– Почему такая прекрасная дама посреди ночи гуляет одна? Разве Вам неизвестно, что Оренбург криминальный городишко? – в моём голосе слышалась нотка сарказма даже для меня самого. Я осторожно перевёл взгляд на незнакомку, которая в свою очередь мило улыбалась мне в ответ.
– Я, вроде бы, иначе задала вопрос, не так ли? Хорошо, прекрасный незнакомец, меня зовут Катерина.
Она протянула мне нежную, одетую в перчатку, ручку и медленно поклонилась. Такие манеры я последний раз видывал лишь где-то в светском обществе, но никак не в обычных людях. Я обомлел. Воспитана, прекрасна, красноречива. Мне нравилось в ней всё. С каждой минутой я влюблялся всё сильнее и сильнее в юную Катерину.
– Аркадий Васильевич, – ответил ей я и, приспустив тонкую перчатку с руки, нежно коснулся её губами. Где-то выше меня послышался осторожный смех. Положение моего тела помогло мне прочитать надпись на книге. «Капитанская дочка». Как уже узнал я после, она любила литературу, потому что книги в её доме были в самом лучшем виде. – Катерина, Вы любите читать? Я впервые могу лицезреть такую прекрасную, в то же время образованную и милую девушку.
В то время это была редкость. На моём пути встречались девушки красивые, но не образованные. Образованные, но не красноречивые. Красноречивые, но не имеющие красивого облика.
– Faire cesser*. (faire cesser (франц.) – прекратить.*)
Выпрямляясь медленно, чтобы вновь разглядеть весь образ обожаемой мной незнакомки, я смог отметить уровень её интеллекта. «Она знает французский», – пронеслось в моей голове, и на лице поспешила появиться влюблённая улыбка.
– Что ж, я прошу прощения офицер, но мне уже пора. Могу ли я рассчитывать на нашу встречу завтра?
Я лишь ответил невнятное «да» и тут же получил поцелуй в край своих усов. С нежным смехом знакомая для меня незнакомка скрылась из виду, оставляя меня приходить в замешательстве, вперемешку с радостью и счастьем. Я взглянул на луну. Полнолуние. Поправив свой мундир и шапку, я выдохнул с облегчением и переполняющей меня радостью. И тут я понял, что люблю её.
Сигарета уже давно погасла, и я смотрел на то, как трубку дымит Анатолий. Почему-то мне сразу вспомнился роман «Герой нашего времени», обожаемый мною роман Лермонтова. Я всё хотел задать вопрос, но мой собеседник молчал, нервно покуривая трубку. Наконец силы нашли меня, а потому я поспешил спросить.
– А что было после? Вы уехали в Белогорскую крепость?
Аркадий вынул трубку изо рта и выдохнул дым. Уже прекратился снег, и в воздухе просто веяло приближающейся зимой. Этот прохладный ветерок дал ощутить мне ту атмосферу, которой был наполнен рассказ моего товарища. Он лишь взглянул себе на руки и продолжил немного погодя.
– После.… После я ещё пару раз посещал то место, встречался с ней…
Опять же, уже зимним вечером, я стоял у балкона своей обожательницы. Было холодно. Мороз терзал мои щёки и нос, а новая зимняя форма не спасала меня от холода. Но в груди грело сердце, точнее, его трепет. Когда-то мой отец говорил мне, что не бывает любви в 22 года. Но, как оказалось, бывает.
Я вырос под строгим присмотром отца. Моя матушка умерла при родах младшей сестры. Сама же младшая сестра умерла спустя 3 года от страшной чахотки. Нам пришлось переехать с отцом в Оренбург, чтобы эти воспоминания больше никогда не посещали ни мою детскую голову, ни его военную.
Сверху послышался нежный смех, а после знакомый мне голосок. Я сразу же оглянулся, замечая, что Катерина стоит босоногая на холодных деревяшках, отчего мгновенно стал строже обычного. Никогда за всю нашу историю безукоризненной любви я не был с ней строг. Не смел повысить голоса, а тем более поднять руку.
– Почему ты босая? Ты куда вышла в таком виде? Не май месяц, коли заметила! – меня не на шутку волновало чувство ответственности над нею и над самим собою. Она была младше и круглою сиротой, а я был для неё тем, кто мог спасти от страха остаться одной. В ответ я услышал робкий смех. Катерина никогда не грустила, она лишь смеялась и улыбалась при наших встречах.
– А ты не ругайся, душка. Зайди ко мне, чаем угощу, перед отъездом поцелуемся.
Эти речи сразили меня наповал. Я быстрым шагом направился к главному входу. Поднявшись по ступеням, я распахнул деревянную дверь, залетая в прихожую, а затем в саму квартиру. Сняв свой мундир, повесив на вешалку офицерскую шапку, я принялся снимать сапоги. В квартире играл приятный запах мандаринов и чего-то сладкого. Тогда, я так и не понял чего.
– Проходи. Чего же, как не родной совсем? – этот голос сводил меня с ума, и я, скинув верхнюю одежду, прошёл в гостиную квартиры. На стене красовалась полка с различной литературой: художественной, научной, различные учебники. Но то, что меня поразило больше всего – фотография британской учёной Мэри Сомервилль. Тогда я даже понятия не имел, кто это, но общение с Катериной дало мне больше знаний, чем лицей Петербурга. – Присаживайся, угощайся.
