Очерк
Заставка А. Соколова
Фото Л. Иовлевой
…Почему мне вдруг вспомнился тот мексиканский мальчишка? И где: на другом конце земли, на севере Японии… Был поздний вечер в заснеженном Саппоро, а тогда — яркое солнечное утро в веселом Мехико. Улучив несколько свободных от дел часов, мы отправились взглянуть на знаменитый «Меркадо курьезес» — «Рынок диковинок». Спешить не хотелось: приятно шагать по незнакомому городу, разглядывая и улицы, и публику, порой останавливаясь выпить сок или коктейль из молока и свежей клубники, приготовленный уличным торговцем. Город еще хранил ночную свежесть, солнце ласкало, и трудно было поверить, что к полудню это нежное светило разъярится и начнет немилосердно преследовать, словно прицеливаясь в тебя жгучим лучом фантастического гиперболоида. Но до полудня было далеко, и ничто не мешало наслаждаться утром.
Люди спешили на работу, по своим делам, густой поток машин нескончаемо мчался мимо. Картина, обычная для большого города. Но тут мы увидели сценку, выпадавшую из общей идиллической картины.
На широком мраморном подоконнике шикарной витрины спал мальчик лет семи-восьми. Босые ноги он поджал под себя, руки спрятал на груди, ворот поношенной рубашонки натянул на голову, прикрываясь от слепящего солнца, но и не решаясь перебраться в тень: ночи в Мехико прохладны, и бездомному малышу, видимо, хотелось утром погреться.
Заметили мы парнишку в тот момент, когда к нему приближался полицейский. Он неторопливо коснулся мальчика концом дубинки. Тот, кажется, спросонок не сразу сообразил, где он и кто рядом. Но пауза, которую полицейский выждал с каменным спокойствием, длилась недолго. Малыш вскочил и сонно побрел по улице. Полисмен зашагал в другую сторону, даже не обернувшись ему вслед: порядок восстановлен, чего же, мол, больше? По-видимому, встреча с беспризорным ребенком была для него привычной. А тот, пройдя десятка два метров, вновь свернулся калачиком на ступеньках подъезда…
Вечером в отеле к нам подошли инженеры-строители из Перу:
— Простите, сеньоры, правда ли, что вы из Москвы? Первый раз встречаем русских…
Разговорились и незаметно просидели в холле допоздна. Один из перуанцев спросил:
— Нравится Мехико?
— Очень красивый город. И народ здесь приветливый. Но-…
И мы рассказали о том мальчике, которого видели утром неподалеку от «Меркадо курьезес».
— Да, сеньоры, дети — огромная проблема для Латинской Америки, — сказал наш собеседник. — Причем в нашей стране еще более острая, чем в Мексике. Накормить их досыта, одеть, дать образование — многие семьи об этом только мечтают. Ваше государство решило многие социальные проблемы, и вам нельзя не позавидовать, если встреча с беспризорным мальчишкой для вас столь непривычна…
«Непривычна» сказано, пожалуй, слишком мягко. Несколько лет прошло с тех пор, а мексиканский мальчишка все не выходит из головы. Но почему вдруг он вспомнился в Японии, в Саппоро?
Столица Хоккайдо затихает рано. С наступлением коротких зимних сумерек все реже и реже поток машин, все пустыннее и пустыннее улицы. Час пик миновал, и вот уж вагоны новенького метро, построенного к открытию XI зимних Олимпийских игр, полупусты. Оживленно лишь в центре, теперь он обозначен здесь довольно точно, что можно сказать далеко не о каждом японском городе. Их веками застраивали без какого-либо единого плана.
Ну а в Саппоро есть подземный центр, которым очень заинтересовались в Токио. Дело в том, что главный город Японии, как утверждают, упустил несколько отличных возможностей перестроиться по плану. Первая такая возможность представилась после страшного землетрясения в 1923 году. Но разгребли развалины, ставшие могилой для ста тысяч человек, и учинили тот же «строительный хаос», в котором путаются даже всезнающие шоферы такси. Еще раз Токио оказался в развалинах во время второй мировой войны после налетов американской авиации. И вновь каждый владелец земли на принадлежащем ему участке строил то, что было ему по вкусу и деньгам. Третью возможность «отцы города» использовали, насколько могли: во время подготовки к летним Олимпийским играм 1964 года проложили ряд современных магистралей, построили много новых зданий. И тем не менее от широких планов, способных кардинальным образом преобразить облик города, пришлось отказаться из-за той же частной собственности на землю: выкупить многие подорожавшие участки оказалось не под силу.
В Саппоро дело обстояло попроще: здесь, на севере страны, серьезное освоение которого началось лишь недавно, земля не столь дорога, да и незанятых участков вокруг столицы Хоккайдо было немало. Тут и выросли в период подготовки к Белой Олимпиаде кварталы новых домов, лишь на короткое время предоставленные участникам Игр, журналистам, гостям, а затем перешедшие к хозяевам Олимпиады. От новых районов на окраине города к центру протянулась ветка метро. Огромная труба, в которой мчатся поезда, пролегла по поверхности там, где не было строений, чтобы затем уйти под землю в старых районах Саппоро.
