти рыбы приспособились к жизни под давлением в десятки килограммов на квадратный сантиметр, так же как мы к атмосферному давлению. Если их увлечь на заметно большие глубины, чем места их обитания, они расплющатся, а если поднять вверх, лопнут. У этого общего правила бывают исключения. Некоторые обитатели глубин, например осьминоги, могут довольно быстро подниматься почти к самой поверхности моря. И те паразиты, которых кашалот таскает на себе, тоже очень хорошо переносят изменение глубины. Но ведь ткани организма этих животных имеют такую же структуру, как у рыб, и дышат эти животные тоже жабрами, тогда как кашалот — не рыба и не осьминог. Он такое же теплокровное млекопитающее, как вы да я, дышит легкими, и его огромное сердце бьется внутри закрытого организма, наполненного большим количеством воздуха, вдыхаемого на морской поверхности.
В теле кашалота столько же выходных отверстий, сколько и у любого млекопитающего. Мы легко можем представить себе все эти отверстия герметически закрытыми во время ныряния посредством природных клапанов, таких же эффективных, как клапаны подводных лодок. Но корпус подводной лодки сделан из очень толстых стальных листов, а не из податливой плоти, куда может вонзиться гарпун, брошенный рукой человека.
У кашалота внутри его большого черепа — сверху и справа от канала, идущего от дыхала к легким, — расположена полость, вместившая в себя около тонны светлой маслянистой жидкости, называемой спермацет (в старину китобои считали ее семенной жидкостью, отсюда и название). Теперь ученые определили, что именно посредством этого органа и этой жидкости животное герметически закрывает дыхало во время ныряния. Есть предположение, что кашалот использует эту жидкость также и для увеличения удельного веса, чтобы легче было опускаться в глубину. Но препарирование пока не позволило узнать, каким же образом это происходит. Короче говоря, мы еще не разгадали, какими способами и средствами пользуется кашалот, чтобы противостоять давлению. Добавим к этому, что спермацетовый резервуар есть только у кашалота. Другие китообразные, надо полагать, глубже двухсот метров не ныряют.
Итак, физетер достиг глубины триста метров. Сквозь такую толщу воды могут проникать только синие и фиолетовые лучи, то есть глаз человека здесь почти ничего не видит. Присутствие тут этих лучей зафиксировано при помощи светочувствительных приборов. Вполне вероятно, что и глаз кашалота может улавливать темные лучи спектра и что он продолжает видеть вокруг себя рыб. Рыбы теперь попадаются красные, бурые и черные, изредка серебристые. Медузы, светлые в верхних слоях, принимают здесь темно-бурую окраску. Кашалот все еще продолжает спуск.
Долгое время думали, что на больших глубинах, за пределами нескольких сот метров, простирается совершенно темная холодная морская пучина, где нет никакой жизни. С усовершенствованием методов исследований мнение это изменилось. В конце прошлого века ученым, плававшим на специальных кораблях, удалось исследовать драгой морское дно на глубинах две и три тысячи метров. Были подняты со дна кораллы и другие живые организмы. Позднее ученые стали исследовать глубины, спускаясь туда в толстых металлических батисферах. Было установлено, что жизнь существует на всех уровнях, и ученые их успешно исследовали. Перед ними в лучах прожекторов крутились тучи планктона, проплывали рыбы. Все морские животные, которых человек теперь мало-помалу открывает, кашалотам, конечно, были известны уже тысячи лет.
Физетер достиг глубины пятьсот метров. Вокруг него шныряют черные и темно-фиолетовые рыбы. Живая подводная лодка не задерживается ради них и продолжает погружаться. На глубине шестьсот метров кит попадает в зону, где светочувствительные приборы уже не улавливают ни единого луча спектра, — пучина, абсолютно, математически темная.