ВОСТОЧНЫЙ ПРИЧАЛ РОССИИ
Очерк
Художник В. Захарченко
Фото автора
Всего век назад земля эта была никому не ведома.
Флаг государства Российского уже развевался над военными постами вдоль Амура. И на Сахалине стучали топорами русские поселенцы, возводя сторожевые башни. А земля рядом, что протянулась от устья Амура почти на семьсот верст на юг, к солнцу и теплу, по-прежнему оставалась нехоженой.
Лишь с кораблей, с воды смотрели на нее — на темно-зеленые гряды сопок, на буйную поросль дубов и кедров, на скалы, которые тесно подступили к берегу, образовав крепостную стену: ни подойти, ни ступить…
В туманы куталась неведомая земля. Моросящие дожди все лето сыпали и сыпали на нее великую влагу. Дивно: с неба вода течет, соленое море сопки лижет. Вот так край — весь при воде, при море!
Приморье!
Надобно было и эту землю познавать: своя, российская! А значит, в первую голову охраны требует, военного люда, русского флага.
В середине 1859 года генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев решил с корвета «Америка» осмотреть берега Приморья, самолично определить, «где военным постам быть надлежит».
Вероятно, из судового журнала корвета почерпнули историки Дальнейшие события.
17 июня, едва корвет достиг южного побережья, разбушевалось Японское море. Заволокло тучами небо, проливной дождь обрушился на воду и землю. К ночи, во тьме, волны стали трепать корабль неистово, нещадно. Корвет уже не качало — гнуло к воде. И командир корабля капитан-лейтенант Болтин отдал приказ: «Держаться ближе земли».
Стало ясно: часа через два дана будет последняя команда — направить корабль на берег. Может, выпадет кому-нибудь удача — нырнет из-под обломков, доплывет, ощутит под ногами мокрую, все же земную твердь.
…Корвет «Америка» шел на скалы. Но они вдруг раздвинулись и открыли кораблю узкий проход в глубь земли. И тут же опять сомкнулись скалы, но уже за кормой. Внезапно утих ветер, успокоились волны. В тишине и спокойствии шел корвет «Америка» по неведомому заливу.
— Удача, находка! — закричал кто-то из матросов. — Мы спасены!
Бросили якорь. Но до рассвета никто не сомкнул глаз. А когда взошло солнце, увидели моряки, что прямо перед ними закрытая с трех сторон горами красивая бухта.
И повелел генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев назвать залив по имени корабля — Америкой, а бухту — Находкой.
Но на берега Находки русские люди ступили лишь год спустя, когда пришла сюда на шхуне «Восток» гидрографическая экспедиция. Военный пост здесь был установлен в 1864 году, а подробную карту бухты составили лишь в 1890 году.
«Залив Америка вдается в материк на 13 километров. Бухта Находка вдается в берег почти на пять километров. Вход в бухту шириной около 2 километров. Естественная глубина — до девяти метров.
Заселение залива шло из России — сначала водными путями, а затем по Транссибирской магистрали. Железная дорога пришла в Находку в 1935 году» (из документов Находкинского морского порта).
«Находка! Твоими глазами Россия глядит в океан!» (плакат у въезда в сегодняшний город Находку).
Еду в Находку!
Кому из московских друзей ни скажу эту фразу, все удивленно тянут:
— О-го-о! В такую даль!
— Да это же рядом с Владивостоком. Каких-то двести километров по морю.
Все равно край земли!
Вот парадокс. Владивосток — это близко, потому что тысячу раз описан, снят на фото- и кинопленку. Каждый вечер, когда передают по телевидению прогноз погоды, на экране появляется знакомая уже фотография бухты Золотой Рог, белое здание владивостокского морского вокзала.
О Находке же знают мало. И потому «далеко, край земли». А это самый большой на востоке страны порт, в несколько раз крупнее Владивостокского. Да только ли его! По размаху, по мощности Находка лишь немного уступает самому большому в СССР Ильичевскому порту на Черном море. А все другие знаменитости — Одесский порт, Ленинградский, Мурманский — с Находкой и в сравнение не идут. Сегодня Находка, образно говоря, восточный причал России.
От Владивостока до Находки «по земле» — 180 километров. Асфальтированное шоссе, оживленное движение — рейсовые автобусы, такси. Но главным образом вереницы грузовиков, тянущих тяжелые металлические, контейнеры — разноцветные, с яркими знаками зарубежных фирм либо со строгой надписью «Морфлот». На каждом мелом или краской слово «Находка».
За расположенным на равнине шахтерским городом Артемом, чьи высокие черные терриконы оказались теперь совсем рядом с новыми жилыми кварталами, дорога устремляется к сопкам на горизонте начинает ползти вверх, но неожиданно опять ныряет вниз и серпантином, так и не успев выпрямиться, «ввинчивается» в большой поселок Шкотово. Рубленые сибирские избы с высокими, из темных широких досок заборами стоят вперемежку с белыми украинскими мазанками. И пейзаж этот, причудливый на первый взгляд, лучше всяких демографических справочников поясняет, откуда и как шло заселение этого района Приморья.