— Если бы не зимняя Олимпиада, наш город еще долго не имел бы того, что построено в период ее подготовки, — сказал мэр Саппоро, имея в виду не только спортивные сооружения, но в первую очередь кварталы современных домов, метро, дороги, водопровод, канализацию, появившиеся в ряде районов, и, конечно, «подземный город», ставший своего рода центром Саппоро.
На подземные проспекты можно попасть прямо из вагонов метро. Потоки людей движутся под низким, ярко освещенным «небом», замедляя шаг у бесчисленных витрин. Здесь покупают мало: цены в магазинах прямо пропорциональны стоимости помещения на таком бойком и удобном месте. А вот столики подземных кафе не пустуют.
Надо отдать должное японским архитекторам, мастерам интерьера, удачно разместившим среди бесчисленных магазинов и кафе фонтаны, экзотический, в несколько метров длиной аквариум, яркие цветники, при виде которых ив голову не придет, что они искусственные. Здесь можно увидеть даже клетку с пестрыми тропическими птицами. Чисто, светло, тепло. Сначала кажется, что отсюда и уходить не захочется. Но вскоре с удивлением замечаешь: тянет подняться на поверхность, пусть там валит мокрый снег и посвистывает ветер с Тихого океана. Оказывается, никакие ухищрения архитекторов и оформителей не могут скрыть чисто коммерческую «направленность» подземного сооружения, в общем-то оказывающегося огромным торговым центром.
Улицы же на поверхности гораздо интереснее своей необычностью для европейца. На широкой Одори, вдоль которой по центральной оси протянулся бульвар, высятся огромные снежные фигуры и постройки. Тысячи людей толпятся около сверкающих дворцов и храмов, разглядывают ледяных великанов, мальчишки несутся с гор… Десятки мелких торговцев, пользуясь конъюнктурой, не жалеют ни горла, ни ног: снуют в толпе, расхваливают свой немудреный товар, стараясь всучить его каждому пришедшему на традиционный «Снежный фестиваль», который проводится здесь ежегодно.
Как всегда, оживленно и на Экимаэ — Привокзальной улице, перпендикулярной к Одори. Залитая светом реклам, беснующихся в темном небе и, словно полчища хамелеонов, ежеминутно меняющих свою окраску, улица жадно всасывает вечернюю пеструю толпу. Тут идет откровенное соревнование: кто больше народу заманит. Витрины подмигивают лампочками, манекены ослепительно улыбаются, приглашая заглянуть в магазин. Девушки в ярких кимоно и с ультрасложными прическами изящно склоняются на пороге в поясных поклонах. Так многочисленные кафе привлекают клиентуру. На этом фоне действия торговцев пластинками и радиотехникой выглядят грубовато. Вынесенные из лавок динамики оглушающе хрипят модные мелодии: авось кто-нибудь завернет.
Некоторые уличные торговцы взяли на вооружение… запахи. Над тротуарами плывут ароматы вареной кукурузы, печеных каштанов, даров моря, начиная от жареных осьминогов и кончая совсем уж неизвестными новичку обитателями глубин. Такая «реклама» действует весьма эффективно: невольно поведешь носом на запах и увидишь тележку с японскими лакомствами или железный бочонок, где автомат перемешивает какую-то темную массу, или котел, пар из которого отводится в неумолчно свистящую трубку.
Впрочем, усилия торговцев в большинстве случаев тщетны. Толпа равнодушно течет мимо. Куда? В кинотеатры, бары, дансинги. Некоторых соблазняют рекламы… бань, где посетителям обещают и просто массаж, и специальный массаж, и даже «сверхмассаж». О последнем уличные зазывалы говорят, многозначительно подмигивая…
Развлечения незатейливые. А многие предпочитают убить время в пачинко.
Вдоль Танукикодзи — Барсучьей улицы (барсук в Японии — символ гуляки и прожигателя жизни) среди небольших магазинчиков, кафе и сувенирных лавок, увешанных гирляндами бумажных фонариков, то и дело видишь за стеклянными дверями ряды каких-то механических коробок. Это — пачинко.
В помещении, где установлены десятки одинаковых автоматов, неумолчно звучат щелчки. Получив у входа за сотню иен пластмассовую коробочку с шариками, посетитель высыпает их в лоток автомата и, нажимая никелированную рукоятку, один за другим посылает шарики в цель. Шарик мчится по ободу за стеклом, потом срывается, скачет в лабиринте из гвоздиков… Мгновение — и он уже безвозвратно пропал в чреве автомата, легко миновав отверстия, в которые его нужно загнать.
Щелкают рукоятки, с легким звоном металлические шарики ударяются о гвоздики, чтобы тут же быть проглоченными автоматом. — Можно с разной силой нажимать спусковое устройство, можно колотить по ящику кулаком, незаметно толкнуть его плечом, даже пнуть в сердцах ногой — результат обычно один и тот же. Вскоре посетителю приходится вытаскивать новую стоиеновую монету, чтоб получить очередную порцию шариков. Коробочку из-под них на всякий случай ставят на специальный лоток: вдруг повезет и насытившийся автомат отрыгнет часть шариков обратно. Тогда сонная к