Я присел на диван, разглядывая личико своей ненаглядной. Она была безумно похожа на мою покойную матушку. Та тоже всегда смеялась и никогда не грустила, на все комплименты мужчин отвечала лишь редкими усмешками, заставляя моего отца ревновать её к каждому проходящему мужчине. Я погладил свои усы, и рядом со мной села Катерина. Она взглянула на меня, я на неё. Тогда мне не хотелось уходить из её квартиры. Хотелось остаться в Оренбурге с ней, не ехать никуда дальше Губернской улицы, не возвращаться в место моего служения. Будто бы читая мои мысли, она нежно поцеловала меня. Так страстно и чувственно. Я никогда не видел раньше в её поцелуях этого. Моя возлюбленная отстранилась и преподнесла к своим алым губам ладонь, чуть посмеиваясь.
– Катерина, – внезапно произнёс я, заключая в своих ладонях нежную руку моей спутницы. – Мой лучик света. Радость моих очей. Душа моя и жизнь моя. Вы, верно, знаете, что я уже завтра покидаю так полюбившийся мне Оренбург… Белогорская крепость и моя служба разлучает нас! Я не смогу пережить этого мучения, если не буду верить в то, что здесь, в стенах этой квартиры, будете ждать меня Вы, о моя Катерина!
Мой голос задрожал, когда её голубые глаза посмотрели на меня. Моё дыхание участилось, и я был не в силах сказать что-то больше. Мой взгляд перебегал с её прекрасных глаз на губы, шею и после вновь возвращался в былое положение. А она улыбалась. Так, словно видела меня насквозь и читала то, что бушует внутри меня.
– Согласна ли Вы, моя душа, стать моей спутницей жизни? Обещаю, по приезде в Оренбург мы сразу же свяжем нашу любовь узами брака!
Она лишь посмеялась и кивнула головой. Это был знак для меня, и я, на радостях, страстно и со всею любовью поцеловал свою возлюбленную.
Я так и не мог понять, что же помешало счастию Аркадия и Катерины. Что могло разлучить два любящих сердца? Этот вопрос оставался для меня загадкой. Тем временем, на улице уже всходило солнце. Здания были облиты золотым светом, а яркий луч светил из-за крыши прямо мне в глаза. Я потёр уставшие веки и продолжил слушать Аркадия, который с небольшой передышкой заговорил.
– Спросите, почему же мы не женаты? Она вышла замуж за другого во время моей службы. По началу мы писали друг другу письма, она приезжала ко мне в Белогорскую крепость и мы часто виделись там. Гуляли, целовались и строили планы на совместное будущее. Я служил в крепости восемь лет. После двух пролетевших года она перестала ездить ко мне. Редко отвечала на письма, а после и вовсе я не дожидался её ответа. Уехать оттуда я не мог, а моё сердце обливалось кровью.
И вот, наконец, я закончил службу. На радостях, уже представляя себе страстные поцелуи любимой, я ехал в Оренбург. Моя душа, сердце трепетали от одного лишь её образа в моих глазах. Приехал я ночью 29 ноября. Помню, как сейчас, вечер был достаточно холодный. Срывались с неба снежинки, а луна давно освещала пустые улицы родного города. Быстро выбежав из поезда, я стал оглядываться, но моей ненаглядной я так и не видел. Стоял так час, второй, а околев с ног до головы, решил добежать до того самого балкона. По скользким тротуарам, по заснеженным камням бежал я, не озираясь по сторонам, не замечая ничего вокруг. Уже не помню чувств своих в тот момент. Ноги сами вели меня туда, где ждёт меня любимая. Сердце опустошалось с каждым шагом, а из глаз текли слёзы. И вот в прекрасном свете луны я увидел тот самый заветный балкон. Снег разошёлся не на шутку, и с неба уже падали огромные хлопья, застилая землю белоснежным покрывалом. Всё вокруг спало мёртвым сном, а может и вовсе затихло от моего волнения. Но вот я услышал детский смех и позже голос. Мужской голос. Сердце ёкнуло, но я отказывался верить в это. И так я простоял под диким снегом ещё один час. Её не было видно. Снег стал затихать, а мерзкий ветер пробирал до глубины души, заставляя внутри скрипеть от холода кости. Поплелась моя безжизненная душа вновь на вокзал, покупать билеты в Петербург. Поезд был на шесть часов утра, и я присел на ступени. Заснеженные ступени вокзала. Время было половина четвёртого, и сзади я почувствовал нежное, тёплое прикосновение руки.
– Я скучала, товарищ офицер…
Я оглянулся и увидел её. Быстро вскочив, мои глаза наполнились слезами, а губы сами дали себе волю. Щёчки были холодными от студёного мороза, а на губах ещё не растаяла последняя снежинка. Её лицо было полностью зацеловано моими губами, а после я поцеловал её в алые губы, так же страстно и чувственно, как тогда. Но она уже была не той. Не той, которой была тогда. Резкая темнота заставила нас разлучиться друг от друга. Я отстранился и смотрел на неё. Луна уже не светила, а тускло меркла из-за облаков, которые приглушали её яркий свет. Лицо Катерины в тот момент я запомнил навсегда…
– Катерина… Я испугался, что ты…
– Я и правда замужем, офицер.… Не стоит нам больше встречаться. Это была наша последняя встреча.
Она лишь опустила мои руки, перед этим поцеловав их, и собиралась уходить. Моя рука быстро схватила её локоть. Глазки светились, словно тысячи звёзд сверкали в них. Погода в тот день была непонятной: то шёл снег, то затихал, то вновь шёл. Мелкие снежинки вновь пошли с нахмуренного неба. Они медленно падали на землю, на мой мундир и её пальто, что создавало ощущение уединения для меня. Мне нужны были объяснения той, которая обещала ждать и после выйти за меня замуж.