на судьбе рек и лесов, на пока еще не предсказуемых погодных условиях — особая тема для ученых, писателей и журналистов, которые участвуют в создании сборника «На суше и на море».
До 1990 года в интересах народного хозяйства будет осуществлено строительство объектов первого этапа для переброски части стока северных рек в бассейн Волги, а также каналов Ростов — Краснодар и Дунай — Днепр. Вот где потребуется глубокое исследование ученых-географов.
Рассказать обо всем этом занимательно, точно и доступно — долговременная задача авторского коллектива сборника «На суше и на море».
Такая популяризация, несомненно, принесет пользу важнейшему делу осуществления Продовольственной программы.
Людмила Савельева
ПРИТЯЖЕНИЕ ЗЕМЛИ
Очерк
Худ. Н. Сидорова.
Цветные фото В. Просвирина, А. Колпакова, С. Лядова
«Нечерноземье» — это слово не сходит с газетных страниц. «Нечерноземье на марше», «Нечерноземье — ударный фронт» — внимание всей страны вот уже десять лет приковано к этим землям. Что такое Нечерноземье? Большой регион России из двадцати трех областей и шести автономных республик? Или небогатые земли, которые и дали название всему краю? Или деревушки, разбросанные на холмах, затерянные в лесах, и по соседству — современные поселки, целые агрогорода? Или шумный язык посланцев всех пятнадцати братских республик: работают на новгородской земле белорусы, на владимирской и ивановской — узбеки, на смоленской — литовцы. Это здесь, в Нечерноземье, оживает вся история России лишь при одном упоминании городов — Владимир, Суздаль, Псков, Новгород, Смоленск. Это отсюда, из Нечерноземья, идет мировая слава и вологодского масла, и ярославских сыров, и романовских овец. Край, о красоте которого не сказать точнее Паустовского: «Я не знаю страны, наполняющей большей лирической силой, чем средняя полоса России».
Нечерноземье прекрасно в любую пору. Есть своя прелесть и в весеннем пробуждении лесов, земли, рек, и в густой, щедрой зелени лета, и в том осеннем параде красок, когда деревенские мальчишки пекут на кострах картошку, а поля стоят наполненные, как тарелки до краев, хлебами. Запах хлеба плывет, пьянит, наполняет ощущением праздника. А зима — пора затишья сельских забот, Снежного безмолвия? «Поля здесь белее хлопка», — шлет письмо на родину черноглазый узбек. А то вдруг разыграется вьюга, и закружится метель (пушкинская?) каким-то бесшабашным танцем.
И сколько ни случалось бывать в Нечерноземье, в каждый приезд, словно впервые, открываешь его красоту. Она так же не ярка, не броска, как, например, калининская речушка Осень. Серебристой лентой вьется она среди полей, лесов, то играя на солнце, то озорно затаившись в ивняке. Трудолюбивая речушка — питает сенокосы, богата рыбой, а какой радостью одарит в зной своей чистой прохладой. Но разве раскроет она свою красоту с первого взгляда? Нет, надо измерить шагами ее берега, послушать ее неторопливый говор — попадаешь к ней в плен незаметно. И поймешь это неожиданно — где-нибудь в городской суете вдруг вспомнишь трудолюбивую ленточку и улыбнешься: «Название-то какое — Осень».
Нечерноземье сегодня на марше — это верно. И может, оттого что кипит оно преобразованием, обновлением, так много и проблем здесь переплелось? От домов, сугубо городских, в несколько этажей, уныло ординарных («скворечниками» прозвали их селяне) до истинно крестьянских — старых, но сбитых, с характером. От усадеб, радующих глаз, ухоженных и обласканных, до запущенных, неприкаянных, где ни деревца, ни кустика. От семей из калининского совхоза «Октябрьский», которым по их просьбе хозяйство продает в личное пользование коров (вот и директор школы недавно подал такое заявление), до семей совсем иных — едущих в город за молоком и прочими сельскими продуктам». От статистики, бесстрастно свидетельствующей о стабильном оттоке сельского населения, до писем со всех концов страны (уж всю карту по ним изучили!), приходящих в тот же «Октябрьский» с просьбой принять на работу. И крепкий семейный куст председателя колхоза «Дружба» Кудрявцева, прочно вросший в калининскую землю (все его трое детей работают в колхозе), и целые селения с еще добротными домами и ведром у колодца, но где нет ни души, и асфальт около уютных, утопающих в зелени коттеджей, имеющих все деревенские блага и городской комфорт, — все это Нечерноземье.
Да, современность все громче заявляет о себе. Звучат на сельских улицах записи моднейших эстрадных ансамблей, современные доярки отстукивают каблучками те же ритмы, что и москвички, а парни азартно спорят о кибернетике, и рабочий день в передовых хозяйствах восемь часов, как в городе. Все — больше сложных терминов в деревенском языке — индустриальная технология, интенсификация, комплексная механизация, гербициды… И не надо агитировать за престижность профессии земледельца нечерноземной деревни: в тот же колхоз «Россия», что на Смоленщине, можно попасть не иначе как по конкурсу, выдержав годичный испытательный срок. И лишь одно не поддается изменениям и переменам — забота и тревога о земле, та крепчайшая связь с природой и окружающим миром, что отличала сельского жителя во все времена.