Шкотово — место историческое, легендарное. Тут был штаб партизанских отрядов, действовавших против белых и интервентов по всему южному Приморью. И сейчас здесь живут дети и внуки тех, кто послужил прототипом героев фадеевского романа «Разгром».
Миновав Шкотово, дорога опять ползет на сопки, перекидывается одной на другую. Старинные деревеньки в распадках чередуются с поселками городского типа, как принято сейчас говорить. Девятиэтажные панельные дома, стеклянный простор витрин, засаженные деревцами скверики.
И все же нет впечатления, что земля приморская уже прочно обжита и освоена. Вероятно, потому, что поселки — даже новые, «высотные» — не могут соревноваться по росту с могучими сопками. Им, кажется, нет и не будет конца. Вокруг и далеко-далеко впереди только вздыбленная земля в буйной густой зелени.
Но вот мелькнул синей молнией в распадке узкий извилистый залив и корабль на водной глади. Море, оказывается, рядом — дорога стремится к нему, но ей трудно пробиться через гряды гор. Залив, корабль — это еще не Находка. Она дальше, за высоченным Американским перевалом.
Снова серпантин асфальта, визг колес на крутых виражах. Закладывает уши, как на самолете, набирающем высоту. И все больше и больше неба распахивается над головой. «Скоро откроется Америка!» — говорит шофер. И так спокойно, деловито это говорит, что невольно рождается детская мысль: а может, и правда видна с перевала Америка? Не Япония — о ней и говорить нечего, она рядом, рукой подать. Именно Америка, ведь и она отсюда не так далеко. Напротив — через океан.
Последний изгиб дороги, надрывный, из последних сил рык мотора — и… Морской простор распахнулся на три стороны света. Слепит глаза, отражая солнце, курится призрачным туманом, Дрожит, дышит, живет. Десятки черных точек-кораблей ползут по этому мареву, оставляя короткие белые буруны.
Отсюда, с перевала, хорошо видно: раскиданные на десятки миль ДРуг от друга, корабли медленно сходятся, стягиваются к узкому синему проходу между сопок, к бухте, которая полумесяцем лежит внизу, у подножия Американской горы. Берега бухты в россыпи белых домов, у самой воды на много километров — стрелы портовых кранов.
Не зря говорят: первое впечатление самое сильное. Я смотрел потом на Находку с моря, исходил ее вдоль и поперек в солнце, в дождь, даже в снег, но запомнил именно такой, какой увидел в первый раз с перевала: белой точкой на краю зеленой земли. Точкой, к которой стремятся корабли со всех сторон света.
«Пятисотым иностранным судном, побывавшим с начала года у причалов порта Находка, стал японский пароход «Шипсай-мару № 17». В течение года в порту Находка бросали якоря суда 22 стран мира — Японии, Норвегии, Югославии, Великобритании, США…» (из газеты «Комсомольская правда»).
Красива Находка! И тем, что разбросала свои белые дома по зеленым склонам сопок. И тем, что нет в ней длинных, прямых и потому однообразных улиц. Чтобы перейти с одной на другую, достаточно спуститься или подняться на двадцать ступенек по деревянным лестницам. Даже главный проспект города — Нахимовский, длиной почти двадцать километров, — это не прямая, а извилистая лента асфальта, перебегающая с сопки на сопку и разделяющая город на два уровня.
Вверх от проспекта — панельные и кирпичные пятиэтажные дома, магазины, скверы. Вниз от проспекта, у самой воды, раскинулась промышленная Находка. Торговый порт с его бесчисленными складами и кранами, три судоремонтных завода — тесно прижатые друг к другу корпуса цехов, доки. Затем консервная фабрика, рыбный порт — частокол мачт и труб. За крутым изгибом бухты, уже на мысе Астафьева, опять краны торгового порта, контейнерный терминал, лесосклад. А дальше маяк и груды камней. А еще дальше… уже только океан, за которым другие страны и континенты — весь земной шар.
И кажется, ветер, непрерывно дующий с океана и пронизывающий не только дома, портовые склады, но и высокие сопки, доносит до Находки и пряный банановый запах Шри Ланки, и шоколадный привкус филиппинских плантаций, и пропахший запахом овечьей шерсти воздух австралийских степей…
Соседство иных земель ощущается в Находке и зримо: в разноцветье флагов на судах, стоящих у причальных стенок, в бесчисленных афишах и табличках на английском языке — не только в гостинице и у входов в рестораны, но буквально всюду: в гастрономах, парикмахерских, булочных, кинотеатрах. Вот промчался по улице ядовито-желтый грузовик с эмблемой японской фирмы «Като». Шумной ватагой прошествовали в интерклуб смуглолицые парни в белых вязаных шапочках с большими помпонами — греки? сирийцы? индусы? Прошелестел шинами шикарный лакированный «Дацун» с дипломатическим флажком — в Находке есть японское консульство. Все дни, что я провел в Находке, на улицах звучала вьетнамская речь — докеры из порта Хайфон приехали изучать опыт находкинских портовиков.