И в сгустке, переплетении разных проблем сегодня встает со всей остротой и силой главная — отношение к земле. Земля не имеет цены, земля — наше главное богатство. Эти определения, к сожалению, примелькались от частого употребления, мы произносим их по привычке, особо не задумываясь. Как сделать, чтобы каждый — будь то хлебороб, строитель, мелиоратор, архитектор, председатель колхоза — понял непреложную мудрость этих аксиом, прочувствовал и пропустил через себя? Ведь одна задача у всех — делать землю богаче и краше.
Обратите внимание: то и дело в Продовольственной программе СССР встречается слово «земля» — повышение эффективности и урожайности земли, хозяйское использование земли, бережное к ней отношение. Беречь, хранить землю — это значит ухаживать за ней по-хозяйски. Пестрота урожаев на одной и той же земле, по соседству. С одной стороны, рекорды передовых хозяйств и, с другой — совсем иное положение дел в отстающих. Вот эту «пестроту» и предстоит преодолеть в ближайшие годы. Земля — всему начало. Помните, у Горького: «Земля должна быть огранена трудом людей, как драгоценный камень». Не скупится человек на заботу о земле, относится по-хозяйски — она не останется в долгу, отблагодарит щедрым урожаем. И в любом отстающем хозяйстве одна «болезнь» — неумение или нежелание работать на земле, и вместо честного признания этого — кивки и ссылки на частокол объективных трудностей: на погоду, климат, бедные почвы. Тесно переплетаются здесь категории экономические и нравственные.
Небогатые земли? Да, им не надо тягаться урожайностью с мощными черноземами. Но и в худосочные их не следует записывать. На юго-западном берегу Ильмень-озера раскинулись угодья новгородского колхоза имени Ленина. Земли — хуже не придумаешь: подзолы да тяжелые глины. А зерновых собирают по двадцать пять центнеров на круг. Или другой колхоз в глубинке Нечерноземья — «Заря» на Смоленщине. В самый неудачный год здесь меньше двадцати центнеров с гектара не собирают. А сколько в Нечерноземье хозяйств и до десяти центнеров не дотягивающих? И кого винить в том? Землю, погоду: то, мол, дожди залили, то солнца с избытком, а еще и с удобрениями плоховато? Нет, не надо лукавить. Все дело в том, какой человек на земле — хозяин или поденщик.
Я убеждалась в этом много раз, бывая в разных селах, краях, зонах, и всегда с интересом всматривалась в тех, о ком говорят: он — настоящий хозяин. С каким уважением это произносят, с какой гордостью и надеждой: ведь он-то и есть главная опора.
Чувство хозяина земли — особое. Потому, что оно присуще далеко не каждому, и потому еще, что обладает оно огромным нравственным зарядом: плохо работать — стыдно. Настоящий хозяин привычен ко всякой работе, делает ее по совести и твердо убежден, что главное его назначение — кормить людей хлебом, мясом, молоком, — всем, что родит земля. Это понимание, сознание себя как кормильца других и является вечной нравственной основой жизни деревенского человека. Отсюда и сила, и основательность, и душевная прочность, отсюда и цельность натуры: не к лицу кормильцу большой семьи теряться и пасовать перед трудностями, слабость духа проявлять… Он знает себе цену! Узнать его легко — по опаленному солнцем и ветрами лицу, по сильным натруженным рукам, но прежде всего — по особому отношению ко всему, что окружает. Даже по взгляду: это взгляд не постороннего созерцателя красоты, а созидателя ее. Любовь к природе, земле у него всегда выражается через действие: ведь кто, кроме него, позаботится? Нечерноземье — это прежде всего край увлеченных людей.
Таков Павел Александрович Зорин, районный архитектор из Калининской области. Тихий, застенчивый, синеглазый человек. Архитектор с высшим специальным образованием пока редкость в сельской местности. Вот и Зорин, по выражению одного из сокурсников, «похоронил себя в глуши». Бежецк — районный городишко, что за масштабы? А он, приехав сюда впервые, сразу понял: все, теперь никуда не деться! Можно любить эти края только за то, что они есть. Но любить — это значит прежде всего отдавать.
— Ведь смотрите, что делается, — горячо, с азартом рассказывал Зорин, — начали ставить дома с плоской кровлей, их «лысыми» в деревнях прозвали. Каким стихийным ветром их занесло в русское село? Испокон веку главным, украшением крестьянского дома была кровля. Двускатные, шатровые, бочковидные крыши с коньками и затейливой резьбой… И никогда не превышали они двух мер основания, и, какой бы дом ни строили русские плотники, строго выдерживали эти пропорции.
Мы ехали в колхоз имени Крупской, и всюду — голубые поля льна — район льноводческий. Мысли у нас с Зориным совпадали. Вот взять те же «скворечники» — дома в пять этажей. На кого они рассчитаны, кто решил вот таким образом стирать грани между городом и деревней? Несколько пятиэтажных домов, выброшенных в чистое поле, изолированных от палисадников и огородов, — и жители индустриальных пригорков уже только по прописке сельские. Это ведь из «скворечников» едут в город за продуктами.